Аманда Рипли - Лучшие в мире ученики, или Как научить детей учиться
Чтобы выяснить, как разнородность повлияла на культ требовательности, я поехала в школу Тиистила под Хельсинки, где треть учеников – иммигранты. Школа принимает детей с 6 до 13 лет. Здание окружено блочными жилыми домами, на вид скорее коммунистическими, чем скандинавскими.
На третьем этаже Хейкки Вуоринен вел урок в шестом классе. Четыре его ученика были африканцами, из них две девочки – в хиджабах. Албанский мальчик из Косово сидел рядом с китайцем. Было и несколько белых мальчиков, родившихся в Финляндии. Вуоринен дал классу задание и вышел побеседовать со мной.
Вуоринен, одетый в фиолетовую футболку, джинсы и маленькие прямоугольные очки, гордо сообщил, что в этом году у него учатся дети из 9 стран, включая Китай, Россию и Косово. У большинства всего один родитель. Более того, он не хотел об этом думать.
– Я не хочу заострять внимание на их происхождении, – сказал он, вороша свои редкие светлые волосы, а потом улыбнулся. – У меня в классе 23 жемчужины. Я не хочу их поцарапать.
По моему настоянию он рассказал мне об одной своей ученице. У нее 6 братьев и сестер, отец сторож, мать нянчит чужих детей. С деньгами в семье очень туго. Но она – лучшая ученица в его классе.
Вуоринену было явно неловко оценивать своих учеников.
– Я не хочу им слишком сочувствовать, – пояснил он, – потому что должен их учить. Если я буду слишком много о них думать, то начну завышать оценки. Я буду думать: «Ах, бедный ребенок. Что я могу для него сделать?» Это слишком облегчит мне работу. Мне хочется относиться к ним так, будто они мне безразличны.
От американского учителя такого не услышишь. Наоборот, законы штата и страны требуют, чтобы учителя и директора школ считали детей необыкновенными, следили за их национальностью и доходами семьи и сообщали об этом властям. О школах судят по оценкам за тесты детей разных категорий. Большинство директоров наизусть знают процент детей малоимущих и нацменьшинств, как бейсболисты – средние очки в бэттинге[45]. Это понятно: правительство США пытается выявить и исправить несправедливость. И все же сколько ожиданий попутно задавила эта повышенная сознательность!
Достаток ничего не значит. Важен ваш ум. Дети знают зто с ранних лет. Все мы одинаковы.
Дайан Рэвич, один из самых популярных комментаторов на тему образования в США, много лет говорила о том, что американцы должны думать о родителях школьников больше, а не меньше.
– Наша проблема – бедность, а не школы, – сказала она ревущей толпе из тысяч учителей на съезде в округе Колумбия в 2011 г.
Иначе говоря, дети не одинаковы и различия между ними важнее самих детей.
Вуоринен же убежден в обратном:
– Достаток ничего не значит. Важен ваш ум. Дети знают это с ранних лет. Все мы одинаковы.
Чем дольше я находилась в Финляндии, тем больше думала, что разговоры о многообразии в США – те, что винят в нашей посредственности происхождение детей и их окружение, – так же вредны, как финансирование несправедливости. Да, в США много бедных, и школьники из нацменьшинств учатся недостаточно усердно. И на это влияют как родители, так и здравоохранение, и питание. Это так. Но эти разговоры также подтверждают недостаток целеустремленности, влияя на отношение учителей к ученикам – этого-то и боится Вуоринен. Уже в 1960-е исследования показали, что учителя, которым сказали, какие ученики будут прекрасно учиться, иначе относились к выбранным детям. Они чаще одобряли, улыбались, давали этим детям больше времени на ответ и специфически о них отзывались. Детей же выбирали наугад! Ярлык был вымышленный, но он приклеился. В конце учебного года учителя все еще описывали этих учеников как более интересных и способных достичь успеха, а как же другие дети, тоже хорошо успевающие, но не выбранные? Те же учителя описывали их как менее ярких и менее привлекательных. Наше сознание зависит от ярлыков и стереотипов, и если предложить учителям убедительную модель, они будут с ней считаться. Но зачем же тогда руководители системы образования Америки и преподаватели педвузов внушают молодым учителям, что бедность перевешивает все остальное?
Да, человеку свойственно руководствоваться стереотипами, но где-то этот инстинкт систематически укрепляют, а где-то подавляют. Для меня становилось очевидным, что строгость не может существовать без беспристрастности. Беспристрастность – это не просто вопрос разделения по способностям и бюджета, это тип мышления.
