Альберт Иванов - Лилипут — сын Великана
Папа с мамой переглянулись и понимающе закивали головами.
— Я мог бы, конечно, дрессировать муравьев, жучков или божьих коровок — они такие чудесные, но ведь зрители ничего не увидят. А какой бы номер получился! Великан среди лилипутов! Ведь человек — великан среди них, правда? Может, после моих выступлений люди чаще смотрели бы под ноги, чтоб никого не раздавить.
Папа и мама молчали.
— А если поставить вокруг арены увеличительные стёкла? — вдруг предложил папа и сам себя похвалил: — Фантастическое зрелище! Знание — сила!
— У тебя вечно размах, — заметила мама. — Можно просто поставить на арене домик из увеличительного стекла!
— Но тогда все букашки станут большими и покажутся людям некрасивыми, и даже уродливыми, — грустно сказал Пальчик.
— Ты не огорчайся, — бодро произнёс папа. — Раз человек думает о чём-то всё время, значит, придумает. Взгляни — какую шуточку я сочинил.
В руке у него появилась сигара, он ударил себя кулаком в глаз и прикурил от посыпавшихся искр.
— Каково? — с восхищением сказал он.
— Тем, кто не поймёт, будет очень жалко твой глаз, — смутился Пальчик.
— А кто поймёт?.. — насупился папа.
— Тот догадается, что в кулаке у тебя зажигалка, поэтому — искры. А сама сигара с какой-нибудь хитростью. Верно, на конце её порох, он и вспыхивает сразу от искр.
— М-да, — сокрушённо признался папа. — Никудышный я фокусник.
— А я?
На ладони у мамы появилась белая мышка и юркнула в пышный рукав. Мама вытянула руки вперед и сплела пальцы. Мышка выскочила из другого рукава и прошмыгнула в соседний. Мгновенно выбежала следом, снова скрылась, и тут же — опять и опять. По ладоням всё в том же, одном направлении, засновала молниеносная белая мышка!
Мальчик улыбнулся.
— Это уже лучше.
Мама торжествующе поглядела на папу.
— У тебя там через плечи в рукава ведет гибкая трубка и сквозь неё бегают белые мышки, а кажется, что только одна. Так? — засмеялся Пальчик.
Лицо у мамы омрачилось, а папа хохотнул.
— Но это уже можно показывать, — сказал Пальчик.
— Не догадаются? — обрадовалась мама.
— Не знаю… Ну, просто детям понравятся мышки.
— Детям и мой фокус понравится, — обиделся папа. — Особенно в темноте. Красочное зрелище!
— Во-во, в темноте, — рассмеялась мама. — Когда твоего бедного глаза не видно.
Папа мрачно засопел.
— Ну, а если ты выстрелишь из большого револьвера и вроде бы попадёшь в мою сигару? — предложил он сыну.
— Старо, — ответил тот.
— А если в полумраке ко мне из заднего ряда прилетит зажжённая свеча? — вслух размышлял папа.
— На леске? Слабо, — опять забраковал Пальчик.
— Сам знаю, — буркнул отец и ушёл размышлять в комнату.
— Пап, я придумал!
— Что??? — выскочил папа.
— Но это для взрослых, а то малышня жуть напугается, — предупредил Пальчик. — Пусть сигара — взорвётся! Все на миг ослеплены!.. А потом ты стоишь безголовый, только воротник торчит, а твоя отделившаяся голова у тебя под локтем попыхивает размочаленным окурком! И мысль хорошая: о вреде курения. Мол, голову не теряй.
— Так, — сосредоточенно сказал папа. — С пиджаком ясно — скроет башку. Но ведь рост останется прежним, вдруг заметят?.. Нет-нет, надену широченные брюки, ноги внутри них незаметно согну в коленях — вот и уменьшился!.. Голова под мышкой, так же по-клоунски раскрашенная, будет из резины с тем же париком!.. Локоть, который её поддерживает, — муляж, а моя настоящая рука внутри неё сжимает щёки и губы с окурком… Голова — как живая. Она курит, втягивая щёки. Ура! — он чмокнул сына в голову так, что тот чуть не упал, и вновь исчез в комнате. Снова выскочил. — А как эффектно я буду уходить! Голова под мышкой попыхивает себе дымком… Смешно, — серьёзно сказал он.
— А лучше ты выезжай на коне. «Всадник без головы» — вот это номер, а? — увлеклась и мама.
— Я не умею. Я упаду, — озадачился папа.
— Потренируйся на ослике, — посоветовала мама. — Давайте завтракать.
— Я ещё не хочу, — отказался Пальчик. — Я погуляю, ладно?
— Но, может быть, ты переоденешься? — неуверенно предложила мама. — Всё-таки в «рабочей одежде» не очень удобно…
— Ничего. Мне в этом костюме лучше думается. Маленькое до свидания!
