Венди Холден - Угги. Моя жизнь
После того как Омар обучил Пита-экстремала премудростям воднолыжного спорта, тот поучаствовал в собственных десантных операциях. Этот пес был бесстрашным! Единственное, к чему никак не мог приспособиться, это громоздкий спасательный жилет, который приходилось надевать всякий раз, спускаясь на воду.
В то время я торил свою тропу в жизнь. Первые хозяева дали мне кличку Угги. Я бы предпочел Герцог или Граф, что подчеркнуло бы мое царское происхождение куда лучше. Тогда Пит уже был живой легендой. Совсем скоро они с Энди стали моими братьями по труппе и образцами для подражания: Пит – на спортивном поприще (я так и не достиг такого же совершенства), а Энди – в актерском мастерстве (его я даже превзошел).
К сожалению, у Пита был один роковой недостаток. Он испытывал сильнейший страх перед выходом на сцену всякий раз, когда ему приходилось выступать перед живым зрителем. Он вешал уши и полностью терял способность сконцентрироваться, особенно если зрители начинали аплодировать и что-то громко восклицать. В отличие от Пита, Энди был прирожденным актером и сделал шикарную карьеру на телевидении и в рекламе. Он был первым из воспитанников Омара, кого пригласили на полноценную роль в кино.
Эти два терьера побили все мыслимые рекорды.
Энди оставил этот мир в шестнадцать лет, что соответствует 112 человеческим годам. Внушительно, не правда ли? С Питом-экстремалом произошел несчастный случай: любопытство одолело, и как-то раз он укусил ядовитую жабу, а ее токсины смертельны для собак.
Я уверен, что Питу и Энди суждено встретиться на небесах, чтобы резвиться там целую вечность. Конечно, эти мысли не сглаживают горечь утраты. Мы с Омаром до сих пор с тоской вспоминаем их мордашки.
Собака прыгает к вам на колени, потому что любит вас; кошка – потому что ей там теплее.
Я никогда не гордился тем, что убил кошку. Будь это белка или зебра – было бы чем похвастать. Впрочем, когда я переехал жить к Омару, у меня появились сестры-кошки, и они оказались вполне ничего. Конечно, как и все другие кошки, они были себе на уме и оставались дикарками. Они тучами истребляли птиц, мышей и прочих беззащитных тварей, которые попадались к ним в лапы, предавали их нескончаемым мукам: хлестали когтистыми лапами и с любопытством наблюдали, как долго протянет жертва с оторванным ухом, лапой или выколотым глазом. Попробовали бы они проделать это с животным своего размера! В голове не укладывается, как люди (даже самые добрые и отзывчивые, с которыми я сталкивался) могут терпеть такую первобытную жестокость. Или они не замечают, что делается у них под носом, пусть даже у людей он теплый и сухой? Даже Гизмо – один из редких котов, который не вызывал во мне отвращения и, надо признать, был довольно умен, – часто не мог устоять перед соблазном пустить кровь какой-нибудь беззащитной зверюшке, повергая тем самым в ужас Мерси и Терри.
Коварный, хитрый, скрытный, пронырливый, подлый – вот отличный синонимический ряд, который точно характеризует всех кошек.
Отклоняясь от темы предумышленных кровавых расправ, расскажу и о том, что заставляет меня восхищаться этими существами. Конечно, завораживает уже то, что у кошки предположительно девять жизней, хотя, с другой стороны, это возмутительно – где же тогда справедливость? Но есть кое-что еще: их взаимоотношения с людьми. Здесь правила диктуют кошки. В отличие от собак, простодушных и заботливых, они злопамятны и хитры.
Кошки жестоки, и тем не менее они – совершеннейший образец спокойствия. Словно гибрид Джеймса Дина, Грейс Келли, Стива Маккуина и Ингрид Бергман. Этот список можно продолжить.
Тот случай с кошкой (как потом выяснилось, погибшую звали Гейт) произошел, когда мне было несколько месяцев. Кажется, к тому времени я еще не осознал, что я собака. В промежутках между едой, сном и изучением себя во мне бурлила такая необузданная энергия, что я был готов взорваться.
Как только мой нюх проснулся, запахи заполнили все пространство вокруг, и я без устали принюхивался, пытаясь разобраться в них. Я вырывался из дома, клетки или машины и со всех лап бежал во двор, в парк или на улицу к самому интересному.
За этим щенячьим взглядом таится убийцаЯ нетерпеливо лаял и огрызался на все, что оказывалось в поле зрения или на пути, будь то вращающиеся колеса, голуби, пустые пластиковые мешки, белки, другие собаки или – к несчастью – кошки.
Мое тело пробуждалось, и я бросался в бой, рассекая пространство, как артиллерийский снаряд.
