Юрий Хорошун - Вихри враждебные веют над нами…
С «Открытым письмом Сталину» 17 марта 1939г. выступил Федор Раскольников: «Вы начали кровавые расправы с бывших троцкистов, зиновьевцев и бухаринцев, потом перешли к истреблению старых большевиков, затем уничтожили партийные и беспартийные кадры…». Чем дальше, тем страшнее и интереснее. В ответ на то, что Сталин объявил его «вне закона» – он в письме заявил: «…возвращаю вам входной билет в «царство социализма» и порываю с вашим режимом». Вообще-то им сделаны, страшные обвинения, и в конце письма он пишет: «Как все советские патриоты, я работал, на многое, закрывая глаза. Я слишком долго молчал…».
Так вот, эти писания (а именно с них начинают свои повествования о сталинских «злодеяниях» лжеисторики), как и Рютинские, относятся «демшизой» в разряд главных обвинительных документов против Сталина. Осмыслив эти «писания» я уже с меньшим сожалением стал относиться к судьбам таких «большевиков-ленинцев». Их суждения, поведение, реагирование («закрывали глаза», «молчали») на происходившие процессы, свидетелями или даже участниками которых они были, считающих себя патриотами Родины, когда им сладко жилось и пилось, заслуживает только глубокого сожаления. Они сами, были участниками, или молчаливыми созерцателями драмы, когда исключали из партии и «ставили к стенке» их же товарищей!
Ни Ф.Ф. Раскольников (Ильин) – Нарком, ни его брат Ильин-Женевский не были репрессированы. Его брат умер в 1941г. Вдова Ф.Ф. Раскольникова, сообщила, что «нет никаких оснований обвинять «головорезов сталинской тайной полиции» в его смерти».
Цель у всех подписантов и других «писантов», как доказывало следствие, была одна – свержение строя, устранение Сталина.
Возникает вопрос, со скрытым ли умыслом нигде не сказано, кто конкретно организовывал шествия и митинги трудящихся масс, с требованием крови – «распни его, распни», как нет и конкретных исполнителей и организаторов дел, поставлявших «контриков», под репрессивный пресс. А их, по нашим подсчетам – не одна сотня тысяч. Ау, куда вас «заныкали», для следующих кровавых дел, что ли?
Отметим, что история знала таких «писантов», которые с гневом обличали режим, но только из-за «бугра». Так действовало большинство. О Троцком мы говорили. Таких «смелых», с фигой в кармане было не мало. Так, был в Российской истории и беглый боярин – Курбский Андрей Михайлович, который, проиграв Литве битву под Невелем в 1562г. стал обличать Ивана Грозного в его грозных делах, но уже – из Литвы.
После Кронштадтского мятежа (1921г.), «прочувствовав назревающее сопротивление масс, в партии последовали далеко идущие изменения, которые породили сложную по своему составу, переменчивую оппозицию: «Зиновьев – Каменев – Сталин, против Троцкого в 1923-1924 гг. Сталин и Бухарин, сначала против Зиновьева и Каменева в 1926г., затем против объединенной оппозиции Троцкого – Зиновьева и Каменева в 1926-1927гг. И сталинским большинством против Бухарина, Рыкова и Томского в 1928-1929 гг. Каждая оппозиционная группа сочетала свою критику партийной политики, с атакой на партийный аппарат, и каждая становилась жертвой этого аппарата».
И постепенно, в результате всесторонней, проводившейся в первоначальный период бескровной борьбы и проводимой сталинской кадровой политики, укреплением и усилением роли администрации, партийного аппарата, выдвиженцы Троцкого теряли свои посты и уже никогда не поднялись. (Следует отметить, что меры физического воздействия на арестованных стали применяться только после покушения на Кирова с 1934 года).
Большинство обвинений Сталина построено на «логических» выводах и подтасовках. Так выдающийся историк современности Рой Медведев (сын репрессированного) в своей статье «О личной ответственности Сталина за террор 1937-1938 годов», обвиняя Сталина в репрессиях, выдвигает и такой аргумент: «В одном из лагерей П.И.Шабалкин встретился с бывшим чекистом из личной охраны Сталина. Этот человек рассказал, что в 1937-1938 годах Ежов почти ежедневно приходил к Сталину с толстой папкой, и они вдвоем совещались по 3-4 часа. Так что главный виновник поистине «большого террора» – Сталин…». Молодец, ловко ввернул.
Если такие «достоверные обвинения» выдвигаются серьезным историком, и мы принимаем их на веру, то, какого дьявола, ими не предъявляются претензии к конкретным лицам того времени? Да ведь, те конкретные лица, сами устраивали «разборки», пусть простят за фривольность, и, в конце концов, разобрались между собою. Не могу не привести «замудренности» при расследовании и, толковании большинством исследователей, покушения на С.М. Кирова, в котором почти все обвиняют Сталина. Но истина, как мне кажется, не стоит и выеденного яйца: Мильда Драуле – супруга Николаева (убийцы Кирова), была секретаршей Сергея Мироновича. Выводы делайте сами. Да она и дама была видная из себя и сам Сергей Миронович – хоть куда.
