Эрик Найт - Лесси
Тутс пользуется известностью чуть ли не наравне с самим Роули. Она умеет стоять на задних лапах на перевернутом горшке, раскачивая на носу другой, поменьше. Она умеет вскакивать на деревянный шар и, балансируя на нем, катить его вперед. Она умеет подбирать с земли монетки и подносить их Роули. Она умеет прыгать через обручи.
Всякий раз, как Роули приезжает в хорошую деревню, он там дает представление с Тутс — не ради денег, как какой-нибудь странствующий комедиант, — нет, просто потому, что его радуют смех и радость детей, собравшихся вокруг.
От города до города Тутс гордо сидит на козлах, как сидит она сейчас, глядя на дорогу, пока Роули рассказывает своей песней печальную повесть о несчастной деревенской девушке.
Он не думает о словах песни. Мысли его, как всегда, обращены к окружающему миру. Странствуя и живя всегда под открытым небом, Роули знает о своем мире очень много. Он знает, где гнездятся сороки и когда прилетают и отлетают ласточки. И ни один охотник не приметит так зорко проскользнувшее рыжее пятно — лисицу!
Так и в это утро его слух и зрение были насторожены. Он окинул глазами поле, и песня его оборвалась. Он на ходу вскочил на свою повозку, на ступеньку возле оглобель. Так он и ехал дальше, прижавшись всем телом к кузову. Ехал и наблюдал. Прямиком через поле бежала собака, неуклонно правя путь к дороге.
Она бежала, не останавливаясь, как будто повозка с лошадью представлялись ей единым созданием природы, как дерево или олень. Роули это понимал и старался держаться так, чтобы его не было видно. Он только пробормотал про себя:
— Эге, куда же это ты поспешаешь?
Собака все приближалась по неразгороженному дикому полю, пока не соскользнула на дорогу как раз к тому мгновению, когда мимо прокатила повозка.
— Ну, и чего ж тебе надо? — сказал Роули вслух.
Собака поглядела и, перескочив через канаву, опять побежала полем.
— Что, тебе не по вкусу мое общество? — сказал Роули.
Он соскочил со ступеньки и опять пошел пешком, не спуская глаз с собаки. Теперь она бежала впереди, слева от него, но держась почти параллельно дороге. Путь преградила река. Собака стала опять приближаться к дороге, чтобы воспользоваться мостом.
Роули полез в фургон, а когда вышел из него, в руке у него было несколько кусочков печенки. Тутс наставила нос и завиляла своим ублюдочным хвостом.
— Это, доченька, не тебе, — сказал Роули.
Он не сводил глаз с той собаки. Она должна была выйти к мосту одновременно с фургоном.
— Хорошо, на этот раз мы сделаем вид, что не замечаем тебя, — сказал он вслух.
И запел во весь голос:
Бывало, старый мой отец мне говорил любя:
«Послушай, дочка, старика, поучит он тебя…»
Потом вдруг:
— Но-но, Бесс, сюда! Нет, не вправо — справа канава. Эгей, эгей, чуть левей! Вот так! И дальше:
Чем хочешь, только не умом твоя головушка полна,
На одно лишь и достало у тебя ума…
Распевая так и то погоняя, то придерживая лошадь, Роули вступил на мост в тот момент, когда выбежала к мосту и собака. Он шагал, распевая во весь голос и делая вид, будто не замечает ее. Собака остановилась, как бы давая ему проехать вперед. Роули не повернул головы. Зато он помахал в руке кусочками печенки, чтобы в воздухе разнесся ее запах. Он незаметно обронил кусочек. Потом проехал мост. Оглянулся вполоборота — посмотреть, как поведет себя собака.
Позади, у въезда на мост, Лесси медленно подошла к ломтику мяса. Вкусный запах, казалось, заполнял весь воздух. Голод подействовал на ее слюнные железы, рот ее наполнился влагой. Она подошла ближе. Она наклонила голову, приставив нос вплотную к мясу.
Но заговорила многолетняя выучка. Недаром Сэм Керраклаф приучал ее не подбирать с земли незнакомую еду. Он делал это, разбрасывая в разных местах кусочки съестного, а в съестное засунуты были зернышки жгучего красного перца. Еще щенком Лесси попробовала раз-другой съесть такой кусочек — и быстро сделала открытие, что они таят в себе что-то похожее на живые шарики огня. Мало того: у нее, бывало, горит во рту, а голос хозяина еще ругает ее.
«Оно, конечно, жестоко проделывать такой фокус, — объяснял Сэм Керраклаф своему сыну Джо, — но я не знаю другого способа научить их разуму. И уж по мне лучше пусть щенок попробует жгучего перца, чем чтобы взрослая собака околела от отравленного мяса, которое ей бросит какой-нибудь злой дурак».
И в Лесси засел этот урок.
