Джеймс Хэрриот - Из воспоминаний сельского ветеринара
Она кивнула сыну, он подошел к приемнику и повернул ручку. В наступившей тишине я сказал Уэсли:
— Поверь мне, ничего другого не остается. Нельзя же допустить, чтобы он вот так мучился, пока не умрет.
Мальчик даже не посмотрел на меня, его взгляд был устремлен на щенка. Потом он поднес руку к лицу, и я услышал тихий шепот:
— Ладно…
Я побежал в машину за нембуталом.
— Не бойся, ему совсем не будет больно, — сказал я, наполняя шприц. И действительно, щенок только глубоко вздохнул. Потом он вытянулся, и роковая дрожь утихла навсегда. Я положил шприц в карман.
— Я его заберу, Уэс?
Он поглядел на меня непонимающими глазами, но тут вмешалась его мать:
— Забирайте, забирайте его! Я с самого начала не хотела эту дрянь в дом пускать! — И она снова погрузилась в свой журнал.
Я быстро поднял обмякшее тельце и вышел. Уэс вышел следом за мной и смотрел, как я бережно кладу Принца в багажник на мой черный сложенный халат. Когда я захлопнул крышку, он прижал кулаки к глазам и весь затрясся от рыданий. Я обнял его за плечи, и, пока он плакал, прижавшись ко мне, я подумал, что, наверное, ему еще никогда не доводилось плакать вот так — как плачут дети, когда их есть кому утешать.
Но вскоре он отодвинулся и размазал слезы по грязным щекам.
— Ты вернешься домой, Уэс? — спросил я.
Он замигал и взглянул на меня с прежним хмурым выражением.
— Не-а, — ответил он, повернулся и зашагал через улицу. Я смотрел, как он, не оглянувшись, перелез через ограду и побрел по лугу к реке.
И мне почудилось, что я вижу, как он возвращается к своему прежнему существованию. С тех пор он уже не разносил газет и никому не помогал в огороде. Меня он больше не допекал, но поведение его становилось все более ожесточенным. Он поджигал сараи, был арестован за кражу, а в тринадцать лет начал угонять автомобили.
В конце концов его отправили в специальную школу, и он навсегда исчез из наших краев. Никто не знал, что с ним сталось, и почти все забыли его. Среди тех, кто не забыл, был наш полицейский.
— Этот парнишка, Уэсли Бинкс, помните? — как-то сказал он мне задумчиво. — Второго такого закоренелого я еще не встречал. По-моему, он в жизни никого и ничего не любил. Ни единого живого существа.
— Я понимаю вас, — ответил я. — Но вы не вполне правы. Было одно живое существо…
Мастерская колесника
Приготовив обитую железом ступицу из вяза, колесник вставляет в нее дубовые спицы. Обод собирается из нескольких ясеневых, вязовых или буковых косяков. При подгонке косяков две спицы немного стягиваются при помощи особого захвата с длинной ручкой. Чтобы колесо получилось крепкое, все пазы, шипы и штыри должны быть выточены с большой точностью. Когда все косяки установлены, на колесо можно надевать железную шину.
Торфяные лопаты
Форма лопат для выкапывания торфа варьирует от местности к местности, но у всех обязательно есть фланец, который расположен под прямым углом к лезвию; он обрезает кусок торфа сбоку, когда лезвие вонзается снизу. Деревянная ручка книзу расширяется, чтобы вырезанный кусок не соскочил с лопаты, пока ее заносят над тачкой. С такой лопатой опытный работник нарезал до двух тысяч кусков торфа в день.
Гуси на рынке
Гусей продавали на рынке партиями с аукциона. Купившие их фермеры выпускали птиц кормиться на стерне, чтобы они были пожирнее, когда настанет время приготовить из них жаркое. По традиции гусей гнали на рынок большими партиями перекупщики, которые приобретали их на фермах и смазывали им лапы дегтем с песком, чтобы они сумели пройти километров 30, если не больше, до рыночного городка, например Ричмонда. Деревенские жители также держали гусей (на выгоне или на берегу ручья) и продавали гусят перекупщикам по 3 шиллинга за штуку.
Картофельный пирог
Выкопанный картофель укладывался на зимнее хранение в бурты, которые в Йоркшире назывались «картофельным пирогом». На рисунке с повозки граблями сбрасывают последние клубни, завершающие длинную кучу, и уже приготовлены связки соломы, чтобы укрыть бурт от морозов и влаги, обеспечив при этом вентиляцию. Картофель извлекали из-под соломы, когда приходило время его продавать на рынке. Теперь картофель чаще всего хранят в помещениях.