Интересно, что такой тип мышления характерен и для финского коррекционного образования. Учителя считают большинство учеников коррекционных школ скорее имеющими временные затруднения, чем постоянную недееспособность. Вот почему в Финляндии один из самых высоких процентов учеников коррекционных школ в мире: это временный и не унизительный ярлык. Финны допускают, что все дети могут совершенствоваться. До 17-летия около половины финских детей получают коррекционную помощь, обычно в начальной школе, чтобы не отстать от программы. В 2009/2010 учебном году примерно 1 из 4 финских детей получал такую помощь, и почти всегда в обычной школе, в течение учебного дня. (В то время как в США только 1 из 8!)
Наблюдая, как Вуоринен разговаривает с учениками, я вспомнила округ Вашингтон, муниципальную школу, в которой была несколько лет назад. Школа находится в бедном районе города. Одна опытная учительница, с которой я встретилась, тепло относилась к детям. У нее был светлый, чистый кабинет, и материалы для своего кабинета она покупала на собственные деньги. Однако, говоря о своих четвероклассниках, она упирала на трудности.
– Родители не знают, как воспитывать детей. Не знают, что требуется ребенку, чтобы добиться успеха.
Она искренне жалела своих учеников, но какой толк в сочувствии? Ее подопечные учились хуже, чем другие дети из малообеспеченных семей. Однако она относилась к этим результатам странно оптимистично. Доводы о разнородности объясняли все, даже когда ничего не объясняли.
Страх и рынок
В школе Вуоринена все пятиклассники тестировались по математике на два года раньше. Таким способом финское правительство обеспечивало контроль над школами. В отличие от США контрольные были четко целевыми: школьники проверялись лишь выборочно. Обычно это занимало всего час.
Дети из школы Тиистила сдавали выше среднего уровня по Финляндии, а значит, лучше, чем в среднем везде. А еще эта школа здорово отличалась от большинства школ США. Во-первых, она было по-настоящему экономически и этнически разнородной. Три сотни ее учеников происходили как из бедных, так и богатых семей. Во-вторых, финское правительство выделяло этой школе дополнительные деньги за учеников-иммигрантов, чтобы оплачивать интенсивное обучение языку.
Кроме того, в школе Тиистила работали высокообразованные учителя. Вуоринен не попал в педагогический колледж с первой попытки. И со второй. Только проработав несколько лет нештатным преподавателем и приобретя педагогический опыт, Вуоринен был принят в колледж с третьей попытки. Он не считал опыт, приобретенный во время учебы в университете, столь же полезным, как работа нештатным учителем, хотя не выражал недовольства. Когда я спросила его, что он может посоветовать США, он сказал:
– Вам нужно лучше отбирать учителей и больше их поощрять. Во-первых, это деньги, во-вторых – уважение. Наказание – не лучший способ работы со школами.
Для Вуоринена независимость была так же важна, как и деньги.
За 15 лет Вуоринен поработал в 10 школах, но Тиистила нравилась ему больше всего. Причина была та же, что и у всех учителей всего мира:
– Мне нравится директор. Она знает, что нужно делать, – сказал он. – Я чувствую, что мне доверяют. И я уверен, она всегда придет мне на помощь.
Директор Мирья Пиринен работает в школе 15 лет, еще с тех времен, когда она была гораздо менее многонациональной. Она устроила мне экскурсию по школе, закончившуюся на спортплощадке, где группа мусульманских девочек в розовых хиджабах прыгала через скакалку на солнышке.
За 8 лет директорства Пиринен не уволила ни одного учителя. Как и в США, финские учителя почти никогда не теряют работу из-за качества своей работы. Они защищены серьезным профсоюзным договором. Однако управлять хорошо образованными, подготовленными и хорошо оплачиваемыми работниками легче.
Мне Тиистила показалась образцовой школой, Пиринен толковым и организованным директором. Из всех директоров, что я видела на всех континентах, только она смогла мне сказать, сколько денег правительство тратит на одного школьника. (В большинстве школ это секретная цифра, для раскрытия которой требовалось вести телефонные переговоры.) По всем показателям Пиринен успешно провела школу Тиистила через важный переходный период, приспосабливаясь к беспокойству в тех семьях, где не могли ни слова сказать по-фински.
Однако ее школой довольны не все.
