Борис Анин - Радиошпионаж
Очень скоро благодаря способностям в лингвистике и при поддержке командующего люфтваффе (когда в 1936 г. Шульце-Бойзен решил жениться, свидетелем на его свадьбе согласился быть сам маршал Геринг) Шульце-Бойзен поступил в исследовательский отдел ВВС, занимавшийся радиошпионажем. К этому же времени относится начало сотрудничества Шульце-Бойзена с советской разведкой. В 1940 году, не теряя доступа в исследовательский отдел, он перешел в другое подразделение люфтваффе. Шульце-Бойзен и его жена были вхожи в высшее берлинское общество, светская жизнь сталкивала их с видными деятелями гитлеровской Германии.
Шульце-Бойзен оказался способным внедрить своего агента даже в святая святых абвера — его дешифровальную службу. Им стал молодой Хорст Хельман, за плечами которого был серьезный опыт политической борьбы, членство в немецкой организации молодых коммунистов и в Коммунистической партии Германии. Затем Хельман демонстративно перешел на сторону гитлеровского режима и проявил фанатичную преданность по отношению к своим новым идейным соратникам. Отсюда назначение Хельмана сначала на центральную радиостанцию абвера, а затем в его сверхсекретную дешифровальную службу. Знакомство с Шульце-Бойзен ом ознаменовало новый поворот в судьбе Хельмана. Этот поворот стал последним: Хельман остался верен Шульце-Бойзену до конца. Хельман завербовал для Шульце-Бойзена еще одного сотрудника дешифровальной службы абвера — Альфреда Траксла, который в течение года поставлял чрезвычайно ценные сведения. Агентом Шульце-Бойзена был также Генрих Куммеров, один из лучших инженеров немецкой фирмы «Левэ-опта-радио», откуда в функабвер поступали приборы для радиопеленгации, искусно попорченные Куммеровым по заданию Шульце-Бойзена.
Но разве Хорст Хельман ничего не сообщил Шульце-Бойзену о работе команды Клудова? Вопрос спорный. Известно, что вечером в субботу 29 августа 1942 г. в служебных помещениях функабвера царила ужасная суета. Клудов и его подчиненные перебирались в более просторные комнаты. Переезжали по-настоящему весело, с огоньком, но после того, как все разместились, Клудов вновь стал строгим начальником. Он объявил, что на следующий день, в воскресенье, придется поработать, чтобы наверстать потерянное в субботу время. Все были огорчены. За исключением Хорста Хельмана, самого усердного и дисциплинированного работника. Но он договорился с друзьями совершить в воскресенье прогулку на яхте, и ему нужно было предупредить их о неожиданно возникшем препятствии. По телефону, установленному только что в кабинете Клудова, Хельман позвонил в Берлин. А поскольку его друзей не оказалось дома, Хорст попросил ответившую на звонок служанку передать, чтобы ему перезвонили как можно скорее. И назвал номер Клудова, так как его собственный аппарат в новом кабинете еще не был подключен.
На следующий день около 9 часов утра телефонный звонок оторвал Клудова от работы. Он поднял трубку и услышал следующие слова: «У телефона Шульце-Бойзен. Вы хотели поговорить со мной?» Клудов, которому руководство абвера под большим секретом сообщило подлинные имена тех, кого он помог разоблачить, просто оцепенел: «Алло? Извините, меня... я не расслышал...» — «Это Шульце-Бойзен. Вы просили, чтобы я срочно перезвонил вам. В чем дело?» — «Извините... в общем... видите ли... не могли бы вы сказать мне, как пишется ваша фамилия, через «у» или через «ю»?» — «Через «у», разумеется. Я, кажется, ошибся номером. Вы мне не звонили?» — «Н-нет... не припоминаю...» — «Прислуга, видимо, ошиблась. Неточно записала номер. Извините». — «Пожалуйста».
Когда Клудов доложил своим начальникам о состоявшемся разговоре по телефону с Шульце-Бойзеном, они решили, что напряженная работа доконала профессора: ему стали мерещиться голоса. С Клудовым завели разговор об отдыхе, но он упрямо отрицал слуховые галлюцинации. И в конце концов поборол скептицизм своих руководителей, упомянув о вопросе, касавшемся написания имени. С тех пор, как Клудов узнал о Шульце-Бойзене, проблема «у» или «ю» стала для него сущим наваждением. В состоянии замешательства, в которое его поверг неожиданный звонок, вопрос невольно сорвался у него с языка.
Это звучало убедительно и означало крах. Шульце-Бойзен, видимо, встревоженный слежкой, хотел прозондировать почву звонком в функабвер. И вопрос Клудова послужил для Шульце-Бойзена дополнительным подтверждением его разоблачения.