А вот как объясняла (14 июня 1956г.) А.Н. Сафонова – бывшая жена Ивана Никитича Смирнова – Народного комиссара почт и телеграфа, который в 27 году съездом был исключен, но в 30 году был восстановлен в КПСС (факт не единичен), в связи с заявлением о прекращении им оппозиционной деятельности! Свои ложные показания мотивирует следующим: «во время допросов работники НКВД, применяли методы морального воздействия, требовали показаний о преступной деятельности, якобы необходимых в интересах партии». «Вот под знаком этого понимания – указывала Сафонова – что этого требует партия, и мы обязаны ответить головой за убийство Кирова, мы пришли к даче ложных показаний, не только я, но и все обвиняемые».
Не знаю, что здесь сказать, так как другая сторона – обвинение, выбивание показаний мотивировало также «интересами партии». Так, на заседании Президиума ЦК Родос, выбивавший показания из Косиора, Чубаря, Косарева – видных деятелей партии и государства – заявил: «Я считал, что выполняю поручение партии».
А теперь, как «выбивали» показания по Солженицыну. В Гулаге оп описывает допрос у Мироненко (Джидинский лагерь). «Едва только Бабича вводят – запах вкусной еды прохватывает его. И Мироненко сажает его поближе к дымящемуся мясному борщу и котлетам. И будто не видя этого борща и котлет, и даже не видя, что Бабич видит, начинает ласково приводить десятки доводов, облегчающих совесть, оправдывающих, почему можно и нужно дать ложные показания». И далее такая же обработка. «И дрогнул Бабич! Голод жизни оказался сильней жажды правды. И оклеветал двадцать четыре человека…Во время следствия его кормили, но не докармливали».
«Недокормили» и русского историка, на которого постоянно ссылаются п…ки. Этот историк С.П.Мельгунов, написавший многое, в том числе и: «Красная книга ВЧК». Солженицын описывает ситуацию так. «Аресты произошли по доносу одного из бледных участников Национального центра – Н.Н.Виноградского…Весь обвинительный материал почерпнут был из показаний самих подсудимых…многие показания подследственных приведены дословно и они не приглядны». Речь идет о Книге Мельгунова. И там же Александр Исаевич пишет: «И Мельгунов, столь проницательно потом объясняющий немало исторических лиц русской революции, тут сам легко попадается: подтверждает участие в Союзе Возрождения тех лиц, которые, как будто бы прояснились из письменных показаний, ему предъявленных…Эти показания изумляли и подавляли однодельцев, которым их показывали в свою очередь: как будто он рассказывал все своею неудержимой охотой». Не изумляет такая предательская позиция только п…ков. Они, что? Сами такие?
А вот еще одно дело «таганское дело» (1921г.). Следователь Я.С.Агранов заключил с подсудимым профессором Таганцевым соглашение, так как тот 45 дней «героически молчал». Соглашение о том, что в ответ на «показания о нашей организации, не утаивая ничего,…не утаю ни одного лица, причастного к нашей группе» следователь обещал, что ни к кому из осужденных не будет применена высшая мера наказания. Следует обратить внимание, что ни о каких мерах физического воздействия речь не шла, а только методом убеждений, работая «под дурачка»: «Многих обворожил Яков Самуилович своей любезностью» и 87 человек по делу Таганцева было расстреляно. Но это так Солженицын пишет, а на самом деле как? – высылали ведь. И далее Солженицын делает вывод: «Вот так легко попадались на чекистский крючок и сдавались, и гибла, русская интеллигенция…».
Приведем в качестве еще одного примера репрессий, но в отношении церковной власти (православный журнал «Фома», декабрь 2011). Речь пойдет о священномученике Николае (Добронравове), архиепископе Владимирском и Суздальском. До революции 17 года он служил службу в храме Александровского военного училища в Москве, по закрытии которого был переведен в храм Всех Святых в Кулишках. Он активный участник Поместного Собора 1917-1918гг. Но, начнем по теме. «19 августа 1918 года сотрудники ЧК во главе со следователем Реденсом (созвучно Родосу) пришли к дверям храма и потребовали от отца Николая, чтобы он выдал им ключи. Тот вежливо ответил, что при обыске храма необходимо присутствие председателя приходского совета. После такого ответа Реденс немедленно арестовал священника и отвез его в тюрьму ЧК на Лубянку. Во время обыска чекисты обнаружили дневники священника с краткими заметками, касающихся, в частности, восстания большевиков 3-5 июля 1917 года в Петрограде, а также сопротивления большевикам юнкеров в ноябре 1917 года. Под датой 2 (15) ноября 1917 года протоирей Николай записал: «Страшный день сдачи большевикам». По окончании следствия Реденс написал заключение: «Из допроса гражданина Добронравова я вынес впечатление, что он принимал участие в политической жизни…хотя у меня нет материалов, дабы установить его роль в событиях июля 1917 года, а также в октябрьской революции; из всего видно, что это вредный для революции «тип», который, будучи на свободе, наверняка спокойно сидеть не будет. Поэтому предлагаю отправить его в концентрационный лагерь».
