KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Документальные книги » Публицистика » Сергей Кремлев - Россия и Германия. Вместе или порознь? СССР Сталина и рейх Гитлера

Сергей Кремлев - Россия и Германия. Вместе или порознь? СССР Сталина и рейх Гитлера

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Сергей Кремлев, "Россия и Германия. Вместе или порознь? СССР Сталина и рейх Гитлера" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— Зато были бы ГУЛАГи, — возразит читатель.

— Что ж, — отвечу я, — возможно Польша и вошла бы в состав Союза (хотя вряд ли). И наверняка от Польши отошли бы Западная Белоруссия и Западная Украина.

— Вот-вот, — поддакнет читатель…

— Так ведь это земли не польские, а наши! И люди там плакали слезами счастья при виде советских танков не по приказу партийных органов — их тогда в том же Львове просто не было. Конечно, бандеровцы натачивали топоры, так на то они и бандеровцы…

— А депортации все же были бы?

— Да… Бандеровцев, пилсудчиков. Как это и произошло на самом деле. Но «рациональная» Польша не лишилась бы шести миллионов своих граждан. Счет репрессированных (не убитых!) — даже если бы они были — не перевалил бы за двести-триста тысяч. И так — не «виртуально», а «рационально» — можно посмотреть на многое в нашей истории. Особенно интересно и полезно развернуть в жанре «романа»-исследования рациональной истории проблему «Гитлер-Сталин», вначале разобравшись кое с чем, случившимся в истории реальной. СКАЖУ СРАЗУ: реальный исторический Гитлер — один из моих злейших врагов, потому что он — один из злейших врагов моей Родины, Союза ССР. Однако, говоря о Гитлере-созидателе, я имею в виду не реального, не виртуального, а рационального канцлера Германии Гитлера. Гитлера — если не друга, то стратегического партнера Советского Союза. В моей версии истории не будет Красного Знамени Победы над рейхстагом, но зато в ней нет и горящего Киева, развалин Сталинграда, Дрездена, Кёльна. В этой версии Кенигсберг так и остался Кенигсбергом, но зато и Севастополь сохранил свой нахимовско-гриновский аромат, Ленинград не возил умерших на Пискаревку, а Хиросима и Нагасаки не взлетели фиолетовым пеплом под небеса… В этой версии нет героев-панфиловцев, зато нет и растерзанной Зои Космодемьянской, нет затопленных шахт Донбасса и взорванного Днепрогэса. Могла ли история быть такой не в триллере, а в действительности? Был ли у нас пусть упущенный, но реальный шанс на такую историю? Я уверен — да! История такой быть могла!! Шанс — был!!! История действительно могла пойти иначе… Дело реального Гитлера при наличии реального Сталина было заведомо обречено на провал. И тут ему не подмога никакие триллеры и бестселлеры. Война Гитлера с СССР не могла не закончиться для него крахом, а для Германии и России — утратами и развалинами. А вот прочный, ненарушенный и развивающийся союз Германии с Союзом мог иметь и иную — мирную и счастливую судьбу для немцев и русских. И только ли для них?! Тем более, что о вариантах развития отношений, о сближении Германии и СССР немало думали и тогда. Возможность сближения была — это понимали и друзья, и враги… Понимал Сталин. Понимал еще в пору написания «Майн Кампф» (!) даже сам Гитлер. Я об этом позже немного скажу… Однако мыслили-то зачастую верно, а поступали в обеих странах то и дело неверно — вопреки разумной, рациональной исторической логике. Возможно, тут злую шутку с Россией сыграло то, что Сталин и Россия не научились задвигать на второе место идеологию, когда она мешала внешним интересам социалистической Родины. Мы изживали троцкизм, но как показала жизнь, медленнее, чем надо было бы… НА ПЕРВЫЙ ВЗГЛЯД, такой мой подход может показаться в лучшем случае авантюрным, а в худшем — кощунственным. Но я отметаю подобные обвинения. Я немало думал перед тем, как взяться за перо, и спрашивал себя: «Не впадаю ли я в профанацию? Не оскорбляет ли память реально павших даже мысленное допущение экскурсии «фюрера германского народа» по московскому Кремлю рядом со Сталиным и Молотовым»? Я много думал над этим, читатель, и в конце концов решил — нет! Ведь в книге у Царь-колокола и Царь-пушки стоит не тот Гитлер, который подписал план «Барбаросса» и директивы о тактике выжженной русской земли. Не тот, кто провозгласил отказ от «химеры совести» в войне на Ост-фронте. В рамках моего взгляда на прошлое действует Гитлер, отказавшийся от идеи «Drang nach Osten», и нет того Гитлера, который, начиная с 22 июня 1941 года, любым русским и советским человеком справедливо воспринимался как адский выродок. Напротив, я имею в виду такого «рационального» канцлера Третьего рейха, который обеспечил своей восточной политикой могучую великую Германию, но одновременно и выполнение «рациональных» же третьей, четвертой, пятой пятилеток в СССР. То есть, обеспечил ненарушенное мирное развитие великого Советского Союза в один из двух решающих периодов мирового исторического процесса. А память павших? Ну если бы история пошла «рациональным» путем, то и павших не было бы! Однако и это не все… Спросим себя прямо: разве не оскорбляет действительно память своих павших фронтовых друзей бывший «сталинский сокол» с двумя Золотыми Звездами на груди, жмущийся голодной собачонкой у ног «доморослых» российских приятелей всяких там биллов и дебилов? И разве не оскорбляют память павших (а заодно и оскверняют юную память тех, кто лишь осваивает этот мир) нынешние «российские» курсы «истории», которые недалеко ушли от триллера Роберта Харриса? Немцы нынче ставят своим павшим памятники с хвастливой надписью: «Побежденным непобедившими»… Кто виновен в этом, если не потомки тех, кого в сорок пятом встречали как победителей на той самой земле, что сейчас разорена ренегатами за десяток лет почище реального Гитлера? И какие надписи имеем право делать на памятниках нашим павшим мы? «Победившим от предавших»? Нет, рассмотреть рациональную, несбывшуюся версию прошлой истории Родины надо еще и для того, чтобы у нее была будущая рациональная история. И это — не кощунство, а поиск оптимальных путей к будущему продолжению старой тысячелетней истории. Истории, где подвиг реально павших не только не будет оболган, но и оправдан делами потомков. А ПОКА ЧТО перед нами, уважаемый мой читатель, — главные фигуры нашего повествовавния и то время, когда они обретали силу и власть…. Гитлер и Сталин… Россия и Германия… И небедные событиями двадцатые годы, в которых берут начало не менее бурные тридцатые…

