Майкл Джонсон - Золотая лихорадка. Как делают олимпийских чемпионов
Во-вторых, применение стимуляторов абсолютно не гарантирует им улучшения спортивных результатов. Результаты Мэрион Джонс в беге и прыжках в длину были лучше до того, как она начала применять запрещенные препараты. Почему? Потому что подобные препараты никогда не смогут заставить вас поверить в себя так, как это может сделать ваша подготовка. Я всегда знал, что, если я полностью сделал всю свою подготовительную работу и готов показать свой лучший результат – мой забег пройдет так, как нужно, и я одержу победу. Поэтому я никогда не волновался о предстоящем соревновании.
Глава седьмая Накал борьбы
Тот факт, что я никогда не волновался о предстоящем соревновании, совсем не означает то, что я не любил соревноваться. Совсем наоборот. Я всегда гордился тем, что ожесточенно соревновался, и боялся только одного – что у меня не будет серьезных соперников. Я всегда был готов соревноваться и принять вызов от любого соперника.
Я считаю, что ни один спортсмен не имеет права запугивать или хоть как-то воздействовать на своего соперника. На самом деле, одной из причин, по которой я решил выбрать именно легкую атлетику, является то, что я никогда не хотел находиться под чьим-то воздействием. Я хотел сам полностью контролировать свое выступление. В моем виде спорта вы не можете находиться под чьим-то воздействием. У вашего соперника своя дорожка, у вас – своя. Он бежит свой забег с такой скоростью, на которую он способен, и к вам это не имеет никакого отношения. Так откуда тогда у спортсмена возникает беспокойство, что он не в состоянии контролировать свой забег? Именно поэтому я всегда думал только о своем беге и о том, каким быстрым он будет.
Многие спортсмены слишком много думают о своих соперниках, и это отнимает у них время и концентрацию. Безусловно, вы должны знать их, но вы не должны думать о том, как они будут соперничать с вами, и уж тем более не сравнивать себя с ними. Именно об этом я думал, когда еще учился в колледже. Многие люди, вероятно, сказали бы, что это естественные мысли, но я чувствовал, что постоянные мысли о своих соперниках, об их физическом состоянии и результатах делали меня только слабее.
Я вспоминаю, как на студенческом чемпионате 1988 года проиграл в финальном забеге Джо Делоучу [123] , который в том же году выиграл золотую медаль в беге на 200 метров на Олимпиаде в Сеуле. В те годы мы очень часто соперничали друг с другом, и я многому научился у него. Каждый раз, когда мы встречались с ним перед очередным соревнованием, я начинал думать о нем и о том, как он быстро бегает. Кроме него, в соревнованиях принимали участие и другие достаточно неплохие бегуны, но я почему-то всегда был сосредоточен именно на нем. После того как я проиграл ему в финальном забеге на 200 метров на том чемпионате, я вместе со своими товарищами по команде возвращался на автобусе в наш университетский городок. Именно тогда, в автобусе, мне в голову пришла мысль о том, что я потратил слишком много времени, думая о нем, вместо того чтобы сосредоточиться на своем собственном беге. Я даже подумал о том, что своим уважением к Джо дал ему некоторое преимущество.
Я не говорю о том, что не следует уважать ваших соперников, я как раз всегда это делал, но выбирать лишь кого-то одного из них означает ставить его выше всех остальных. Ведь есть еще семь соперников, а я иногда даже не знал их имена, какой результат они могут показать, да и вообще кто они такие.
Необходимо знать своих соперников
Конечно, это все происходило в процессе. Прежде чем выйти на старт забега, я внимательно изучал своих соперников по забегу. Я должен был знать все о тех, с кем мне придется соперничать, – их сильные и слабые стороны, их стиль и стратегию и даже их мимику и жестикуляцию. И конечно, я должен был знать их результаты. Вместо того чтобы волноваться или ставить одного спортсмена выше других, мне необходимо было обладать этими знаниями, которые помогали мне правильно проводить свои забеги.
Тщательное изучение своих соперников также помогало мне узнавать их слабости, которые я мог использовать в своих интересах. Как это ни странно, но в студенческие годы я ни разу не побеждал Делоуча, хотя всегда чувствовал, что он слабее меня. Джо был тренировочным напарником Карла Льюиса и выступал за Хьюстонский университет [124] . Он был очень талантливым и быстрым бегуном, но при этом, никогда не был жестким конкурентом. А поскольку мы оба были родом из Техаса и я знал его еще со школьных времен, я достаточно неплохо изучил его. Я не раз наблюдал за его реакцией: когда перед стартом наши взгляды встречались, у меня всегда было такое ощущение, что он не верил в то, что может выиграть у меня. Да, в студенческие годы он все время выигрывал у меня, но после забега он всегда смотрел на меня с таким выражением лица, словно ему просто повезло. Я помню, как смотрел по телевизору финальный олимпийский забег на 200 метров из Сеула, где Делоуч победил Карла Льюиса и стал олимпийским чемпионом. Я заметил, что даже после завоевания золотой олимпийской медали – самого высокого достижения любого спортсмена, на его лице было то же самое выражение, какое было во время студенческого чемпионата, когда он выиграл у меня. Словно он считал, что не должен был победить. После этого я уже никогда не проигрывал ему, а он, не выиграв больше ни одного крупного соревнования, через три года после Олимпиады закончил свою спортивную карьеру.
Следующим моим главным соперником стал Лерой Баррелл [125] . Он также, как Джо Делоуч и Карл Льюис, выступал за Хьюстонский университет и тренировался вместе с ними в легкоатлетическом клубе Санта-Моники. Лерой был великим спринтером и за свою карьеру дважды устанавливал мировой рекорд на 100-метровой дистанции. Также он отлично прыгал в длину и бегал 200-метровую дистанцию. Когда я учился на последнем курсе колледжа, мы несколько раз встречались с ним в одном забеге. Первый раз это произошло на студенческом чемпионате, через два года после того, как я проиграл Делоучу. Я показал тогда свой лучший результат в беге на 200 метров – 19,91 секунды, хотя и не выиграл забег. Его выиграл Баррелл с результатом 19,61. Во время забега был очень сильный ветер, и это не позволило ему приблизиться к мировому рекорду. Но, даже несмотря на это, в тот день Лерой показал один из лучших результатов в своей жизни. А я был уверен в том, что выиграю этот забег.
Это был мой первый 200-метровый забег в сезоне, и в нем я совершил свою главную ошибку. Я прекрасно знал, в чем она заключалась. Лерой был высокого роста и всегда весил немного больше нормы для спринтера. Это только помогало ему на 100-метровой дистанции, зато мешало на 200-метровой. На последних 60–70 метрах дистанции он уставал и начинал сбиваться в технике бега. Также, просматривая видеозаписи его забегов на 200 метров, я заметил, что, проходя вираж, он экономил силы, а при выходе из него на финишную прямую делал резкий рывок. Такое резкое ускорение в середине дистанции отнимает всю оставшуюся энергию, и после него оставшихся сил может хватить максимум на 40–50 метров. К сожалению, я пренебрег этим и не использовал свою возможность.
Когда несколько месяцев спустя мы встретились с ним на соревнованиях в Барселоне, я решил, что смогу взять реванш, как это уже происходило с Джо Делоучем. Это была серьезная дуэль, поскольку в 1990 году мы с Лероем считались самыми перспективными молодыми спринтерами. Теперь, когда я знал, как можно победить его, я был взволнован еще больше. Я прекрасно понимал, что, если побегу очень быстро с самого старта, у него будет еще больше проблем во время прохода виража и на последних 100 метрах дистанции. Главным для меня было удержать взятый со старта темп на протяжении всего забега. Конечно же, я выиграл тот забег, впрочем, как и все остальные, в которых мы встречались с ним после этого.
Я встречался с Лероем на соревнованиях еще несколько раз, прежде чем он, как и Делоуч, завершил свою (всего лишь пятилетнюю) спортивную карьеру. Думаю, что он был самым слабым соперником, с которым мне когда-либо приходилось соревноваться. Лерой был очень талантлив, и дважды за свою недолгую карьеру (в 1991 году и в 1994 году) устанавливал новый мировой рекорд в беге на 100 метров, становясь, таким образом, самым быстрым человеком на планете. При этом за всю свою карьеру ему не удалось выиграть ни одной золотой медали в индивидуальном виде. Я не раз наблюдал за его забегами и с трибун стадиона, и по телевизору, и каждый раз, глядя на него перед стартом, создавалось такое впечатление, что у него не было абсолютно никакого желания присутствовать там. Также все время казалось, что ему было совершенно безразлично, победил он или проиграл, и что ему хотелось лишь одного – чтобы все поскорее закончилось. Результаты большинства его забегов полностью подтверждают мои мысли.
Фрэнки Фредерикс всегда был тем соперником, к которому я испытывал очень большое уважение. Он всегда был очень последовательным, и, несмотря на то что в жизни Фрэнки был очень тихим и сдержанным человеком, на беговой дорожке он был очень жестким соперником. Я очень часто говорю о нем в этой книге, поскольку во время соперничества на дистанции 200 метров именно с ним я научился очень многому. Он почему-то заставлял меня показывать свой лучший бег. Я знал, что должен быть готов не допустить ни единой ошибки в борьбе против Фрэнки. Он был немного быстрее меня, и это вселяло в меня дополнительные силы. С точки зрения его стратегии, я всегда знал, что, если я бегу впереди него, после прохождения виража он обязательно будет увеличивать свой темп. Таким образом, встречаясь с ним в одном забеге, я всегда старался использовать это знание.