Собака не должна есть с земли куски приблудной еды!
И вот голод, как он ни был силен, отступил перед выучкой. У собаки задрожали ноздри. Она понюхала кусок печенки. Потом сразу вдруг отвернулась. Оставив пищу нетронутой, она перебежала мост.
Впереди Роули Палмер, шагая рядом со своим фургоном, закивал головой.
— Хороший пес, воспитанный, — сказал он. — Тем оно лучше для тебя, моя собачка. Но мы еще посмотрим…
Он снова запел, однако не переставал помахивать ломтями печенки, так что они оставляли за собою в воздухе то, что было для собаки сильной, широкой, богатой волной восхитительного аромата.
И теперь Лесси продолжала путешествие в этом запахе желанной пищи. Когда она миновала мост, внутренний импульс толкал ее покинуть дорогу и двинуться полями. Но она не желала покинуть след этой вкусно пахнущей пищи. Она пробежала немного вперед, перескочила через канаву и продолжала свой путь, труся по параллели, чуть позади фургона.
Роули Палмер весело пел восседавшей на козлах Тутс:
Пес хотя и осторожен,
Скоро страх отбросит:
Сам к повозке подбежит,
Косточку попросит!
— Ну как, Тутс, хороший стишок? Э, ты у нас не прочь завести товарища. Посмотрим, посмотрим!
Так Роули Палмер шел и шел своей дорогой. Иногда он, когда оглядывался, видел колли позади, в полях. Иногда она исчезала из виду и надолго пропадала. Но всегда возвращалась опять, привлеченная запахом мяса, неустанно следуя за этим запахом. И каждый раз, вернувшись, она подступала чуть поближе к повозке и человеку, который, казалось, не обращал на нее ни малейшего внимания.
Так тянулось все утро, пока их дорога шла плоской пустынной равниной. Когда солнце поднялось высоко, Роули Палмер съехал с дороги. И видит — собака остановилась позади него.
— Так, Тутс, пора перекусить.
Он быстро поставил маленькую жаровню и развел огонь. Он вскипятил воду, заварил чай. Он нарезал печенки и положил в мисочку для Тутс. Сел есть. И все время наблюдал за колли, подступавшей ближе и ближе. Скармливая кусочки своей собачонке, он делал это очень напоказ. Он видел, что колли, сидя уже не более как в десяти шагах от него, провожала глазами каждое движение его руки. Тутс раза два визгливо залаяла на нее, но Роули сразу успокоил свою любимицу.
Управившись наконец с завтраком, он встал.
— Ну, — сказал он, — ведь мы знаем разные штучки, правда, Тутс? Посмотрим, станете вы есть, сударыня, или нет.
Он достал из своих запасов плоскую миску. Наложил в нее дополна обрезков печенки. Преспокойно, точно исполняя нечто такое, что делал годами изо дня в день, он направился к колли и на полпути поставил миску на землю.
— Вот твой обед, — сказал он. — Ешь.
Он отошел к своей жаровне. Лесси проводила его взглядом; и, видя, что он не следит за ней, она рассталась наконец со своей сидячей позой, медленно встала и подошла к миске.
Собака не должна есть с земли что ни попало!
Но это совсем другое. Это не валяется на земле. Это положено в миску. Да. Это в миске. А когда человек поставит на землю миску или тарелку, это означает, что собака может есть без боязни. В пище тогда нет внутри живого огня.
Лесси тихонько склонила голову. Подняла передними зубами кусок мяса. Вскинув голову, сжевала его. Потом, в восторге, что наконец она снова ест, вгрызлась в еду. Она съела из миски все подчистую. Облизала миску. Потом села и уставилась на человека, как бы говоря:
«Что ж, это было неплохо на закуску перед обедом. А где же обед?»
Роули покачал головой и громко объявил:
— Ну нет! Если хочешь получить еще, ты пойдешь со мной. Я же сказал, что мы знаем всякую всячину насчет собак, правда, Тутс? Бросить прямо на землю — и ничего не выйдет! Кто-то слишком хорошо обучил тебя, друг мой колли! А поставить в миске — это наш первый секрет. Тут все выходит как надо. Отлично, мы встали — и в дорогу!
Он отобрал у Бесс ее торбу. Он опрокинул жаровню и тщательно затоптал огонь. Рачительно прибрал к месту каждую вещь. И все время краешком глаза поглядывал на колли. А та все сидит, будто ждет, не произойдет ли опять чудо с прекрасным обедом! И когда Роули Палмер наконец тронулся в путь и выехал опять на дорогу, он радостно замурлыкал. Потому что колли побежала вслед за ним; уже не полем побежала, а рядом с дорогой, немного позади фургона. То есть не так чтоб совсем уж рядом — чуть поодаль, но это неважно. Все придет своим чередом, Роули не сомневался. Он весело пел:
