Дженни Смедли - Верные друзья. Собаки, которые всегда возвращаются
В тот день Тони был в Лондоне по работе и не мог вернуться вовремя, чтобы помочь мне, но отец ответил на мой безумный телефонный звонок, и, благослови Бог его мужество, приехал, чтобы сделать то, на что я решиться не могла. Он приехал, чтобы придержать голову Балу, когда тому будут делать укол. Он был другом, которого мой пони знал, так что в присутствии знакомого человека ему было легче сохранить спокойствие. Я никогда не нашла бы в себе достаточно сил, чтобы сделать это. Отец велел мне попрощаться с пони. Я послушалась, погладила его нос, запоминая это последнее прикосновение на всю жизнь и подавляя слезы, а потом с рыданием была уведена в дом, который примыкал к саду. Милая хозяйка дома искренне сочувствовала моему горю. Потребовалось несколько недель, чтобы пережить этот ужасный шок. И только много лет спустя ко мне пришло понимание того, почему иногда трагедии должны случаться и почему друзья порой должны оставить нас.
Мне не следовало так торопиться с тем, чтобы заполнить пустоту, оставшуюся в моем сердце после ухода Балу. Но в то время по предписанию врача я принимала успокоительное и, наверно, была немного не в себе, не вполне понимала, что делаю. Очень скоро я обзавелась прекрасной кобылой по имени Синди. Я едва ли могла правильно выбрать лошадь, находясь под действием лекарств. Неприятности оказались неизбежными.
Незадолго до несчастья я перевела Балу в конюшню получше, где работало много хороших, понимающих людей, и однажды, уже после его смерти, когда я была там, владелица одной из лошадей, Анжела, зашла в конюшню и спросила:
– У кого появилась новая лошадь?
Я знала, что она говорит не обо мне, к тому времени у меня вот уже несколько недель была Синди.
– О чем ты? Нет тут никаких новых лошадей, – ответила я.
– Да вон же, в поле! Черный конь, скачет туда-сюда вдоль перелеска. Прямо сумасшедший какой-то! Странно даже, больше с ним никто не бегает.
Она была озадачена, потому что обычно все лошади очень оживлялись, когда появлялся новенький. Мы очень любили наблюдать за тем, как новая кобыла или жеребчик вливаются в табун. Я повторила, что ни у кого на дворе не было новой лошади, и мы пошли наружу посмотреть на поле, но к тому времени смотреть уже было не на что. Не было никакой новой лошади, которая бы играла на опушке, и все остальные мирно и безмятежно щипали траву. Мы не знали, что думать, но мое сердце хотело верить, что это был дух Балу, потому что самым странным во всем этом было то, что в конюшне и вокруг кроме него больше не было ни жеребцов, ни кобыл черного окраса.
На следующий день я готовила Синди к первому выступлению на показе, но быстро поняла, что затея обречена на провал. Вероятно, в прошлом ей довелось пережить аварию в кузове грузовика, потому что я не смогла заставить ее залезть в фургон никакими ухищрениями. Нам было нелегко загнать ее в большой денник, когда мы перевозили ее домой после покупки, но в этот раз все было намного хуже. Она становилась истеричной при одном намеке на то, что следует зайти в трейлер размером поменьше. Мы перепробовали все, и когда, в конечном счете, наши усилия увенчались успехом, она буквально сошла с ума, как только мы тронулись с места, начала лезть на стенки и падать на пол. В общем, пришлось нам ее выпустить подобру-поздорову. Судя по всему, с Синди я не могла осуществить своих планов – ездить на показы почти каждую неделю. Я призналась себе, что мы с Синди не подходим друг другу, и разрыдалась на руках своего друга, со всхлипами призывая моего ненаглядного Балу вернуться ко мне. Мне удалось пристроить Синди в очень хороший дом, где ее никто никогда не потащит в грузовик. Новые хозяева управляли прекрасной школой верховой езды и прибыли за ней в деннике, который был настолько большим, что она даже не поняла, что это был денник. Они сказали мне, что ей двенадцать, а не восемь, как я ошибочно считала, лет. Было трудно принять тот факт, что кто-то воспользовался моим горем и состоянием отчаяния, чтобы продать мне абсолютно неподходящую лошадь, но я не извлекла из этого опыта должного урока. Но, по крайней мере, конец истории с Синди получился счастливым, и пять лет спустя я вновь повстречала ее в одной из конюшен. Она стала хорошо откормленной, довольной кобылицей. Так что мне приятно думать, что я должна была войти в ее жизнь только затем, чтобы привести ее туда, где ей предначертано было провести этот этап своей жизни.
