Николай Кузнецов - Мой друг лайка
Неистово лаял Фуфуня, в бессильной злобе грыз гнилой пень ели, стараясь освободиться от цепи. Хозяин берег свою лайку и не спускал ее на берлогу для побудки медведя. Лайка в этот момент может легко попасть под выстрел или в лапы зверя. Лесник потолкал мертвого медведя длинным сучком и только потом спустил собаку с цепи.
— Ну потешься, дурачок, — ласково говорил он и не мешал собаке щипать медведя за шерсть и лаять.
Медведя еще не тронула рука человека, и в глазах собаки это была добыча, принадлежавшая только ей. Медведь оказался большим. Мы с трудом выволокли его из берлоги. Лежал он под корнем вывороченной ели, надежно укрытый от ветра. Подстилка берлоги из еловых сучьев, сильно умятая, местами даже не укрывала землю. Так обычно выглядит берлога гонного медведя устроенная наспех.
Много раз и до и после этого случая мне приходилось искать берлоги медведей с лайками. Всегда я испытывал чувство глубокой признательности этим скромным и совершенно незаменимым на медвежьей охоте собакам.
Берлога, найденная лайкой, — это высший приз охотника, ценный, но не легко достающийся и требующий большой подготовительной работы с собакой. Поэтому так приятен голос лайки в лесу, когда она лает, как на человека. Это значит, найден медведь. И пусть устал охотник, пусть много времени затратил на поиски берлоги, но он нашел «свою» берлогу, не обложенную чужой лыжней и не опошленную разговорами о цене зверя.
По весеннему настуОхота по медведю на берлоге не всегда успешно оканчивается. Бывают случаи, когда охотник не успевает подойти к собаке, давшей голос по зверю. Медведь, не выдержав лая, выскочит из берлоги и позорно убежит. Чаще всего случается это в малоснежные зимы, когда зверь лежит совершенно на виду, или в тех случаях, когда охотник имеет дело с гонным медведем, или в конце зимы, когда медведь спит «на слуху». Хорошо выдрессированная лайка-медвежатница, в меру злая и осторожная, обеспечивает успех охоты на самой берлоге. Подойти к берлоге надо по возможности близко, стараясь не останавливаться против чела, на ходу медведя. Стрельба накоротке дает лучшие результаты и позволит выцелить зверя по нужному месту. Битый в голову или по позвоночнику, зверь ложится на месте все остальные ранения и даже ранение в сердце хотя и смертельны, но не парализуют его сразу. Даже тяжело раненный, он опасен.
Охотясь по медведю с собаками, не нужно бояться зверя, так как надежные собаки не дадут в обиду. Но, рассчитывая на собак, не следует забывать и своих обязанностей перед ними. Собаку нельзя оставлять в беде или сознательно рисковать ею.
Поиски медведя трудны, и поэтому важно не терять ни одного шанса на успех, особенно когда зверь уже на ходу. Надо помнить, что всякое ранение уходящего зверя облегчает преследование его, да и лайка по кровяному следу работает напористее.
Раненый медведь бывает очень зол, и, преследуя его, охотник должен помнить об этом. Очень часто злоба губит зверя, особенно когда он бросается навстречу охотнику, забывая всякую осторожность. Но медведь может применить свою страшную силу только в рукопашной схватке, а охотник бьет его на расстоянии. Осторожность и хладнокровие во время стрельбы — решают успех охоты.
Вспоминается один из случаев охоты по медведю в лесных еловых кварталах Парфеньевского района Костромской области. Мой проводник был истинным следопытом и чувствовал себя в лесу, как дома. Звали его дедом Савелием, а прозвища он имел два — Медвежатник и Дунич. Второе — по имени его жены Евдокии Ильиничны. Это была трогательно дружная пара, хотя постороннему наблюдателю казалось, что бабушка Дуня и пикнуть не дает Савелию. Говорили, что и медведей бьет старик только посоветовавшись с Дуней, и уж «никак не стрелит, коли она не велит». Дедко не обижался на эти остроты и не находил ничего зазорного в своем подчиненном положении.
— Баба у меня умная, командир, — добродушно говорил он, — а если потрафляю ей, так что ж, коли правильно распоряжение дано. Она у меня, как медвежонок, всю жизнь на одном месте торчит и все ворчит.
Спокойный характер Савелия, конечно, способствовал ему в охотах по медведю, и на его счету числилось несколько десятков «черного зверя». Спокойствие охотника сказывалось и в характере собаки Савелия — Серка, крупного кобёля-лайки волчьего окраса. Пес не боялся зверя, и не раз острые зубы его рвали «штаны» «хозяина» леса. Но не поздоровилось и Серку. Голова его была изуродована.
— Морду ему медведь переделывал, — шутил дед Савелий, — уж больно остер он смолоду-то был, вот и наскочил на «хирурга». Собака тоже страсть в охоте понимает, и дана она ей до самой смерти. Коли пес с разумением к делу относится, он долго проживет, а что рыло-то кривое — это не беда, вперед наука. Серко еще больше озлобился на зверя, а по первоначалу думалось мне, что пропала собака. Вот, думаю, расти нового помощника, а этот не пойдет в лес, разом наелся.
Старик помолчал минуту и продолжал, усмехаясь:
— Вот уж и я сколько раз зароки давал на охоту медвежью не ходить, тоже не раз казалось, что сыт уж, хватит. А время придет, и опять мы с Серком в лесу. Малины-ягоды не наешься на годы…
В тот памятный день охоты мы искали медведя с тремя собаками. Серко немножко поворчал на пару моих лаек, но знакомство произошло не в деревне, а в лесу, на охоте, где нет времени для бесцельных драк, где не так «тесно», как на деревенской улице. Собаки настороженно обнюхались и разошлись в стороны.
Мы искали берлогу во всем просторе лесной дачи, и поэтому не имело смысла сокращать поиск собак. В конце зимы, когда крепкие насты заменят рыхлую поверхность снега, собака особенно широко ходит, наст для нее — как асфальт.
Мартовское солнце слепит глаза, и свет его, отраженный белоснежной поверхностью снега, настойчиво напоминает о наступлении весны. На сваленных стволах деревьев снег уже растаял, но совсем недавно, и на стволах кое-где еще заметны темные серые пятна воды, впитавшейся в гнилую древесину. Пятна эти, испаряясь, дымятся: и впрямь по-весеннему греет солнце.
Чутко лежат в конце зимы медведи. Многие из них уже выбрались из глубоких снежных берлог и устроили временные постели из ельника прямо поверх снега. Наверху сейчас гораздо теплее, чем в глубине снежного покрова. Медвежата весь день играют около берлоги, и снег вокруг лежки затоптан перепачканными в земле лапками. В эту пору берлога очень запашиста, и собаке куда легче искать ее, чем зимой.
В утренние заморозки прекрасный ход на лыжах. Наст отлично держит собак, и мы иногда видим всех троих то впереди себя, то сбоку. Только голоса лаек все нет и нет, а услышать его так хочется, хоть бы одна тявкнула. И вдруг не одна, а три сразу разбудили тишину лесной гари.
Мы остановились и оба тотчас увидели метнувшуюся от собак черную тушу зверя. Собаки рассыпались в стороны, как горох, но быстро оправились от испуга и, уловив направление хода медведя, с голосом погнали его. Все это произошло почти мгновенно и совсем неожиданно. Несколько раз донесся сердитый «разговор» медведя, и лай собак, не отстающих от него, стал удаляться.
— Ах, дуй его горой, ведь соскочил, немочь черная, — ругался дед Савелий. — Ну, смотри теперь, если нажмем, как следует, так наш будет, только ноги готовь и не отставай! — крикнул он мне уже на ходу.
Наши лыжи зачиркали по увалам и ометам затверделого снега. На первых порах кажется, что бежать совсем нетрудно: лыжи не проваливаются, хорошо скользят. Только сердце молотом стучит в груди, протестуя против такой нагрузки.
Старик не по годам легок на ходу. Я с трудом поспеваю за ним, несмотря на то, что на 25 лет моложе. Выпавшая маленькая пороша приглушает шум лыж о корку наста. Поэтому мы все время слышим голоса наших собак и хотя медленно, но все же приближаемся к ним. Как топором рубит косомордый Серко, грубо и редко. Звонкий голос Рыжика доносится особенно четко, а в интервалах между обоими без умолку звенит не в меру горячий Макарка.
Собаки четко ведут зверя и, судя по лаю, как говорят охотники, виснут на хвосте.
— Эх, как ёжат! — кричит мне Савелий. Довольный этим, он бежит все шибче и шибче. Без останова скользят по снегу лыжи, проносятся перед глазами нагромождения вывороченных еловых стволов и корней, преграждающие путь, и все это точно откатывается назад. В глубь огромной гари убегает зверь, ища в ней защиты, и мы понимаем, что в беге по такой чертоломине не сможем долго состязаться с ним. В голосах собак появилась какая-то новая нота. Даже ритм лая изменился и стал спокойнее.
— Посадили! — догадываемся мы. И что есть силы спешим на помощь собакам. Впереди мелькнул силуэт Серка, и уже лает он где-то левее. Рыжик проскочил почему-то в другую сторону и также лает на месте. Это значит, что медведь остановился, а собаки взяли его в круг. Черное пятно хорошо вырисовывается в завале, и ружье, застывшее у плеча, вот-вот готово выстрелить. А что это черное, медведь или пень?
