Людвиг Окунцов - Думает ли собака
Я не берусь точно судить о Рыжем. Одно можно сказать: он стоял ближе к гончей породе. Собака средних размеров, живая, умная, уши ниспадающие, но не безобразно длинные, а умеренные. На не очень большом белом фоне разные рыжие (желтые) пятна.
В общем, обе собаки были дворняжками, ранее бродячими, бездомными. Почему-то я заранее был уверен, что собака способна восстановить свою собачью «гордость», стать хозяином двора, умным и добрым, в меру злым и чутким псом, а её страдания не должны помешать становлению характера.
Рыжий выше, поджарее и слабее Куцего, но он ведет себя более агрессивно и не подпускает его к нам. Рыжий бросается на Куцего и тот ретируется. Он старается оттеснить его от нас, его хозяев, и, следовательно самому оставаться поближе. Мне понятна борьба за лидерство и я не вникаю, не мешаю собачим взаимоотношениям. Время расставит акценты.
Ровно через две недели произошли коренные улучшения наших взаимоотношений. Куцый стал допускать к себе, позволял гладить, надевать ошейник, идти на поводке и вёл себя спокойно на улице. Как ранее было указано, Рыжий пошёл на контакты гораздо раньше. Собаки утром провожали нас с женой на электричку и возвращались сами домой. Путь до электрички 1,5–2 км почти через всё большое село. Собаки знают команду, домой. Они стали приобретать своё лицо, своё собачье достоинство, лаять на чужих людей, как во дворе, так и на улице. Вскорости я достал толстую проволоку, проложил по земле, а к ней прицепил цепи от собак, поделив между ними охраняемую территорию. Переименовал собак. Куцего назвали Рексом, а рыжего — Джеком.
Однажды я пошёл в центр села по магазинам. Около одного из них хулиган приставал к мужчине. Я одёрнул его. На этом бы и делу конец. Но хулиган затаил зло и к вечеру явился ко мне домой. Во двор зайти не смог. Рекс имел доступ к калитке и воротам и злобно рвался к непрошеному гостю. Разговор через забор у нас не получился и я посоветовал «гостю» идти домой и протрезвится. Закрыл калитку и Рекса спустил с цепи. Хулиган не мог войти во двор и долго ходил вокруг забора. Со двора его сопровождал Рекс злобно рыча. Я лёг спать и даже сквозь сон слышал лай Рекса. Через несколько дней хулиган подрался в посёлке и за поножовщины отгремел в места не столь отдалённые. Рекс подтвердил мою веру в него, его привязанность к дому и к нам. Бывший бездомный Рекс, прогоняемый отовсюду, приобрёл свой двор и наше уважение. В то же время Джек полаял на постороннего и быстро успокоился. У гончего свои обязанности. Если бы это была охота, Джек показал бы себя, я в этом не сомневался.
Иногда в будние дни, но обязательно по воскресеньям отвязывал собачек от цепи и на поводке вёл их через асфальтированную дорогу в поле, где они резвились, бегали. Так было и конце мая, перед вечером, когда сумерки ещё не спустились, а словно туман заволокли уходящий день и оставалось достаточно светло. Посмотрев, нет ли по близости автомашин я отпустил собак. Джек сразу же перебежал дорогу, а Рекс почему-то замешкался и топтался по средине. Я позвал его, боясь, чтобы случайная автомашина ненароком не сбила. Он повернулся ко мне, сделал несколько шагов. И тут из низины дороги вынырнула, как из под земли, черная «Волга». Она сливалась по цвету с асфальтом. Водитель видимо спешил. Рекс от внезапности растерялся. Всё произошло в считанные секунды. Я услышал глухой удар и увидел, как Рекс отлетел от чёрной громадины метров на десять вперёд и влево. Он был недвижим. В отчаянии я пошел не к Рексу, а домой. Передо мною вдруг стала короткая жизнь собаки. Почему, я не знаю. Но я думал в тот момент только об этом. Теперь жизнь повернулась к нему лицом и погибнуть? Через метров пятьдесят вернулся. Взял за ошейник и оттащил неподвижную собаку на обочину. Рекс лежал на боку без признаков жизни. Движимый жалостью и слабой надеждой, приложил ухо к грудной клетке. Каково было моё удивление, когда я услышал слабое, едва слышное дыхание. Рядом протекал ручеёк от таявшего снега. Я нашел консервную банку, ополоснул её и стал лить холодную воду на голову пса. Дыхание участилось, стало прослушиваться сердцебиение. Я носил воду и лил на голову многострадального животного. Мордочка собаки стала выражать скорбь и боль. Внезапно Рекс попытался поднять голову, но сделать этого не смог. Бессильно затих. Я поместил голову Рекса на возвышение. Не постоянно, а периодически лил воду на голову. Дыхание становилось более глубоким и ровным, но собака оставалась недвижимой. Я взял Рекса на руки и принёс во двор. Поместил в укромное место, дал анальгин, кардиамин и положил мокрую тряпку на голову. На второй день собаке