Лана Ланитова - Глаша
Владимир прилег на кровать и наблюдал за действиями Игната. Глаша с удивлением отметила, что приказчик вел себя даже трогательнее и нежнее, чем сам кузен. Он стал аккуратно расстегивать все пуговки на платье девушки. Он немного волновался и краснел. Сняв платье, ловкие руки принялись за батистовые юбки. Цепочка мелких страстных поцелуев покрывала участки оголившегося тела красотки. И, наконец, когда на Глаше оставался один корсет и шелковые бежевые чулки на кружевных подвязках, он в восхищении уставился на тугую, торчащую от возбуждения розовыми сосками, грудь. Как голодный хищник, Игнат набросился на плотные холмы и стал целовать белую кожу, нежно покусывая зубами яркие бусины сосков.
Владимир располагался рядом, правая рука прижимала упругое, рвущееся в бой, орудие. Расширенными от страсти глазами, он наблюдал за тем, как Глаша возбуждается от горячих ласк Игната. Умелые губы целовали Глашу в горячечно раскрытые для поцелуя уста.
– Бьюсь об заклад, мой верный друг: ты с еще большим аппетитом вкусил бы нашу скромницу в ее форменном камлотовом платье и беленьком переднике с пелеринкой. О! Я представляю этот изыск. Сударыня, вы сохранили ли институтское платье?
– Кажется да. А, впрочем, я не помню, – Глаша прерывисто дышала. – Крестная собирала мои вещи. А что? – она пыталась осмыслить, зачем ее спрашивают о форменном платье.
– Ах, не беспокойтесь. Я просто так спросил… Я полагаю, будет случай надеть на вас институтский наряд. И…
После этого короткого диалога, приказчика Игната охватила сильная дрожь.
«Странно, как же он нежен и ласков, этот чернявый Игнат. Неужели, это он тогда нещадно хлестал Лушку плеткой? Хотя, Владимир сказал, что Лушке это было приятно», – думала, охваченная дурманом девушка. «Спаси меня, боже… Что я делаю, что со мной? Я – одна, их – двое… Какой, грех! Но боже, как хорошо!»
Она вся раскраснелась, две длинные руки крепко обнимали Игната. Белые руки и большие груди в свете свечей поражали ослепительной яркостью на фоне смуглых казацких рук, мускулистых плечей, и широкой спины загорелого приказчика. После, она тянулась губами к Владимиру и страстно начинала целовать его лицо и губы, шепча ласковые слова, тонкие пальцы дрожали и путались в темно-русых кудрях. Глаша была так соблазнительно хороша с растрепанными и выбившимися из косы волосами, так страстна в поцелуях, что походила на лесную нимфу или сумасшедшую горячую вакханку, соблазняемую двумя сильными козлоногими сатирами.
Порой ей казалось, что она не сидит на кровати, а плывет по воздуху, и вокруг нее не две пары мужских горячих рук, а больше: восемь, десять. Словно, многорукое сказочное чудище решило заласкать ее до смерти.
– In vino veritas[44], смотри Игнат, как опьянела наша Глашенька от Иерусалимской слезы[45].
Корсет был расшнурован и сброшен, на девушке остались лишь тонкие шелковые чулочки с кружевными подвязками на длинных стройных ногах. Она была так страстна в движениях и так горяча в порывах, что оба мужчины буквально обезумели от восхищения, удивления и жестокого желания овладеть ею сразу, не медля ни минуты. Они едва сдерживали себя от страсти. Тогда Игнат опрокинул девушку на спину и, встав на колени, подвинул круглые бедра к краю кровати. Он раздвинул широко ее ножки, которые оставались все еще в чулках, твердые губы впились в сочившееся соками, лоно. Он вдыхал ее соблазнительный, тонкий аромат, аромат возбужденной до предела, молодой самочки. Лаская языком распухший бутон и лепестки нежной плоти вокруг него жестким и широким языком, Игнат хотел довести девушку до исступления. В это самое время, Владимир сидел у ее изголовья и целовал кузину в губы, лаская твердые соски. Страстные стоны Глаши тонули в сильных и глубоких поцелуях.
Казалось – еще минута, и Глаша испытает оргазм, ласкаемая двумя, такими нежными и страстными любовниками. Но у мужчин был другой замысел… Прервав неожиданно ласки, Владимир вытащил на середину комнаты высокий табурет, на нем лежала красная шелковая подушка. Игнат потянул разгоряченную Глашу за руки, поставил ее на шатающиеся от слабости и возбуждения ноги. Он аккуратно поправил, подтянул, сползшие было чулочки, так, словно перед ним была маленькая девочка. Эта трогательная забота о ней доставляла ему, взрослому, видавшему многое в жизни, грубоватому мужчине, ни с чем несравнимое, острое удовольствие.
