Владимир Свинцов - Жизнь собачья и кошачья. Повести и рассказы
Собаки вздыбили загривки и скачками помчались вперед. Белка словно распласталась в воздухе. Ее белая шерсть сливалась со снегом. Сзади, чуть поотстав, огромными прыжками догонял ее Бойко. Через несколько минут они скрылись из вида.
Павел подошел к трактору. Осмотрел его, снял лыжи. Волоком подтащил валявшееся неподалеку бревно, подложил под гусеницу и только стал заводить пускач, как в лесу раздались собачьи голоса. «Нашли, остановили, — понял Павел, — держат!» Встал на лыжи и наддал ходу.
На поляне, у расщепленной молнией сосны, он увидел большого медведя. Собаки наскакивали на него с боков. Медведь прижался спиной к дереву и размахивал лапами, отбиваясь. Снег под ним краснел. Павел постоял немного, успокаивая дыхание, потом прокрался ближе, прячась за деревьями. Прицелился и выстрелил. Медведь вздрогнул и стал медленно оседать, валясь на бок.
— Во, молоток! С первого выстрела… — крикнул кто-то сзади. Павел оглянулся. К нему подбегал сосед Василий. Следом за ним торопился бригадир Иван Макарьевич, а там, дальше, виднелись еще трое деревенских. Были они все на лыжах и кто с топором, кто с ружьем… «Ну, целый базар!» — поморщился Павел.
— Вот это медведище! — восхищенно воскликнул Василий, снимая шапку и вытирая ею лицо. От шапки и от головы шел пар.
Подошли остальные мужики, полезли в карманы за куревом.
— Пудов двадцать будет, — строго сказал Иван Макарьевич.
— Не-е, семнадцать от силы, — заспорил с ним Василий. Мужики стали прикидывать, как и где взвесить медведя. Один предлагал везти на мехток, на большие весы, другой считал, что нужно снять шкуру и разрубить тушу на куски и взвешивать кусками в магазине…
Вдруг Белка забеспокоилась, сорвалась с места, остервенело взлаивая, и рванулась в глубь леса, за ней — не отставая, Бойко.
— Еще один! — воскликнул радостно Василий. — Вот это да! Везучие мы…
Павел, на ходу перезаряжая ружье, заторопился на голоса собак. Иван Макарьевич с топором в руке бежал рядом. Василий держался в стороне, сзади…
На старой кривой березе сидел годовалый медвежонок, под ним бесновались собаки. Белка свечой взмывала вверх, стараясь схватить его. Медвежонок карабкался на тонкие ветки и чуть слышно повизгивал.
3
Судьи о чем-то совещались, а время шло. Мужики, пришедшие посмотреть на потеху, стали недовольно ворчать.
— Вот твоих бы, Белку да Бойко, сюда, — подтолкнул Павла локтем сосед Василий. — Они бы показали класс. Почему ты их не выставляешь? Ведь они у тебя чистокровные и родословные есть.
— Отстань! Не знал я про испытания, — отмахнулся Павел. — Да и не пойдут они на Потапыча, из одной чашки кормлены…
— Слушай, — не отставал Василий. — А ты поговори с Шыкаловым. Пускай моего кабыздоха допустит до испытаний. Он хоть и без родословной, а всем этим городским сто очков вперед даст. Он им покажет, как медведей брать. А? Поговори… Вы ж с ним друзья…
— Отстань ты, смола, — рассердился Павел. — Должен же понимать, что мне Потапыч роднее…
— Да чего ты… — не унимался Василий. — Тебе же деньги за него плочены…
Павел хотел возразить, сказать, что деньги ему заплачены за кормежку, что не продал он Потапыча и не мог продать, потому как не его это медведь, ведь еще по весне он дал сохранную расписку Шыкалову. Но не сказал, а, выругавшись вслух, выдернул изо рта Василия папиросу, с ожесточением затянулся и сказал:
— Этого Шыкалова я на порог больше не пущу. Век бы его не видать…
В середине мая, в самый разгар сева, примчался на поле председательский «уазик». Из него вылез бригадир Иван Макарьевич и замахал Павлу рукой. Лицо бригадира было хмуро, неприветливо.
— Дуй в правление. Разбирайся в своих медвежьих делах, так тебя растак… — сказал бригадир и втиснулся в кабину трактора.
— Стой! — схватил его за руку Павел. — Толком скажи, что с Потапычем?
Бригадир вырвал руку, и трактор взревел на больших оборотах.
Всезнающий шофер председателя Витька по дороге рассказал о грозном областном охотничьем начальстве, о том, как председатель — сам не робкого десятка, все же согласился оторвать его, Павла Буянова, на часок от сева.