стало настолько лучше, что она увязалась за Джеком на улицу. Я понял, что Рекс будет жить, несмотря на тяжелое сотрясение головного мозга. Просматривались ссадина на левом надбровье, на лбу. Оказалось поврежденным запястье левой ноги. На эту область приложил две обычные дранки и обмотал их бинтом. Кости были целыми. Рексу было плохо. Анальгин чередовал трифтазином, продолжал давать сердечное. Когда был дома, прикладывал мокрую тряпку к голове, но собака её сбрасывала. В течение недели Рекс отлёживался. От обычной еды отказывался. Стали покупать ему варёную колбасу и молоко. Через декаду после наезда собаке стало настолько лучше, что я повёл её на прогулку. Около дороги отпустил с поводка, и Рекс побежал не через дорогу, а домой. Через пару дней вновь повторил прогулку. Рекс боялся дороги. Запомнил, где случилась беда. Значит с памятью в порядке. Прошло двадцать дней. Рекса выпустил на самостоятельную прогулку и он целую ночь пробегал неизвестно где. К концу июня, при общем удовлетворительном состоянии, появилась левосторонняя атрофия лицевых мускулов. Пришлось делать массаж. Ещё через месяц явление атрофии приостановилось, при общем хорошем состоянии собаки. Рекс набрал вес. Через три месяца после травмы у собаки нормализовалась мускулатура лица. Да и бегал Рекс прыжками, упруго. Случай печальный, а с клинической точки зрения назидательный и благоприятный. Я не терял надежду на выздоровление своего четвероногого друга. И это наряду с сильным организмом пса, возымело действие.
Вскорости я переехал в город N. Багаж отправил поездом, а втроём полетели самолётом. В одной руке у меня была клетка с вороном Кузей, в другой поводок с Рексом. У Рекса была ветеринарная справка, удовлетворяющая, что он клинически здоров, привит против бешенства и эктопаразитов не имеет.
На месте прибытия таксист вполне серьёзно спросил: цирк приехал? Не менее серьёзно я ответил: да, цирк.
4. О чем лает собака
У меня выработалась определенная точка зрения на хорошую и неудовлетворительную деревню, на красивый двор и не совсем себе. Где бы я не появлялся, условный тип моих представлений накладывался на существующий и давалась соответствующая оценка. Посудите сами, можно ли представить деревенский двор без сада, собачьего лая, щебетания и стремительного полета ласточек, а деревенскую улицу без колодезного журавля или гнезда аиста? Если такая деревня и существует, то выглядит очень сиротливо и обездоленно. И приближаясь к такому сельскому населенному пункту, вряд ли вы увидите возвышающееся над домами прекрасное архитектурное здание церкви, или церквушки, не говоря уже о золотых ее куполах, радующих взор селянина или путника.
В некоторых деревнях теперь вместо колодца и возвышающегося над ним журавля установлены металлические водоколонки, а вместо домиков, хат — немало многоэтажек. Не вяжутся с сельским пейзажем и бытом многоэтажные дома, а дворы без живого «одушевления». Беспричинный собачий брех, лай или скулеж «на ветер» вселяют жизнеутверждающую силу и веру человека во что-то нескончаемое, а жизнь — беспредельную.
По службе, в связи со следствием чернобыльской трагедии, мне с некоторыми сослуживцами пришлось побывать в двух деревнях: одной, где людям разрешали жить и пасти скот с проведением предохранительных мер и в другой, в полукилометре от первой — в зоне отчуждения, где радиоактивные осадки превышали допустимые нормы и жить, подвергая себя серьезной опасности, было запрещено. Заместитель директора, поговорив с нами и получив согласие, решил провести нас по оставленной людьми деревне Ноздрищи. Закрыв стекла дверей «Газика», мы двинулись в путь. Было лето. По обе стороны асфальтированной улицы, огороженные подогнанным штакетником, стояли недавно построенные, красивые одноэтажные дома с надворными постройками. Хорошо сохранившаяся краска на ставнях, окнах, дверях домов и новые доски сараев свидетельствовали о недавней трагедии и трудолюбии, аккуратности украинцев. Еще не коснувшиеся запустения, в полной силе стояли фруктовые сады, подчеркивая случившееся. Мы останавливались у домов, чем-либо заинтересовавших нас, не покидая автомашины. Деревня была мертва. Почти мертва. Стояла необычная, гробовая тишина. Казалось, уши были заложены прессованной ватой. Не берусь утверждать насчет птиц, возможно они были напуганы двигателем автомашины, но с полной уверенностью заверяю, ни единого лая не было слышно во всей деревне. На специально оставленном пустыре, между домами, находился колодец с журавлем (вероятно, не один на деревню). От него двое стариков на коромыслах несли в ведрах воду. Заместитель директора, побывавший здесь не раз, комментировал:
