Джеймс Хэрриот - О всех созданиях – прекрасных и удивительных
– Он абсолютно здоров и снаружи и внутри, – объявил я.
– Отлично, – сказал мистер Плендерли – Но… то коричневое пятнышко на животе. – В его глазах мелькнула тревога.
– Просто пигментация. Ни малейшей опасности не представляющая, можете мне поверить.
– Э… так-так. – Он откашлялся. – Должен признаться, мистер Хэрриот, ни у меня, ни у моей жены никогда прежде не было собак или каких либо животных. Я твердо убежден, что любое дело требует ответственного отношения, а потому, чтобы обеспечить ему надлежащий уход, я решил тщательно изучить все требования. С этой целью я приобрел несколько специальных книг. – Он вытащил из-под мышки и положил передо мной "Уход за собакой", "Собака здоровая и больная" и "Бордер-терьер" – все в глянцевых обложках.
– Прекрасный план! – ответил я. При других обстоятельствах столь внушительная батарея меня отпугнула бы, но в данном случае такой оборот меня только порадовал. Я больше не сомневался, что Пипу предстоит райская жизнь.
– Я уже почерпнул немало полезных сведений, – говорил мистер Плендерли, – и пришел к выводу, что ему необходимо сделать прививку от чумы. Как вам известно, он потерялся и возможности установить, делались ли ему необходимые прививки, у нас нет.
Я кивнул.
– Вы абсолютно правы. Собственно говоря, я сам намеревался это предложить. – Я достал флакон и начал наполнять шприц.
Пока я осторожно вводил сыворотку под кожу, Пип проявлял куда больше спокойствия, чем его хозяева. Мистер Плендерли с окаменевшим лицом нежно гладил его по голове, а миссис Плендерли придерживала задние лапы и умоляла бедняжку потерпеть.
Когда я убрал шприц, мистер Плендерли с видимым облегчением продолжил расспросы.
– Разрешите, я справлюсь с моими пометками? – Он водрузил на нос очки, достал золотой карандашик и раскрыл записную книжечку в кожаном переплете. На обеих страницах я увидел аккуратные столбики выписок. – У меня есть два-три недоумения…
Два-три! Он педантично допрашивал меня во всех подробностях о наиболее рациональной диете, о содержании в комнатах, о прогулках, о сравнительных достоинствах плетеной корзины и металлического ложа для собак, о первых симптомах наиболее распространенных заболеваний, то и дело заглядывал в свои глянцевые справочники. "Тут у меня ссылка на страницу сто сорок третью, строку девятую. Там утверждается…"
Но всему наступает конец, и пришла минута, когда мистер Плендерли твердыми четкими движениями закрыл записную книжку, убрал ее, а также карандашик и снял очки.
– Одна из причин, мистер Хэрриот, почему я решил завести собаку, – сказал он затем, – заключается в том, чтобы я сам совершал долгие прогулки. Как вы считаете, это здравый план?
– Безусловно! Мало более надежных способов сохранить форму, чем обзавестись таким живчиком. Вы просто не сможете не гулять с ним. А сколько на окрестных холмах прелестных тропинок! Днем в воскресенье, например, когда многие тяжелые на подъем, ленивые люди дремлют в креслах, укрывшись газетами, вы будете дышать свежим воздухом, бодро шагая по склонам под дождем, градом и снегом!
Мистер Плендерли расправил плечи, выставил подбородок и сдвинул брови, словно уже пробивался сквозь буран.
– И еще! – засмеялась его жена. – Вот тут у тебя поубавится! – и она непочтительно похлопала его по брюшку.
– Дорогая моя! – произнес он с упреком, но я успел уловить тень смущенной улыбки, которая полностью противоречила маске застегнутого на все пуговицы чинуши. Мистер Плендерли, решил я про себя, куда приятнее, чем кажется на первый взгляд.
Он зажал книжки под мышкой и протянул руку к терьеру.
– Идем, Пип, мы и так уже злоупотребили временем мистера Хэрриота!
Но жена опередила его – она подхватила Пипа на руки и, пока мы шли по коридору, прижималась щекой к косматой мордочке.
Я смотрел, как они сели в небольшой сияющий чистотой семейный автомобиль и отъехали. Мистер Плендерли любезно наклонил голову, его жена весело помахала мне рукой, но Пип, опираясь задними ногами в ее колени, а передние поставив на перчаточник, с любопытством устремил взгляд вперед сквозь ветровое стекло, успев забыть о моем существовании.
Они скрылись за углом, а я подумал о счастливой развязке того, что могло бы обернуться маленькой трагедией. И конечно, главная роль принадлежала сестре Розе. Одна из многих спасенных ею беспомощных собак! Ее приют будет расти, и ей придется работать все усерднее без всякой выгоды для себя. По всей стране другие такие же люди содержали такие же приюты, и я почувствовал гордую радость от того, что на какую-то минуту приобщился к этой бескорыстной армии, неутомимо и без отдыха сражающейся на стороне бесчисленных животных, полностью зависящих от человеческих прихотей.
Впрочем, тогда меня занимала только одна мысль: "Пип обрел свой настоящий дом".
13
При первом же взгляде на больных телят, сбившихся в кучку выше по склону холма, меня охватили дурные предчувствия. Неужели Далби ждет новая беда? Так не хотелось этому верить!
Старая поговорка "пришла беда, отворяй ворота", несомненно, придумана фермерами. В прошлом году – диктиокаулез, а теперь вот это. Началось же все со смертью Билли Далби, могучего великана с медлительной улыбкой и медлительной речью. Силой и крепостью он мог помериться с любым своим косматым бычком, но истаял за несколько недель. Диагноз был – рак щитовидной железы, и Билли не стало прежде, чем окружающие успели понять, что с ним, и вот теперь только его фотография улыбалась со стены его жене и троим малолетним сыновьям.
По общему мнению, миссис Далби следовало продать ферму и переехать куда-нибудь в город. Как же на ферме и без мужчины? А Проспект-Хаус и вообще-то ферма плохонькая. Соседние фермеры выпячивали нижнюю губу и покачивали головами: луга ниже дома заболочены, а выше по склонам почва кислая, полно каменных россыпей, трава жесткая и вся в проплешинах. Нет, где уж тут женщине справиться!
В этом все были единодушны – все, кроме миссис Далби. Она меньше всего походила на богатыршу – пожалуй, она была самой маленькой женщиной среди всех моих знакомых, но зато выкована из несгибаемой стали.
Она всегда знала, чего хочет, и все делала по-своему.
Мне вспомнилось, как еще при жизни Билли я делал прививки их овцам, и миссис Далби пригласила меня в дом.
– Не выпьете ли чашечку чаю, мистер Хэрриот? – спросила она любезно, слегка наклонив голову набок, чуть улыбаясь вежливой улыбкой. Ни следа грубоватой небрежности многих и многих фермерш.
Направляясь на кухню, я уже знал, что меня там ждет неизменный поднос. Миссис Далби сервировала чай для меня только так. Гостеприимные обитатели йоркширских холмов постоянно приглашали меня перекусить, чем бог послал, – иногда и отобедать, но днем дело обычно ограничивалось кружкой чаю с лепешкой или куском яблочного пирога, отличающегося необыкновенно толстой коркой, но вот миссис Далби всегда подавала мне чай на особом подносе. И стоял он на особом столике в стороне от большого кухонного стола – чистая салфетка, парадная фарфоровая чашка с блюдцем и тарелочки с нарезанными масляными лепешками, глазированными коржиками, ячменными хлебцами и сухариками.
– Садитесь, пожалуйста, мистер Хэрриот, – произнесла она с обычной своей чинностью. – Не слишком ли крепко заварен чай?
Говорила она, как выразились бы фермеры, "очень правильно", однако это отвечало самой сути ее личности, воплощавшей, мне казалось, твердую решимость все делать, как полагается.
– По-моему, в самый раз, миссис Далби! – Я сел, с неловкостью ощущая себя выставленным напоказ посреди кухни. Билли тихо улыбался из глубины старого кресла у огня, а его жена стояла рядом со мной.
Она никогда не садилась вместе с нами, но стояла выпрямившись, сложив руки перед собой, наклонив голову и церемонно предупреждая каждое мое желание: "Позвольте налить вам еще, мистер Хэрриот" или "Не отведаете ли корзиночку с заварным кремом?"
Назвать ее миловидной было бы нельзя: маленькое лицо с загрубелой обветренной кожей, небольшие темные глазки, но оно дышало добротой и спокойным достоинством. И, как я уже упоминал, в ней чувствовалась сила.
Билли умер весной, и все ждали, что миссис Далби поторопится продать ферму, но она продолжала вести хозяйство. Помогал ей дюжий работник по имени Чарли, которого Билли нанимал в разгар страды, но теперь он оставался на ферме каждый день. Летом я несколько раз побывал там по довольно пустячным поводам и убеждался, что миссис Далби более или менее управляется со всеми делами. Только выглядела она измученной, потому что теперь не только занималась домом и детьми, но работала и в поле, и на скотном дворе. Однако она не сдавалась.
Наступила уже вторая половина сентября, когда она попросила меня заехать посмотреть полувзрослых телят – месяцев около девяти, – которые что-то кашляют.