Несколько месяцев спустя я предприняла новую попытку, но снова оказалась обманута. Мы купили красивого, на вид безупречного англо-араба[19] по имени Керрундер. Это был своего рода отход от правил, ведь и Балу, и Синди были кобами, но мне отчаянно хотелось найти подходящего коня и вернуть свою жизнь в прежнее русло. Он был очень тихим для коня такой высококлассной породы, так что я надеялась, что все у нас сложится. Темная блестящая шкура, изящность форм. Он совершенно спокойно забрался в трейлер, отлично перенес переезд, оказался прекрасным прыгуном, так что перспективы рисовались самые радужные. Но на следующий день произошли кое-какие неприятности, которые вызвали у меня подозрения. Я вышла к нему в поле и попыталась увести под крышу, но без узды не смогла заставить его сделать это. Позднее, обратившись за помощью к более опытным заводчикам, мы пришли к выводу, что его, возможно, специально не поили перед тем, как я пришла посмотреть на него, потому что жажда не позволяла ему капризничать. В самом деле, когда мы привезли его домой, он выпил два полных ведра воды. Я справилась с этой ситуацией, и в течение нескольких недель все было отлично.
Но как-то летним вечером, когда я была на тренировочной арене, Керри ни с того ни с сего вдруг стал отказываться прыгать. При этом он не только проявлял явное нежелание отрываться от земли, но и начал шататься. Он вел себя настолько странно, что мне пришлось спешиться и вернуть его в конюшню. Я провела бессонную ночь, ломая голову над вопросом, что же с ним могло быть не так, но на следующий день он, вроде бы, находился в прекрасной форме, так что я спокойно поехала на нем, думая, что он, должно быть, накануне ушиб заднюю ногу, вот и прихрамывал. На следующий день моя подруга Яна вернулась из поездки верхом очень озадаченной. Она рассказала мне, что была в поле, где мы обычно катались, и ее лимонно-белый пони, Уиллум, встрепенулся, заслышав голос другого коня, скакавшего на соседнем поле по ту сторону массивной изгороди. С Яной на спине Уиллум понесся в том направлении, и она не могла остановить его. Невидимый конь двигался в том же темпе, и Яна слегка запаниковала, потому что они приближались к тому участку изгороди, где была брешь, и она представила, что Уиллум, взволнованно ржавший, и другой конь могут столкнуться на полной скорости. Но Уиллум внезапно остановился в нескольких ярдах от бреши. С соседнего поля не доносилось ни звука. Яна осторожно выехала на ту сторону. Никакого коня там не было.
Это снова был Балу – мы обе знали это. Уиллум был его лучшим другом. Мы с Яной поговорили об этом. Да, было прекрасно, что Балу вновь навещал нас, но нам следовало понять, почему он делал это. В прошлый раз, помнится, он появлялся как раз перед тем, как я обнаружила трудности с Синди. Возможно, он пытался предостеречь меня и насчет моего нового коня. Я решила не рисковать и позвонила в ветеринарную клинику, чтобы договориться об обследовании Керрундера. Новости оказались ужасными. Он страдал от стенозированной миелопатии[20] шейного отдела позвоночника, из-за чего позвоночные диски этого отдела были сдавлены. Видимо, это была родовая травма. На тот момент в арсенале медиков не было средств коррекции данной патологии, так что Керрундеру предстояло уйти на покой. Когда он отдыхал, то на время его состояние нормализовалось; видимо, именно так торговец и сумел обвести меня вокруг пальца. Проблема же состояла в том, что в работе от него можно было ожидать чего угодно и нельзя было предугадать, что конкретно он может сделать, когда его позвоночник вновь заболит. Ветеринар сказал, что состояние коня было невероятно опасным, и, угоразди нас ехать вдоль дороги в момент приступа или же брать барьер, итог мог быть самым печальным для нас обоих, поскольку кони с этой патологией не контролируют свои движения, когда происходит компрессия позвонков.
Я была опустошена и в то же время испытывала некоторое ликование, потому что теперь я знала наверняка, что оба раза Балу вернулся предупредить меня об опасности. Мне нужно было пережить расставание с еще одним конем; к счастью, мне вновь повезло найти для него хороших хозяев. Я начала переживать, удастся ли мне когда-нибудь найти лошадь, которую одобрит мой ненаглядный Балу.
К счастью, на помощь мне пришел «золотой мальчик», Скайуокер, 15,33 ладони ростом, каштановый, уэльский коб аристократического происхождения. Ему было три года, когда я влюбилась в него так, как никогда не влюблялась в жеребчика или кобылу прежде – со времен Балу. Владелец его был чем-то похож на того, у кого я когда-то купила Балу. Нет, он не был путешественником, но тоже занимался простыми, чисто земными делами. Скай был приучен к упряжи, но седока на спине носил от силы несколько раз. Тем не менее, он оказался послушным, пусть и немного робким; к тому же, он знал, что такое дорожное движение.