Пальчик взял из угла вешалки длинную отцовскую тросточку — она была складная, — мгновенно сделал её небольшой и, вертя в пальцах, пошёл на улицу.
ГАВ — СЫРОЙ МАТЕРИАЛ
Пальчик шёл, на него глядели. Нельзя сказать, нравилось или не нравилось это ему. Кому приятно, когда все смотрят на тебя, как на какую-то невидаль? Кому не приятно, когда все оглядываются на тебя, будто на знаменитость? Словно на мальчика, который снимался в кино. Хоть он и был маленький, но, как всякий человек небольшого роста, был высокого мнения о себе. Когда-то он старался не замечать взглядов прохожих. А потом привык.
Он шёл и думал. Он шёл и не думал. Он шёл и отвлекался по сторонам.
Пальчик вдруг заметил, что булыжная мостовая похожа на разом упавшую каменную стену. Что черепичные крыши приморских домиков, наверно, покрыты не черепицей, а половинками цветочных горшков. Что оперение ласточек и галок похоже на фрак, только ласточки носят его изящнее. Он любил всё на свете сравнивать. И, может быть, именно поэтому в будущем его непременно ждали необычайные приключения. Ему нередко казалось, что Удивительное может встретить его чуть ли не за каждым углом.
Он вдруг заметил около летнего кафе в парке бездомных собак. Они униженно вертелись у входа, ожидая подачки. Один из псов, молодой и некрупный нахал невнятной породы, держал на весу больную лапу. Ему больше всех перепадало кусков, его жалели. Зажав добычу в зубах, он, хромая, удалялся от кафе, оглядывался, не следит ли кто за ним, и… удирал со всех ног в кусты. Затем, облизываясь, ковылял назад, снова держа на весу лапу.
Пальчик рассмеялся. Пёс-хитрюга сконфузился и независимо отмахнулся хвостом.
Пальчик вышел к морю. На берегу большого моря стоял человек. Он был мрачен и весел. В руках он держал мешок, в котором шевелилось что-то живое.
— Кому щенки, — мрачно кричал человек, — от чистопородной дворняжки? — весело предлагал он. Люди от него шарахались.
— Даром отдаю, — мрачно цедил человек. Люди ускоряли шаг.
— Куда вы? Там дальше нет ничего! — весело говорил он им вдогонку. — Даром, говорю! — мрачнел он.
— Извините, — приподнял шляпу Пальчик, — а почём даром?
— Почём, почём… — пробурчал человек и весело окинул его взглядом. — А вы не замечали, молодой человек, что даром — значит, за так?
— А вы не замечали, — спросил Пальчик, — что булыжная мостовая у вас под ногами похожа на разом упавшую стену, сложенную из не очень дикого камня?
— Не понял, — мрачно ответил человек и весело добавил: — Из не очень дикого, то есть обработанного?
— Ага, — заулыбался Пальчик.
— Ну, а… — с мрачной весёлостью задумался тот, — вы не обращали внимания, что крыши покрыты не черепицей, а вроде бы половинками цветочных горшков?
— Ага, — снова заулыбался Пальчик. — Но вы уж наверняка не знаете, что оперение ласточек и галок похоже на фрак?
— А вот и знаю, — мрачно обрадовался человек и весело помрачнел, — только ласточки носят его изящнее!
— Я рад, что мы можем поговорить с вами на равных, — серьёзно сказал Пальчик и кивнул на мешок. — Отпустите их.
— Они погибнут.
— А раздать?..
— Сами видите, не берут.
— А оставить себе?
— Не могу я их оставить себе! — удивился человек. — Моя Жучка приводит их в дом по нескольку в год. У меня же не псарня! Я каждый раз дарю их знакомым и незнакомым, знакомым знакомых, незнакомым знакомых и знакомым незнакомых, но не всегда берут. До чего плохие люди, им их даже не жалко! — беспомощно взглянул он на мешок.
— Они хорошие люди, — возразил Пальчик, — но они об этом забыли. И надо, чтоб им стало жалко.
— Так вы считаете: раз нет жестокости, нет и жалости?.. — задумался человек. И вдруг с радостной свирепостью завопил: — Кому щенки?.. А не то всех утоплю!
Сразу набежали добрые люди, забывшие, что они добрые. Вскоре мрачный весёлый человек остался лишь с одним щенком.
— Злой, жестокий тип, — осудила хозяина толстая, как снеговая баба, девушка, уносившая сразу двух.
— Мне их жалко, — оскорбился человек, — потому и угрожал! Я за шесть лет сорок восемь собачат раздал!
Девушка тут же хотела вернуть ему щенков, но он угрюмо сказал:
— Не топить же? Могу. И она поспешно удалилась.
— Возьмёшь? — предложил он Пальчику последнего.
— Да я уже… — Решение пришло внезапно. Пальчик обернулся на пса, который, по-прежнему поджав лапу, дежурил у входа в кафе.
