Никита Карацупа - Записки следопыта
Произошло это в 1920 году в Петрограде. На станции Сортировочная из вагонов систематически пропадали крупные партии товаров, а похитителей обнаружить все не удавалось. Тогда решили применить розыскных собак. Где их взяли? В уголовном розыске. По просьбе командования погранохраны на станцию были присланы два опытнейших инструктора с собаками. И тайники, где были спрятаны похищенные товары, и сами похитители были очень скоро обнаружены.
Эта нашумевшая история побудила начальника Псковского губотдела ОГПУ попытаться организовать службу розыскных собак на границе.
Из питомника, расположенного на станции Фарфоровский пост, под Петроградом, был вызван в Псков инструктор Торстер с розыскной собакой Альфой.
Их послали на одну из застав Себежского погранотряда. В день их прибытия пограничники обнаружили ухищренные следы нарушителей, но поиск лазутчиков оказался безрезультатным. Узнав об этом, Торстер решил попытаться разыскать нарушителей. Вместе с ним на поиск вышла группа бойцов во главе с начальником заставы.
Овчарка взяла след с ходу. Пробежав три километра, вывела на проселочную дорогу, где пограничники в предыдущие попытки следы нарушителей теряли. И не удивительно, ведь они искали видимые следы. А собака ориентировалась по запаху. Пробежав вдоль дороги несколько десятков метров, Альфа потянула инструктора в кусты. Продираться сквозь заросли — дело тяжелое. Да и не верилось пограничникам, что собака ведет их по следу нарушителей, а не гонится, скажем, за зайцем. Хотели было бросить дело, казавшееся уже безнадежным, но Торстер убедил их довериться чутью Альфы. Когда одолели еще несколько километров, начальник заставы предложил Торстеру прекратить поиск и возвращаться на заставу. Но инструктор, уверенный в том, что ищейка идет по следу, побежал дальше.
Впереди лежало болото. Альфа потянула туда. Пограничники изумились: неужели не понимает этот Торстер, что никакой нарушитель в такую топь не полезет! Однако инструктор-упрямец продолжал бежать, поощряя овчарку.
Наконец собака потянула вожатого к островку, где стоял стог свежескошенного сена. Торстер, внимательно следивший за всеми ее движениями, засунул руку в сено и вытащил чемодан. В нем оказалась контрабанда на весьма внушительную сумму.
Альфа же рвалась дальше. Торстер по ее поведению видел, что след совсем свежий. Пришлось пограничникам еще потрудиться. В нескольких километрах от стога, на хуторе, поисковая группа задержала трех контрабандистов.
Вот так пограничники убедились воочию, какой это чудесный помощник — специально обученная собака.
2
Какой мальчишка не мечтает о приключениях, о подвигах? И я мечтал, когда еще пас отару. В ночном, бывало, скакал на коне и воображал себя непобедимым красным кавалеристом. Я вырос, а мечта осталась, жила во мне подспудно, чтобы определить дальнейшую мою жизнь.
Я стал проситься в армию еще за год до срока. Добивался, чтобы взяли добровольцем, и непременно в погранвойска. Почему я решил, что мне нужно именно на границу? Тут «виноват» случай. Пришел из армии один пограничник, много рассказывал о том, как служил в Карелии.
Время тогда было горячее, и его рассказы нас, слушавших, не могли ни захватить.
Пограничник этот дал мне почитать книжку — «Полицейская собака» — так, кажется, она называлась. Тоже вроде бы дело случая. Но это был тот самый случай, который помог мне определиться окончательно и бесповоротно.
— На границе трудно! — пытался урезонить меня секретарь сельсовета.
— Хочу служить там, где трудно, — настаивал я.
— Да ты же вон какой — худенький, маленький.
— Ну и что? Кусаться буду, а врага на нашу землю не пропущу!
Ну он, конечно, смеялся, а я на своем стоял. Уговаривал его чуть ли не год, а пока уговаривал, и время мое подошло — призвали в армию.
В назначенный день, окрыленный, влетел я в кабинет военкома и чуть ли не с порога заявил:
— Направьте меня в пограничные войска!
Военком оглядел хилую мою фигуру и, пряча в усы усмешку, сказал:
— С таким-то ростом? — и занялся разложенными на столе бумагами, будто и не было меня.
Что мне делать? От обиды слезы чуть не брызнули из глаз, но я взял себя в руки и решил, что не уйду, пока не добьюсь своего.
— Так это даже лучше, — говорю военкому, — что я мал ростом: нарушители не заметят, когда буду в дозоре.
— Что? — военком поднял голову, внимательно на меня посмотрел и весело, от души рассмеялся: — А ты находчивый, как я погляжу. Находчивый — это хорошо.
Он задумчиво постучал карандашом по бумагам, потом глянул на меня строго и спросил:
— Родители есть?
