Алексей Суслов - Подслушанная страсть
Лёжа после этой скачки, они рассматривали модный журнал, едва превозмогая желание расстаться до следующего раза. Часто хорошее так быстро утомляет, что хочется всё бросить и освежить голову. Суки-гормоны.
На следующий день Крис Брун принёс с видом хладнокровного палача записку на клочке от газеты и молча положил на столик.
«Прости, но я была не искренна с тобой, мой Митя. Прости! Я захлёбываюсь слезами, сердце вот-вот выпрыгнет как лягушка, я готова хоть сейчас умереть. Но… я так хочу жить, ты не представляешь. Я полюбила, хотя ты не назовёшь это любовью. Я всей душой полюбила Кристи. Она – божественное создание! Её тело сводить меня с ума; я поняла, что с женщинами мне легче заниматься любовью, чем с теми существами, у которых внизу что-то болтается или стоит как дурацкий шлагбаум. Женщины – это упоение… Я готова быть рабой для Кристи, я стремлюсь подчиниться ей до самых нелепых желаний, лишь бы эти желания служили с нашей с ней любви. Прости, но я слишком многословна. Ты был очень любезен в некоторые минуты наших забав, но это всё низко, узко и не впечатляет. Кристи мне рассказала о ваших взаимоотношениях. Ты потерял рудник с золотом. Прощай!»
Митя порвал записку на мелкие кусочки. О, как бы он хотел ударить этих двух мокрощелок, и даже больше – унизить их пред толпой людей, сделать из них нелепое посмешище, однако, этим самым посмешищем оказался он сам. Не ждал он такого коварного удара в его человеческое и мужское достоинство! В голове вертелись слова: «с нашей с ней любви». Боже, как это отвратительно!
Он выбежал без тёплой одежды на улицу, падал, бежал дальше, задыхаясь от звериной злости. Каким-то провидением Митя оказался на заброшенном аттракционе. Ветер трепал порванный плакат «АМЕРИКА ГОРДИТЬСЯ ТОБОЙ. ОТДЫХАЙ ВЕСЕЛЕЕ, ПАТРИОТ!» И вдруг эти ржавые карусели ожили, на них возникли люди. Кристина, Гоблин, Ваня, «Солнце», Гордон Сакс, Крис Брун, Худорковский… Эти мерзавцы глазели на него и истошно кричали: «Лох», «Опять по тебе проехались асфальтоукладчиком?», «Поплачь, мальчик, мама скоро придёт и пожалеет тебя!» Митя бил себя кулаком в грудь, отчаянно желая уйти от этого кошмара, забыться сном. Проклятая жизнь.
Через 15 минут он был доставлен в клинику с раной на руке. Его покусала собака в тот момент, когда он хотел проникнуть в чужой двор. Рана была столь глубока, что боль была адской. Но ещё сильнее болела душа.
Глава 18
Кэтрин приподняла ноги на цыпочки, позвонила в звонок медицинского отделения хирургии. Стеклянную дверь открыла жгучая шатенка со смешным носиком и детскими глазами.
– Я к Дмитрию Пурину, – сказала Кэтрин, улыбаясь. – Ну, тот русский, который слегка пострадал…
– Ему наложили тринадцать швов. У него практически не работает рука. Я боюсь…
– Пустяки! На мужчинах заживает как на собаках. – Кэтрин смело отодвинула медсестру в сторону и пошла по направлению к палате, где лежал восемнадцать дней Митя. Робость у Кэтрин ушла с этой дикой и страстной влюблённость в этого русского ковбоя. Она мечтала о ночах любви в розовых расцветках ночи. Ночи она любила, как любила просить прощение. По духу своей ранимой души девушка была близка к фанатизму. И сегодня, когда боль в ноге, зажившей от перелома, стихла, Кэтрин была сущий танк.
Митя читал «Плейбой», растянувшись на больничной койке. Его не покидала лунная улыбка.
– Привет, – слегка смущённо произнёс он.
– Как здорово ты выглядишь, – посетительница лучилась от счастья. Она наполнила стакан яблочным соком и подала Мите. Пить ему не хотелось, однако он сделал глоток. Холодная влага растопила в душе некоторые льдинки одиночества.
– Как Бруны?
Кэтрин присела на раскладной стульчик, поставила сумочку на колени. Серая, отделанная под золото, эта вещь женского обихода очень шла ей. Думалось, что в такой сумочке можно носить своё сердце. Такие носящие хотят брать звёзды в руки, носить дорогую одежду. Ранимые, не от мира сего робкие, им тяжело добиваться этих самых звёзд. И Кэтрин Сальвадор не принадлежала к рыцарям духа. Но и слабой себя не считала. Это давала ей силы бороться со своим аутизмом.