Харро Шульце-Бойзен был арестован в тот же день после полудня. Хельман не смог предупредить его о грозившей опасности. Содержание дешифрованного сообщения от 10 октября 1941 г. все еще было глубокой тайной за пределами узкого круга руководителей абвера.
«Большая игра»
24 ноября 1942 г. был арестован один из руководителей «Красного оркестра» — Леопольд Треппер. Немцы решили привлечь Треппера к развертыванию радиоигры небывалого масштаба. Но для этого им необходимо было его добровольное сотрудничество: только Треппер мог придать радиограммам немцев тот почерк, который не вызвал бы подозрений у Москвы. На предложение об участии в радиоигре Треппер ответил согласием, и «Большая игра», как окрестили операцию немцы, началась.
Немцы знали, что свои самые важные сообщения Треппер пересылал с помощью передатчиков Французской коммунистической партии (ФКП), и любой ценой хотели отыскать нить, ведущую к ним. Первым звеном в цепи, которая могла привести к ФКП, была некая Жюльетта, старая активистка коммунистического движения Франции. Треппер получил от немцев текст, который Жюльетта должна была передать руководству ФКП, чтобы его радировали в Москву. Трудной проблемой оказалось зашифрование этой радиограммы. По логике вещей, ее следовало засекретить с помощью шифра, который использовался для передач по «партийному» каналу связи с Москвой. Когда от Треппера потребовали выдать этот шифр, он расхохотался и воскликнул: «Неужели разведчик такого масштаба, как я, тратит время на такие мелочи, как шифрование?» За неимением лучшего радиограмму зашифровали, применив брюссельский шифр «Красного оркестра».
Пользуясь невнимательностью охраны, Треппер составил свое собственное донесение в Москву. Там он тщательно изложил подробности ареста, привел список раскрытых немцами агентов, объяснил, что такое «Большая игра». В конце Треппер сообщил, что собирается бежать, и изложил несколько планов своего побега. Донесение было написано на смеси идиша, иврита и польского языка. Если бы донесение обнаружили, для его перевода пришлось бы искать трех переводчиков, а это в любом случае давало отсрочку в несколько часов. Вместе с фальсифицированной немцами радиограммой донесение Треппера попало в руки Жюльетты.
«Большая игра» закончилась 13 сентября 1943 г., когда Треппер привел в исполнение один из планов своего побега. За день до этого немцы сообщили Трепперу, что повезут его под охраной на юг Франции, где функабвер обнаружил передатчик и попутно захватил большое количество дубликатов шифрованных радиограмм. Клудов находился уже на пути во Францию, где должен был приступить к их чтению. Обнаруженная рация, по мнению функабвера, была именно той самой, с помощью которой в Москву ушла фальшивая радиограмма Треппера, доверенная Жюльетте.
Катастрофа. Если по этой рации была передана радиограмма, составленная абвером от имени Треппера в ходе «Большой игры», то среди захваченных на юге Франции дубликатов могло отыскаться и донесение Треппера, которое он составил, чтобы сорвать немцам радиоигру, и которое Клудов быстро прочтет. Рассуждение логичное, но неверное. Французские коммунисты не доверили донесение Треппера эфиру, а отправили с курьером через Лондон в Москву. Но Треппер не мог этого знать и поэтому принял решение бежать.
А в 1945 году по иронии судьбы и Треппер, и ответственный сотрудник Главного управления имперской безопасности Паннвиц, которому было доверено руководство «Большой игрой», оказались в одной и той же тюрьме НКГБ, буквально в нескольких метрах друг от друга. Советский разведчик по возвращении в СССР был арестован по обвинению в предательстве. Что же касается Паннвица, то он, стремясь заслужить прощение за свои преступления во время войны, не только стал добровольно сотрудничать с НКГБ, но и передал в его распоряжение списки немецких агентов, работавших на территории СССР, и даже вскрытый немцами код, с помощью которого засекречивалась переписка между Черчиллем и Рузвельтом.
«Девятка» охотится за «тузами»
История шпионских служб ГДР берет свое начало в 1952 году, а корни ее — в созданном тогда малоприметном Институте научно-экономических исследований, основным направлением деятельности которого стал сбор всякого рода информации. С течением времени скромный институт вырос в так называемую Службу внешней разведки ГДР, одно из подразделений ее органов государственной безопасности.
![Пауль Хоровиц - Искусство схемотехники. Том 3 [Изд.4-е]](/uploads/posts/books/203181/203181.jpg)
