Виктория Абзалова - Вопросы цены и стоимости
А может быть, судьба просто, как и любая женщина, не слишком терпелива, и начинает мстить, когда неблагодарные созданья раз за разом проходят мимо, отвергая щедрые дары, да еще не постеснявшись свалить всю вину за собственное разгильдяйство и тугодумие на нее же несчастную! Это ж никакого терпения не хватит, видеть как вновь и вновь все твои усилия развеиваются по ветру прахом, а в награду за добрые намерения оставаться вечным козлом отпущения.
Ты человек или кто? Господь дал своему творению свободу воли, однако почему-то не счел нужным научить ею пользоваться! Или это чада попадаются одни неслухи? Заносит, бывает, а ручка у госпожи судьбы тяжелая… Мало еще никому не показалось.
Что ж, как говориться, за что боролись. Для Равиля полупьяный и абсолютно ему не нужный поцелуй оказался воистину разрушительным. Одно дело раздвинуть ноги перед какой-нибудь мразью, сказав себе: «я просто хочу жить, не хочу валяться окровавленным куском мяса и подыхать в куче отбросов. Подавитесь, сволочи!». И совсем другое дело чувствовать как у тебя встает на первого встречного, который тебя погладил… Шлюха это не профессия, это состояние души.
Хорошо, пусть не совсем на первого встречного! Ксавьер Таш тоже был к нему внимателен, помогал в дороге. Он приятный собеседник, и к тому же молодой и красивый мужчина, а Ожье великолепно продемонстрировал ему, что может быть в постели с мужчиной. Да так, что Равилю впервые за его восемнадцать лет начали сниться эротические сны!
Юноша уже далеко не пугливый девственник, он молод, здоров, полон сил, и у его организма само собой имеются естественные мужские потребности. В подобном смысле к женской красоте он был равнодушен. Раньше у него вообще не было возможности любоваться гибким станом или очаровательным личиком прелестниц, да и не до того. Теперь же, в краях, где женщины, не стесняясь, выставляли лица, плечи и груди, были дерзки и улыбчивы, Равиль окончательно осознал свои предпочтения.
Ему нравилось быть с мужчиной, нравилось когда его интимной плоти или входа касались крепкие руки, хотелось подчиняться, следовать им, нравилось ощущение бархатной тверди внутри, а от поцелуев он сходил с ума… Вот именно. Сучка, грязная тварь. Просто до этой проклятой свадьбы еще оставались какие-то иллюзии, ведь и во сне, и наяву с ним был только Ожье, и поцелуи были только его.
А оказалось вот оно как… Как бы не пытался успокаивать себя Равиль, что ничего постыдного не произошло, что ничего странного и унизительного в том, чтобы хотеть мужчину нет, ведь и Ксавьер, и его покровитель предпочитают заниматься любовью с себе подобными полом, что его ответ на ласки был нормальной реакцией тела, плюсом вино на него всегда действовало сильно, - все равно в конце концов юноша почему-то опять скатывался к самобичеванию.
В довершении ко всем несчастьям, Ожье застал его именно в один из таких моментов, и известие о том, что любимый человек стал свидетелем его позора, сокрушило юношу. До чего же он жалок! Искренняя забота показалась издевательством.
- Малыш, он обидел тебя вчера? - встревоженному Грие уже было не до собственных признаний.
Хотелось задавить мерзавца «родственничка» без всяких шуток. Разумеется, он предупредит, чтобы Ксавьер держался от парня подальше, однако мужчина сильно сомневался, что на этакого типа подействуют убеждения и внушения. Самым эффективным было бы отправить любезного родича в Гарону с камнем потяжелее, но до такой степени одержимости лисенком Ожье еще не дошел.
Юноша был очевидно не в себе, и вдруг взглянул на него странно потемневшими глазами, небрежно откинув голову. Малыш? Обидел? Равиля качнуло уже в другую сторону: да, он такой, какой есть, но он не ребенок, и не животинка, подобранная из жалости!
- Обидел? Что вы! Вы же видели, я сам.
Вот это и называется оглушить! Как обухом, а болит не голова вовсе… Толи стареешь, уже, Грие, толи и у тебя есть сердце, да еще способное вот так дернуть. Чем же он тебя настолько зацепил, рыжик? Равиль ведь жизнью хорошо ученый, на совесть, за просто так, из любопытства никому себя тронуть не даст… и это его внезапное «вы» еще!
- Ну, раз сам, так сам, - протянул Ожье, чтоб хоть что-то сказать. - Только, лисенок, я думал, что ты достоин лучшего…
Трудно понять того, кто сам себя не понимает. А Равиль себя не понимал абсолютно! С одной стороны словно гора свалилась с плеч, что мужчина его не осуждает, не считает испорченной и развратной тварью, готовой лечь под любого, кто погладит в нужном месте. Беспокоится за него как всегда, оберегает… И значит можно тоже простить себя.