-О, семейство Брунов чувствует себя превосходно! Скоро весна. Я ещё на семь дней останусь в Альбукерке, а потом слетаю на парочку дней в Сиэтл, к школьной подруге. У нас странная дружба, но крепки как орех. Можно я подвинусь к тебе поближе?
Кэтрин поиграла рукой в роскошных волосах. Февральское смутное солнце ложилось на эти кудри жёлтым снегом.
– В России все такие красивые? – неожиданно спросила девушка, смущённо прикрыв рот шарфом.
Митя выпил два глотка сока. Яблоки, эти сакральные вестницы добра и зла, грозили стать соблазном. Русский слегка напрягся, стараясь разглядеть цвет глаз Кэтрин. Карие? Серые? Он путался в догадках. Для Кристины цвет радужной оболочки был чрезвычайно важен. Как и секс по утру.
Русский ковбой отвёл взгляд в сторону.
– Россия сама по себе красавица. Чем многие и пользуются. А, так, и у нас есть уроды. Моральные, в основном. Жил-был такой Гоблин, мерзкое существо. Может, орк, может, вурдалак. На нашей бирже он постоянно высасывал кровь определённой жертве, ни чем не брезгуя. Ему всегда хотелось красной жижи, хотелось рвать сырое мясо своими когтями. Когда совсем невмоготу, он зажимал в коридоре секретаршу и всаживал свое копье как гарпун в касатку. Но он был не русским.
Кэтрин опустила взгляд на чулки. Её заметный румянец стал ещё ярче.
– Я нравлюсь тебе? – спросила вибрирующим голосом она.
Митя поцеловал её в пухлые губы. Затем они занялись любовью. Кэтрин была малоопытна в делах страсти и целиком доверилась Мите. Объятия писателя словно пух легли на талию американке. Когда русский вошёл её, опустив предварительные ласке, она сильно вздрогнула, у неё закрылись глаза, рассудок потерял цель и смысл… День за окном плясал солнечные танцы. Секс этих двоих ещё долго отражался в больничных окнах, но там никто за ним не наблюдал. Биение сердец сливалось с движением часов; мир сливал с небытием. Возбуждённый до предела, Митя пролил семя так жарко и горячо, что этот жар буквально всю от ног до головы опалил Кэтрин. Свой оргазм она получила с лихвой.
«Подслушанная страсть», этот роман о Средневековье, в который умело была вплетена любовная нить, близилась к середине. Печатая по 15-18 листов в день, Митя получал не с чем не сравнимое удовольствие. Эта книга была горячее женщины. Книга даже может заменить роль женщины, если не иметь пылающих амбиций получить или от книги, или от женщины счастье. Есть ли оно это самое счастье в доступном виде, для ощупа руками и носом?
«Мария ласкала пенис рыцаря пёрышком. Лёгкое касалось тяжёлого. Затем она провела язычком по крайней плоти, облизнула губы как плотоядная кошка. Голубые глаза колдуньи светились неземным светом. Счастье овило её ауру, Мария почувствовала как волна необыкновенного удовлетворения коснулась её голых пяток». Мите это отрывок понравился, но что будет дальше – он не мог сообразить.
Вообще, что люди делают после секса? Курят, матерятся, строят планы и интриги. Некоторые идут к окну и смотрят на деревья и горы, а то – на море и реку. «Колдунья направила плоть рыцаря в себя, как заряжают пушку снарядом». Простое, не самобытное действие, но сколько в нём сакрального смысла, как в тех библейских яблоках. Секс и грех – сколько об этом напридумано, но никто не может распознать их цену, пока сам не попробует. А попробовал, он будет рассказывать об этом другому, много врать. Вечные темы, вечные люди.
Далее появилась деревушка Сомбрацци, на севере Сицилийского полуострова. Великолепный оазис доброты. Здесь жил отчим рыцаря, глухой как пень старик, с рыжими всклокоченными волосами, омываемыми дождём. У окраины Сомбрацци протекала глубоководная река с кишащей рыбой. Неподалёку рос хлеб. Девушки были по-смуглому миловидны.
«Здесь, у леса колдунья и рыцарь жили, обсуждаемые соседями как ветром. Они жили своей жизнью, разговоров не вели, а сплетались как змеи, поглощающие страсть».
Митя вспомнил «Солнце», её таинственно-необъятное лоно, всегда жаждущее любви. Любовь всегда была на первом месте у этой девушки с полурусалочными ногами. Казалось, эти ноги пахли водорослями. И, конечно же, морем, бездонным как девичье лоно.