ГЛАВА 2. Сталин, Гитлер и их комментаторы

О ГИТЛЕРЕ И СТАЛИНЕ сказано немало правды и еще больше глупой, лживой чепухи. Причем, по части Гитлера особенно постарались англосаксы, а по части Сталина — нынешние «новорусские» халтурщики. Впрочем, тут они тоже шли по стопам англосаксов. Например, некий Пшимаф Аскорбиевич Шевоцуков в издании, рекомендованном в качестве учебного пособия для преподавателей истории (в том числе и вузовских), пишет: «В краткой биографии Сталина, изданной в 1950 году, говорилось: «Непосредственным вдохновителем и организатором важнейших побед Красной Армии был Сталин. Он был творцом важнейших стратегических планов. С именем Сталина связаны самые славные победы нашей Красной Армии». У современного читателя все это может вызвать лишь улыбку…». Однако улыбку — и злую, и скорбную, может вызвать лишь наглость таких вот беззаботных аскорбиевичей. Во-первых, в 1950 году с именем Сталина связывал самые славные свои победы сам народ. Во-вторых, чем лучше мы узнаем подлинную историю войны, тем масштабнее вырисовывается полководческий гений Сталина — величайшего полководца всех времен и всех народов — уже потому, что он руководил самой крупной войной в мировой истории, и под его руководством эта война была победоносно завершена. Все, кто сотрудничал со Сталиным как с Верховным Главнокомандующим, признают, что Сталин очень быстро и качественно освоил полководческую науку, хотя до войны чисто военные вопросы отдавал на откуп военным профессионалам и стал вникать в них лишь после осечек РККА в финскую войну. Но ведь уже и в Гражданскую войну роль Сталина была исключительной. С мая 1918 года (то есть с самого начала Гражданской войны) он назначается руководителем продовольственного дела на Юге России с диктаторскими полномочиями и 6 июня убывает в Царицын с отрядом особого назначения в 400 человек. Ключевой момент первого военного лета — как раз оборона Царицына. Красные назвали его «красным Верденом», а белые… А белые с этим определением, в общем-то, соглашались (на сей счет достаточно почитать Врангеля). Сдача Царицына в Гражданскую была аналогична сдаче Сталинграда (то есть того же Царицына) в Великую Отечественную… И Царицын — первый крупнейший успех Сталина в возникающей сталинской эпохе. В сентябре 1918 года создан Южный фронт, и Сталин активно борется с Троцким, который хотел насытить его руководство своими ставленниками (в итоге мы имели ряд провалов, и дела наладились только после нового появления на Юге Сталина в качестве члена Военного Совета Южного фронта). А до этого Сталин ликвидирует катастрофические провалы на Восточном фронте. Весной же 1919 года он с мандатом уполномоченного ЦК прибывает в зиновьевский Петроград, организует оборону города от наступающего Юденича. Собственно, во время Гражданской войны Сталин занимался тем, чем позже во время Великой Отечественной войны занимались уже его особо уполномоченные — представители Ставки Верховного Главнокомандования. Возможно, и сам институт представителей Ставки возник как переосмысление личного полководческого опыта Сталина времен Гражданской. Все, мало-мальски интересующиеся историей, слышали «звон» о конфликте Сталина и Тухачевского в польскую войну. Мол, завистник и военный невежда Сталин сорвал блестящие стратегические планы умницы Тухачевского, не дал последнему вовремя Первой Конной и т. д. Эту историю неплохо проанализировал такой, например, самобытный аналитик, как Юрий Игнатьевич Мухин. И не останавливаясь тут на ней подробно, просто скажу, что правоту Сталина в стратегической оценке ситуации на польском фронте и неправоту ЦК позже признал сам Ленин. Но не такова история в изложении шевоцуковых. Зато они превозносят Троцкого и его доверенного любимца Эфраима Склянского. ГИТЛЕРА в СССР традиционно изображали заурядным неврастеником или исчадием ада, но лично ему большого внимания не уделяли. Его фигура так и не стала у нас предметом научных или публицистических исследований. Почти единственное исключение тут — книга Даниила Мельникова и Людмилы Черной «Преступник номер один». И уже название говорит о недобросовестности авторов. Да, реальные результаты политики реального Гитлера оказались, безусловно, преступными. Но если взять даже его собственную эпоху, то есть первую половину XX века, то приоритет среди мировых политических преступников надо бы отдать не Гитлеру и его соратникам, а англосаксонским закулисным организаторам и подстрекателям войн. К тому же и суть преступности Гитлера чаще всего извращалась и извращается так, как это выгодно главным преступникам и их последователям на Западе или примитивным «капээсэсным» идеологам. При этом никто из них не склонен, естественно, задаваться вопросом: «Почему Германия Гитлера и он сам встали на тот путь, который привел их к краху?». Иначе говоря — был ли