С другой стороны тут же рванула душу обида, по-детски огромная, не оставляющая места ни для чего иного: получается, что единственному важному для него человеку вообще все равно, если он с кем-то будет?
Юноша не страдал отсутствием наблюдательности и помнил взгляды, которыми мерили друг друга Грие и лекарь Фейран из Фесса - искры сверкали! А ему что, всего лишь равнодушное предупреждение?!
Конечно, «достоин большего» - грело, спору нет. Едва сахарной лужицей не растекся - высоко ценит… Однако больно сознавать, что для того, от кого принял бы все, - и кару, и муку - при всех превосходных оценках он даже не подходящая замена для куда более важного. Так, - скрасить досуг между склянок, да и то, пока клеймо не разглядел… Жалеет, но брезгует?!
- Вот уж о мужских достоинствах я буду решать сам! - Равиль окончательно запутался в себе.
- Само собой, - согласился Грие, - опыта хватит…
Он и не имел в виду ничего оскорбительного, только то, что нахлебался юноша уже всякого и сам все должен понимать, а как сказал - так ведь тоже больно, когда по живому дерут, тут не до изысканных бесед.
А Равиль от его слов просто обмер, в груди что-то оборвалось, и щеки опалило нестепимым жаром - толи от невыносимого стыда, толи от гневного возмущения. Это даже трудно было назвать обидой! Юноша совершенно перестал понимать что-либо, а может быть, наоборот, слишком многое понял: его новая вера любит кающихся грешников, и в этом представлении ему отводилась роль Марии Магдалины, возвышенной и очищенной Спасителем.
О, ему было бы совсем не трудно и дальше изображать замаливающего грехи грешника, если бы искупление оных - как настоящих так и мнимых, не подразумевало одно весьма существенное «но»: предполагающиеся условия игры были таковы, что не только случайные обжимания по углам, какая-нибудь интрижка, но и то, чего он больше всего желал бы получить от Грие, неизбежно означало бы в глазах мужчины падение обратно. Безнадежно…
Юноша ощущал себя как в ловушке. Хотелось толи заплакать, толи закричать от отчаяния, легкие сдавило, но он лишь расправил плечи. Если он не нужен ни в роли, ни сам по себе, какая тогда разница!
- Сколько опыта ни есть, весь мой! - резко, почти грубо, отрезал в ответ на замечание Равиль. - Пока хватало!
А хотелось крикнуть: не хочу больше никого играть, хочу быть любимым! Тобой… Хочу узнать как это бывает, когда занимаешься любовью с тем, кого выбрал сам, а не трахаешься с любым, кто положил на тебя глаз и затащил в койку (спасибо, если вообще дотащил)… Хотя почему узнать? Вспомнить!
За что ты так со мной… Сначала показал кусочек рая, а потом сказал: «лишь от этого древа не вкушай, ибо оно суть познания добра и зла»! И можно ли удержаться от змеева искушения, если хитрый гад затаился в самом сердце, и только вместе с сердцем его можно вырвать?!
И почему я не тот, кому можно сказать: «вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей…». Если это не любовь, то что? Что тогда такое эта бесова любовь и неужели так тяжек первородный грех, что Бог посылает ее своим чадам в наказание, как будто всего остального мало!!
Но слова шли совсем другие, вымещая всю переполнявшую юношу горечь на ее причине:
- Я свободный теперь! Я решаю, когда и с кем! Ты сам сказал, что мне не отец, а я не девочка на выданье! Я не обязан отчитываться бывает кто-то в моей постели или нет!
Раз уж в ней не бываешь ты…
- Если я тебе в тягость, я уду! Спасибо, я многому научился и смогу заработать на кусок хлеба не только задницей! А многого мне не надо…
О, мне надо очень многое!!! Мне нужен ты.
Ошарашенный бурной отповедью и тоном, яростным сверканием глаз, изгибом упрямо поджатых губ, Ожье тяжело поднялся, и Равиль невольно отступил в сторону - показалось, впервые ударит, так жутко вдруг стало от взгляда. Мужчина отступил тоже, одновременно, против воли, с восхищением любуясь рассвирепевшим, вздыбленным лисом.
Особенно таким… Особенно, если вспомнить каким ласковым и мягким может быть рыжее наваждение.
Хорошее время для дифирамб выбрал! Звереныш вот-вот свою первую добычу зубками в кровь истреплет, а та засмотрелась…
- Смотри, малыш, как знаешь, - веско уронил Ожье. - Я за тебя и правда решать никакого права не имею. Надеюсь, что потом жалеть не придется…
