Майя Фролова - Побаски кошки Мотьки
— Проворонила мышь, недотепа! — насмешливо сказал Митя. Оказывается, он вовсе не спал, а наблюдал за мною. В домике было светло от фонаря, что висел на столбе у калитки.
— Да это же ей в новинку, — стала оправдывать меня мама. — Научится еще.
Оказывается, оба, хитрые, наблюдали за мной.
Как я ни старалась, ни караулила, больше ни одной мыши не увидела. А однажды, когда мы засиделись допоздна на веранде, что-то зашуршало поблизости и на веранду, постукивая лапками, выкатился кто-то проворный, с длинным носом. Обнюхал пол и направился прямо к моему блюдцу с молоком. Вот это мышь! Всем мышам мышь! Если я ее поймаю, меня не будут называть недотепой.
Но как только я прыгнула, оно свернулось клубком и выставило во все стороны колючки. Я не успела сориентироваться и больно укололась о него, даже слезы потекли из глаз. Нет, это не может быть мышью!
— Глупая Мотрона, — утешала меня мама, лаская на коленях, куда я снова мгновенно взобралась. — Это ежик, на него лучше не нападать, сама убедилась, он хорошо себя защищает. Ежик давно здесь живет, обычно появляется поздно вечером. Его приманило твое молоко, учуял и не утерпел. Ты молоко не любишь, а ежик обожает его.
Мама подвинула к колючему клубочку мое блюдечко с молоком.
Ежик высунул нос, принюхался, помедлил и вдруг из круглого превратился в длинного и стал лакать молоко, почавкивая и пофыркивая. Мое молоко из моего блюдца!
Я и про колючки забыла, снова кинулась к нему, но вовремя остановилась. А он больше не стал сворачиваться, продолжал лакать молоко, будто и не заметил меня. Погоди, ежик, я еще докажу тебе, кто здесь главный! Возьму и выпью свое молоко сама. И я стала лакать молоко из блюдца рядом с ежиком.
— Умница, Мотя, — похваливала мама, — лучше с ежиком подружиться.
Впервые мама совсем меня не поняла. Не собираюсь я с этой колючкой дружиться! И молоко постараюсь выпивать сама.
Когда мы улеглись спать и снова началось топанье и шебуршание вокруг домика, я догадалась, что там шастает ежик. Не очень-то хозяйничай, я обвыкну немного и тоже буду гулять ночью. А пока мне еще страшно.
Однажды случилось невероятное: меня оставили на даче одну! Поставили коробку с песком, налили молока, даже котлетку положили, чтоб задобрить. Щелкнул ключ, и я оказалась запертой в домике.
Предательство! Как только мама смогла меня бросить? Не нужна мне их котлета, не нужно молоко, выпустите на волю!
День тянулся долго, но никто не возвращался. Хотя бы Митя пришел, я и ему была бы рада.
Солнце побывало в домике и уплыло. Тишина. И ежик не шастает вокруг, и птички не прыгают на крыше.
Посидела у мышиной норы. Наверное, мыши здесь давно не появлялись, даже пахнуть стало меньше.
В конце концов я уснула. Проснулась, когда в двери поворачивался ключ. Мама вернулась!
Но что это? Вместо мамы в домик ввалились мальчишки и завопили, бросаясь ко мне:
— Мотя! Мотя!
В один миг я оказалась под кроватью. Какой ужас — мальчишки, мои мучители, моя погибель!
Они улеглись на животы, два глазастых и ушастых, пытались дотянуться до меня руками, нежно выкликивали меня:
— Мотечка, Мотечка, выходи!
Не притворяйтесь, знаю я вас, на всю жизнь осталась кривулей.
Но где же мама? Зачем напустила на меня этих мальчишек?
Мама была на веранде, ее голос немного подбодрил меня:
— Ваня, Толя, оставьте Мотю в покое, она привыкнет и сама к вам выйдет.
Как бы не так! Не выйду ни за что!
Мальчишки исчезли, я снова осталась одна.
Они там все весело о чем-то разговаривали на веранде, смеялись. Зацокали тарелки, запахло жареной курочкой. А я должна здесь нюхать мышиный запах под кроватью!
Вдруг крылышко, которое обычно доставалось мне и я его сгрызала прямо с костями, съедят мальчишки? Придется выходить, а то останешься ни с чем. Мама не даст меня в обиду.
Я тихонько высунулась из-за занавески. Никто на меня не кидается, все заняты едой. Незаметно юркнула под стол. Там болталось много ног. Я обошла мальчишкины, потерлась о мамины, села возле них.
Под стол посунулась рука, протянула мое любимое крылышко. Но это была маленькая рука, не мамина.
Мальчишка сказал:
— Это тебе, Мотечка, ешь.
Когда суют прямо в рот аппетитное крылышко, не очень будешь раздумывать. И я не раздумывала. Цоп — и под кресло, в укромный уголок.
Когда крылышко было сгрызено, перед моим носом повисла скомканная бумажка на веревочке. Она раскачивалась и шуршала, задевая за кресло. Ну как не цапнуть лапой?
Бумажка то поднималась, то опускалась, я даже не заметила, как вылезла из-под кресла, ведь нужно было подпрыгнуть, чтоб ухватить ее. А когда бумажка зашуршала по полу веранды и стала от меня убегать, я помчалась следом. Это Ваня играл со мной, а другой мальчишка, Толя, стал вырывать у него бумажку:
— Дай мне! И я хочу с Мотей поиграть!
Мама со мною никогда так не играла. Мне стало весело. Страх улетучился. Ваня с Толей по очереди возили бумажку по дорожке, я нападала, вырывала ее. Мы и в прятки играли. Прятались по очереди, и это было чудесно. То мальчишки от меня, то я от них. И за домиком, и в кусты, даже за калитку выбегали.
Ваню и Толю мама называла внуками. Она их любила, и я тоже полюбила. Я поняла, что не всех мальчишек нужно бояться.
Я уже не бегаю за мамой как привязанная, не докучаю ей. Ваня и Толя берут меня на руки, гладят, ласкают. Я обнаружила, что и у них в груди живет мамино «тук-тук». Выходит, мы все похожи?
Теперь я даже не знаю, с кем мне лучше — с мамой или ее внуками? Жизнь моя стала просто замечательной. Люди все-таки отличные существа, нам не обойтись друг без друга, я это точно знаю. Ты права, мама!