Перед глазами Глафиры все плыло и кружилось, совершенно не к месту в голове запел многоголосый церковный хор: «Аааааа… Иииииизбави нас от Лукавоооогооо…Иииии от нас убо богомерзкое греховное злосмрадие отжени…, да благоприятно Богу вопием: Аллилуияяяяя»
Она дернулась, маленькая ладонь перехватила сильную руку заботливого сластолюбца, мутный, бессмысленный взор скользнул по голым телам мужчин. Сделала шаг назад, на минуту ей стало страшно: «Вот оно. Надо бежать…» Ладони прикрыли пылающее от стыда, лицо. Сумрак, таящийся по углам комнаты, заволновался, задышал, стал пульсировать в такт бьющемуся сердцу. Всюду послышалось шипение, оно – то становилось низким и влажным, то срывалось на визг и вихрилось клубами в высоком бревенчатом потолке. То было не просто шипение – в нем различались человеческие голоса: «Хочешшшььь, ты хочешшшььь, ты этого хочешшшььь, грешшшница… Отринь все сомнения. Шагни! Иди к нам, блудница Вавилонская… Тебе будет сладко… Ой, как сладкоооо».
Она внимательно посмотрела на мужчин: их губы не шевелились. «Кто сейчас разговаривал со мной? Чьи это голоса?» – рассеянно думала она. – «Да, мне будет сладко, я хочу, хочу, хочу…»
– Я хочу! – последние слова она выкрикнула вслух, охрипшим от волнения голосом.
– Игнат, налей ей еще водки. Огненная вода идет на пользу нашей институтке.
Игнат налил Глаше еще стопку водки и дал выпить. Он подвел ее к высокому табурету и велел лечь на него нежным животом, выпятив круглую попу кверху. Глаша сделала все, как ей было приказано. Вся промежность текла до невозможности, ожидая, когда в нее сзади войдет большой горячий гость.
А следом еще один. Её стало слегка трясти от страшного вожделения.
Алчущий бутон внутри лона сильно распух и трепетал в ожидании. Норка судорожно сжималась, будто дышала. Она, как течная сучка, выворачивала нутро, приглашая сильных кобелей к страстному соитию.
– Детка, ты вся истекаешь, но мы, к сожалению, планировали сегодня проявить особый интерес именно, к твоему заднему сокровищу, – сказал Владимир.
У обоих самцов возбуждение сильно нарастало. Они с вожделением разглядывали темно-розовый бархатный кружочек между ягодиц девушки. Ее ножки оставались в шелковых чулках и были чуть согнуты в коленях. Владимир решил быть первым, как впрочем, везде и всегда. Он взял коробочку, в которой лежало душистое масло и, намазав им длинные пальцы, начал обильно смазывать анус девушки. Пьяная Глаша почти не испытала неприятных ощущений от того, что в ее расслабленную норку ввели сначала один, потом два пальца. Ею начала овладевать новая волна возбуждения. Хотелось, как не странно, двигаться навстречу пальцам. Она начала потихоньку подмахивать этим дерзким движениям.
– О, моя дорогая, ваша попа, оказывается, очень любит содомию, – сказал, улыбаясь, Владимир. – Ну ка, Игнат, раздвинь пошире толстые щечки, я отправлю в путь дружка покрупнее.
Игнат крепко держал ее зад, словно хотел показать этой нежной барыньке, что она никуда не уйдет, не свернет в сторону от этой страшной и новой для нее ласки… Несмотря на то, что Глаша была пьяна, резкая боль пронзила ее насквозь. Она стала извиваться задом, пытаясь соскочить с высокого табурета. Владимир, ловко перехватив ее руки, завел их немного назад, так, что она «клюнула» вперед носом и не смогла сопротивляться. Игнат одним коленом слегка придавил голову девушки. Глаша стонала и плакала, прося пощады, но ее мольбы остались без внимания.
Дальнейшее она помнила с трудом: на смену резкой боли постепенно пришло долгожданное удовольствие – сладострастное, почти животное ощущение полноты греховного естества.
Владимир ритмичными движениями двигался в ней. Она уже скорее не плакала, а лишь стонала, тонкая талия выгибалась под ударами сильного орудия. Владимир начал двигаться резче и, наконец, с сильным рычанием кончил, излив горячее семя в Глашино нутро.
Он отошел, пошатываясь от Глаши, и плохо соображая, лег на кровать. Глаша, к удивлению обоих мужчин, не соскочила с высокого табурета, а продолжала покорно лежать на нем, как жертва заклания, еще больше выпятив круглый зад. Не было необходимости заламывать ей крепко руки и держать ягодицы. Она ждала Игната.
Его фаллос вошел, словно хозяин, по проторенной тропе. Его движения немного отличались от резких движений Владимира, тем паче, что он умудрялся еще ласково нажимать на твердый и распухший бутон девушки. Глаша почувствовала, что близка долгожданная разрядка. Она принялась с силой насаживаться на ствол Игната, испытывая такое удовольствие, что ее оргазм совпал с оргазмом смуглого красавца. Глаша кончала долго, бурно и сладострастно, открывая пунцовый рот и судорожно хватая воздух.