В кабинет председателя Павел вошел, подготовившись к крупному разговору. Табачный дым висел под потолком, председатель ходил по кабинету, заложив за спину руки, в зубах папироса. Рядом с его столом сидел незнакомый крупный мужчина. Он не поднялся навстречу Павлу, не подал руки, не ответил на его: «Здравствуйте!», но представился:
— Заместитель председателя областного общества охотников и рыболовов — Шыкалов Николай Филиппович. Первый заместитель, — поправился он и стал без перехода отчитывать Павла за незаконную охоту:
— Вы что, с ума здесь, в глуши, посходили?! Скоро бедному зверю нигде житья не будет…
— Виноват, — опустил голову Павел. — Кто бы мог подумать — у самой деревни и берлога…
— Во! Медведь поселился у деревни, доверился людям, а его сначала трактором, а потом пулей… Варвары! Недочеловеки! Вам бы дубину в руки, а не современное оружие, посмотрел бы я, как вы тогда против медведя…
— Вы меня поймите, — пытался оправдаться хоть как-то Павел. — Медведь, до срока поднятый из берлоги, да еще раненый, очень опасен. Он и скот давит, и на человека нападает… Вот и пришлось пристрелить…
— А где, разрешение на отстрел? Где, я спрашиваю?! — впилось в него глазами областное начальство.
— Так, пока от вас бумагу получишь, он полстада уничтожит и людям вред сделает…
Но Шыкалов оправданий Павла не слушал, размахивая руками, говорил об охране окружающей среды, говорил долго и нудно, а председатель все ходил и ходил, меняя во рту папиросу — потухшую на зажженную… И Павел не заметил, как задремал.
Проснулся от крика. Рядом стоял Шыкалов и возмущенно кричал, поодаль улыбался председатель. Павел стал извиняться, сказал, что недосыпает с начала сева. Председатель тоже старался успокоить областное начальство, но тот долго еще пыхтел, потом подсунул Павлу протокол на подпись, где черным по белому было написано: за незаконную охоту он, Павел Буянов, должен добровольно внести в пятнадцатидневный срок на счет краевого охотобщества штраф — двести пятьдесят рублей. В противном случае дело будет передано в суд. Тут уже было не до сна.
Шыкалов взял с Павла еще расписку о том, что он не будет причинять вреда медвежонку, которого подобрал на месте незаконной охоты, и додержит у себя до отправки в зоопарк. После этого Шыкалов пожелал посмотреть, как содержится медвежонок, и Павлу пришлось везти его к себе домой. Жена Анюта приглашала к столу, но Шыкалов от обеда отказался.
Потом, летом, Шыкалов иногда будет заезжать к Павлу домой. Он с охотой играл с Потапычем, привозил ему сладости, удивлялся терпимости Белки и Бойко к медведю.
— Так чего же вы хотите, — объяснял Павел. — Из одной чашки с Потапычем едят. Белка — так та и спит с ним. Да от него и медведем не пахнет, скорее коровой, вон сколь молока выдувает за день…
— Злобность твои собаки теряют, на медведя уже не пойдут. Дисквалифицировались, так сказать, — твердил Шыкалов. — Испортил ты собак…
— Не-е-е, — не верил, да и не мог поверить Павел. — Потапыч — это одно, а дикие медведи — другое. У собаки тоже разум не зазря имеется…
Голос Шыкалова прервал воспоминания Павла:
— Товарищи участники испытаний, может быть, кто-нибудь из вас, надеясь на свою собаку, без очереди выйдет к медведю?
Мужики заинтересованно загомонили. У машин тоже наметилось движение, и вот к судейскому столу вышел невысокий мужчина, около ноги его плелась лайка. Была она серой масти, с белым воротником. Далеко высунутый язык часто подергивался. Павел видел, что Шыкалов о чем-то спрашивал подошедшего, рылся в бумагах…
А в это время среди мужиков множились шутки:
— Эта медведя съест…
— Да куды ей, сама лапы еле-еле переставляет…
— Надоела ей вся эта волокита, с утра на жаре, вот и плетется елееле…
— Такие-то и ненасытные…
— На один зубок ей Потапыч… Счас, как пинанет… Вспыхивал смех, а Павел вдруг почувствовал скрытую силу собаки и замер в беспокойном ожидании.
Наконец все формальности были соблюдены, и Шыкалов прокричал:
— Лайка Боня. Владелец Ситников. Ситников отстегнул поводок, снял ошейник.
— Вперед! — скомандовал и указал рукой в сторону изнывающего от жары и безделья Потапыча.
Вмиг вся вялость у собаки исчезла. Она подобралась, встопор-щила шерсть на загривке и молча бросилась вперед. Обежала вокруг медведя, потом скакнула к нему вплотную и тут же отскочила. Никто не заметил, когда она рванула Потапыча, но тот вдруг отчаянно ойкнул и завертелся на месте.
Павел знал — такой же стремительный укус и у его Белки.