Укладка картофеля в мешки
На протяжении зимы картофель время от времени забирают из бурта для продажи. Клубни пропускают через сортировочную машину, отделяющую крупные от более мелких и ссыпающую их в мешки для доставки на рынок. К весне картофеля в буртах почти не остается да и клубни прорастают и уже не годятся для продажи.
4. Рождественский котенок
Этот Сочельник я встречал в большой компании. Нас расквартировали в «Гранд-отеле», по-викториански массивное здание которого, все в башенках и шпилях, царило над Скарборо, так как воздвигнуты эти великолепные чертоги были на холме. В огромном банкетном зале орали и хохотали несколько сотен будущих летчиков. Суровая дисциплина на несколько часов была смягчена, чтобы не стеснять дух веселого Рождества. Так Рождество мне праздновать не приходилось ни до, ни после, и, казалось бы, оно должно было запомниться мне особенно ярко. Но нет! Стоит мне подумать о Рождестве, и на память приходит совсем другое, неразрывно связанное с одной кошечкой.
В первый раз я увидел ее однажды осенью, когда приехал посмотреть какую-то из собак миссис Эйнсворт и с некоторым удивлением заметил на коврике перед камином пушистое черное существо.
— А я и не знал, что у вас есть кошка, — сказал я. Миссис Эйнсворт улыбнулась:
— Она вовсе не наша. Это Дебби.
— Дебби?
— Да. То есть это мы так ее называем. Она бездомная. Приходит к нам раза два-три в неделю, и мы ее подкармливаем. Не знаю, где она живет, но, по-моему, на одной из ферм дальше по шоссе.
— А вам не кажется, что она хотела бы у вас остаться?
— Нет, — миссис Эйнсворт покачала головой, — это очень деликатное создание. Она тихонько входит, съедает, что ей дают, и тут же исчезает. В ней есть что-то трогательное, но держится она крайне независимо.
Я снова взглянул на кошку.
— Но ведь сегодня она пришла не только, чтобы поесть?
— Вы правы. Как ни странно, она время от времени проскальзывает в гостиную и несколько минут сидит перед огнем. Так, словно устраивает себе праздник.
— Да… понимаю…
Несомненно, в позе Дебби было что-то необычное. Она сидела совершенно прямо на мягком коврике перед камином, в котором рдели и полыхали угли. Она не свернулась клубком, не умывалась — вообще не делала ничего такого, что делают в подобном случае все кошки, — а лишь спокойно смотрела перед собой. И вдруг тусклый мех, тощие бока подсказали мне объяснение. Это было особое событие в ее жизни, редкое и чудесное: она наслаждалась уютом и теплом, которых обычно была лишена.
Пока я смотрел на нее, она встала и бесшумно выскользнула из комнаты.
— Вот так всегда, — миссис Эйнсворт засмеялась. — Дебби сидит тут не более десяти минут, а потом исчезает.
Миссис Эйнсворт — полная симпатичная женщина средних лет — была таким клиентом, о каких мечтают ветеринары: состоятельная заботливая владелица трех избалованных бассетов. Достаточно было, чтобы привычно меланхолический вид одной из собак стал чуть более скорбным, и меня тут же вызывали. Сегодня какая-то из них раза два почесала лапой за ухом, и ее хозяйка в панике бросилась к телефону.
Таким образом, мои визиты к миссис Эйнсворт были частыми, но не обременительными, и мне представлялось много возможностей наблюдать за странной кошечкой. Однажды я увидел, как она изящно лакала из блюдечка, стоявшего у кухонной двери. Пока я разглядывал ее, она повернулась и легкими шагами почти проплыла по коридору в гостиную.
Три бассета вповалку похрапывали на каминном коврике, но, видимо, они уже давно привыкли к Дебби: два со скучающим видом обнюхали ее, а третий просто сонно покосился в ее сторону и снова уткнул нос в густой ворс.
Дебби села между ними в своей обычной позе и сосредоточенно уставилась на полыхающие угли. На этот раз я попытался подружиться с ней и, осторожно подойдя, протянул руку, но она уклонилась. Однако я продолжал терпеливо и ласково разговаривать с ней, и в конце концов она позволила мне тихонько почесать ее пальцем под подбородком. В какой-то момент она даже наклонила голову и потерлась о мою руку, но тут же ушла. Выскользнув за дверь, она молнией метнулась вдоль шоссе, юркнула в пролом в изгороди, раза два мелькнула среди гнущейся под дождем травы и исчезла из виду.
— Интересно, куда она ходит? — пробормотал я.