Мой щенячий энтузиазм был прекрасным топливом, мой нюх – лучшей навигационной системой из всех возможных. Ведомый природными инстинктами, в тумане сумасшедшей увлеченности я часто не слышал, что мне говорят или кричат. Ничто и никто не мог меня остановить, я превращался в несчастный случай, который вотвот произойдет.
Однажды мы с семьей поехали на барбекю в соседний штат. Там я и пал жертвой собственных первозданных инстинктов. Вырвавшись из рук человека, который чуть не затискал меня до смерти, я почувствовал под лапами почву и пустился наутек. Прежде чем меня поймали, я оглушил весь двор радостным лаем и выбежал на улицу, напугав своим внезапным появлением велосипедиста. Благодаря небольшому росту я без труда пролез под изгородью и очутился в подвале соседнего дома. Пока глаза привыкали к темноте, я задрал морду и учуял незнакомый запах – смесь аммиака и дохлой рыбы. Фу!
Слух был острым, поэтому, еще не разглядев источник вони, я услышал его. Что-то зарычало, зашипело, в темноте блеснули клыки. Я увидел чей-то нос, исполосованный боевыми шрамами. Животное уставилось зелеными глазами и занесло когтистую лапу.
Я и пискнуть не успел, как шипящее чудовище вцепилось своими когтями, принялось царапать и рвать мою шерсть, морду, глаза. Я вырывался из когтистых лап, но они тянули меня все глубже и глубже в подвал. Мы катались в липкой куче клювов и костей – месиве кошачьего завтрака. Фу! Фу!
Пользуясь охватившим меня отвращением, дикарка тут же добилась преимущества и оказалась на мне. Острые зубы впились в шею, и я издал истошный вопль, поразивший меня самого. Люди бросились ко мне: «Угги! Угги!» Их крик насторожил чудовище – вероятно, оно пыталось оценить масштаб надвигающейся опасности.
Стараясь не упустить свой шанс, в темноте я бросился на обидчика и изо всех сил сомкнул зубы над тем местом, которое, по моим расчетам, было его глоткой. Я почувствовал вкус крови, но продолжал трясти то, что было у меня в зубах, до тех пор, пока оно не перестало шевелиться.
Я знал, что сейчас примчатся люди, поэтому начал пятиться из темной западни и тащил за собой трофей, чтобы похвастать перед хозяевами своей отвагой.
Выбравшись на свет, я оказался в кругу уставившихся на меня людей. Странно, но в их взглядах не было одобрения. Я разжал челюсти. На землю упал труп одного из детенышей чудовища.
Мои дела были бы не столь плохи, если бы убийство котенка оказалось моим первым прегрешением. Но на счету были и другие: я гадил, бросался на машины и велосипеды, рвал тапочки и туфли, валялся в лужах. Согласитесь, все вместе характеризовало меня не с лучшей стороны. А теперь я вдобавок замарал свои лапы кровью. Люди могли счесть меня безнадежным. Я принял самый трогательный и преданный вид, но это не помогло. Негативное решение было лишь вопросом времени.
«Эта собака неконтролируема! – резюмировал один из людей. – Если до конца недели не найдется какой-нибудь сумасшедший и его не заберет, то придется отдать в приют».
Тогда я еще не мог осознать, что тот день оказался самым счастливым в моей жизни. Меньше чем через неделю в мою жизнь вошел «сумасшедший» Омар фон Мюллер.
Актерская игра – не больше и не меньше, чем обыкновенная игра. Идея в том, чтобы облагородить жизнь.
Первое время у Омара было слишком много работы, чтобы всерьез заняться мной, и он попросил свою знакомую понаблюдать за мной недельку. Все складывалось неплохо, хотя пару раз за небольшие провинности меня все же ссылали на задний двор. Приключения начались с того, что меня смертельно оскорбил козел моей временной хозяйки. Сам козел смотрел на дело иначе. Он скреб землю и кривил передо мной свои эластичные губы так, что выглядывали желтые зубы. Вроде пустяк, но хватило, чтобы вывести меня из себя. Я рванул к козлу, чтобы выразить лаем свое возмущение. Злодей выставил рога, чтобы меня боднуть. Страсти накалялись. Я стал нарезать круги, пока у козла не закружилась голова, и он не потерял способность предугадывать, с какой стороны я зайду в следующий раз. Я поджидал, когда козел окажется ко мне задом, подпрыгивал и впивался в его ляжки острыми, как иголки, зубами, хватался за редкую шерсть, садился верхом.
Несколько раз я видел по телевизору родео и всегда жалел этих бедных животных, особенно когда какие-то энтузиасты запрыгивали на них и заставляли, отбрыкиваясь, скакать по арене. Зато теперь я могу сказать, что тот случай с козлом запомнился мне как один из самых веселых в моей жизни.