— Нет. Живу сам по себе.
— Сам по себе… И давно… умерли родители-то?
— Да еще маленьким совсем один остался.
— А как же ты жил?
— Как придется. Батрачил. Был пастухом. В колхозе потом работал.
Военком посмотрел на мои руки, сбитые, огрубевшие от работы, и вздохнул:
— Да, брат. Уважить, видно, нужно твою просьбу. Не подведешь?
Сердце у меня забилось, и я от радости почти закричал:
— Нет, не подведу!
Тут как раз приехал к нам командир отбирать призывников для погранвойск. И меня в свою группу взял. Не знаю уж почему. Или понравился я ему?
Присмотрелся он ко мне и говорит: «Ты, вижу, парень проворный да шустрый. Так вот, если ты на комиссии себя проявишь, то возьмут тебя в погранвойска».
А форма на нем так ладно сидит, весь ремнями перетянут, на голове фуражка зеленая — глядя на него, я еще сильнее влюбился в погранвойска. Так влюбился, что, казалось, уже не мог сплоховать ни перед какой комиссией.
И вот пришел день испытаний. Я прыгал, ползал, бегал. Помню, оказался перед препятствием, а оно гораздо выше меня. Ну где мне до такой вышины руками достать! Не смогу. Опозорюсь. Вместо границы придется опять в деревню — возвращусь, а там засмеют: какой же ты парень, если к воинской службе не годен! Разбежался я, сколько было во мне злости и отчаяния — все включил в этот прыжок, и допрыгнул! Слышу за спиной: «Да он складный! И сильный, оказывается…»
После этого врачи меня осмотрели, простучали, прослушали, и не один раз. Отбор был необычайной суровости, однако выдержал я и это испытание. Да как! Когда завершила работу призывная комиссия, меня даже похвалили.
И потащились мы на подводах на станцию, в казахстанский город Петропавловск. Прибыли — и сразу в эшелон. В товарных вагонах нас разместили, в каждом — по сорок человек. Добротные деревянные нары в два этажа, чисто, уютно даже. Без постели, на голых досках — кулак под голову — и прекрасно спали!
Ехали до Владивостока пятнадцать суток. Хорошо ехали! Из специально оборудованного вагона выдавали нам чай, периодически — чечевичную и гороховую кашу, а иногда и картофельный суп. Все вкусно! И главное, бесплатно. Нас эта забота удивляла и, я бы сказал, согревала.
Ежедневно «поленницами» вносили к нам в вагон душистые буханки. Каждую делили на восемь, а то и на шесть человек. Мне, как правило, давали порцию меньшую, потому что я был меньше всех. Да я не обижался, считал, что так было правильно.
Ехали мы в своем товарняке дружно. И это было главное. Веселились, радовались, пели песни. А по ночам я, счастливый, мечтал — да нет, не мечтал даже, а пытался себе представить, как там будет, в будущей моей жизни, на грозной и таинственной границе.
Мешались в моем сознании прочитанное, услышанное, воображаемое…
И вот — мечта ли, сон или наяву угаданное будущее? (Сколько раз потом в жизни моей разыгрывались похожие ситуации!) Вдруг привиделось мне…
К дозорной тропе подступали таежные кедры. Туман мешал ориентироваться. Нарушителям он помогал, а вот мне… Казалось, эта густая молочная пелена поглощала даже звуки. Все же по примятой траве я видел, куда убегали от меня неизвестные.
Несколько минут назад собака моя насторожилась. Приложив ухо к земле, я услышал шаги. Переместился с дозорной тропы так, чтобы нарушители нас не миновали; вроде бы в самый подходящий момент их окликнул…
Ну и реакция у этих двоих! Едва заслышав мой голос — бросились в разные стороны и словно растворились в тумане. За одним из них вдогонку устремилась моя собака, а я…
Проклинал я в душе этот туман, но оказалось, что и нарушителям он не был на руку. Сбил я их с маршрута, заметались они и, слышу, бегут назад. Затрещали кусты, и теперь мне нет необходимости придерживаться видимого следа: судя по звуку, один из нарушителей движется вправо. Я устремился ему наперерез. Пробежал бесшумно несколько десятков метров, лег за пригорком. Вот он, голубчик, бежит прямо на меня, ни о чем не подозревая. И вдруг: «Стой, руки вверх!» — вырос я перед ним, встав из травы.
Он упал, перевернулся, хотел откатиться в сторону, но я навалился на него, ухватил за руку, в которой был пистолет. Однако противник мой вывернулся и цепко схватил меня за горло. Я изловчился, ударил его в висок. Стальные пальцы разжались, враг мой обмяк. Я с трудом свалил с себя здоровенного детину, поднялся, прерывисто дыша.