нацистский рейх преступен по самой своей сути, или же он имел определенную здоровую основу и лишь с какого-то момента сбился на действительно преступный путь? Ни советские, ни западные историки никогда не давали на этот вопрос полного ответа уже потому, что никогда не ставили его во всей его полноте. Однако советские труды об эпохе Гитлера ценны тем, что хорошо дополняют западные источники, а труды «демократического» Запада интересны постольку, поскольку сообщают нам такие данные и факты, которые замалчивал или задвигал на задний план Агитпроп ЦК КПСС. Западный спектр образов Гитлера шире советского. Он колеблется от оценок фюрера как гения и оккультного мессии до все того же изверга, который-де, навязал всем свою волю… Как будто стальные магнаты и «железные» старопрусские генералы были детсадовцами среднего возраста или впечатлительными институтками. А Сталин? Сегодня его облик тоже фальсифицирован донельзя и подается в тех же спектральных линиях: от гения до мрачного тирана. Хотя реальный Сталин поднялся выше любых привычных оценок в большей мере, чем какой-либо другой политик современности. Сталин, безусловно, отвечал всем требованиям политического гения — начиная с незаурядной памяти и способности быстро и точно входить в новые для него вопросы. Компетентный социальный реформатор должен быть еще и своего рода «многоборцем». А тут Сталин оказался силен так, как никто до него, исключая разве что Ленина. Правда и соревноваться в этой категории ему было почти не с кем, потому что выдающиеся реформаторы, движимые исключительно интересами трудящегося большинства, почти неизвестны истории. Маркс, Энгельс, Ленин, ну может быть, Махатма Ганди… И Сталин. Интересно, как описывала его Александра Львовна Толстая. Дочь великого русского писателя уехала из Советской России в 1929 году. По документам она выезжала временно в Японию с циклом лекций, а по душевным склонностям покидала Родину навсегда, прихватив с собой (тоже «временно») коллекционную гитару работы Красощекова 1828 года. Толстая относилась к новой России злобно. В этом смысле можно говорить об «Александре Толстой как зеркале русской интеллигенции». Стоя посреди своей Ясной Поляны, она за поваленными старыми «деревьями» не увидела (и тупо не хотела видеть) молодого подроста нового советского «леса». Она была более лояльна даже к царизму, заявляя, что вот тогда-то, мол, книги ее отца издавались для простого народа в миллионах экземпляров. И как раз в силу ее антисоветизма то, что она написала о своей единственной встрече со Сталиным, ценно психологической подлинностью. А написала она вот что: «По внешности Сталин мне напомнил унтера из бывших гвардейцев или жандармского офицера. Густые, как носили только такого типа военные, усы, правильные черты лица, узкий лоб, упрямый, энергичный подбородок, могучее сложение и совершенно не большевистская любезность. Когда я уходила, он опять встал и проводил меня до двери». В этом наброске виден человек целеустремленный, собранный, но отнюдь не демонический. Да и не способствовала развитию бурных и темных страстей жизнь революционера-профессионала. Личность же Гитлера — также, безусловно, незаурядная — формировалась в условиях жизни даже не богемы, а полулюмпенов. В результате он оказался волевым человеком, человеком стойкой внутренней идеи, но без прочного нравственного стержня. Сталин был могучим утесом, о который разбивались любые бури. Гитлер — бурной рекой, которая может созидать, может крушить, но течение которой определяет не столько она сама, сколько обстоятельства. В любом случае, как ни крути, одного не отнять у обоих! Самоучка-Гитлер в двадцатом веке, в устойчиво иерархической буржуазной стране с развитыми социальными структурами, поднялся от ефрейтора до фюрера. И вполне — при рациональном развитии событий — мог бы стать не преступником, а немцем № 1. Самоучка же Сталин принял Россию лапотной, а оставил атомной. И уже этим зарезервировал себе достойное место среди таких наиболее выдающихся людей России как Ленин и Петр. УДИВИТЕЛЬНО, но даже объемные исследования, посвященные Сталину и Гитлеру, этим крупнейшим фигурам мирового исторического процесса, пронизаны непониманием. Ну, извращение смысла личности Сталина вошло в моду еще с нелегкой руки Льва Троцкого. Вначале оно имело хождение на Западе, сейчас — и у нас. А ведь и Гитлеру тут повезло не намного больше. Скажем, немец Иоахим Фест написал тысячестраничную биографию Гитлера, и в ней есть много интересного. Однако самое верное и глубокое там — это пара фраз из вступительного «Предваряющего размышления». Вот они: «Если бы в конце 1938 года Гитлер оказался жертвой покушения, то лишь немногие усомнились бы в том, что его следует назвать одним из величайших государственных деятелей среди немцев, может быть, даже завершителем их истории. Его агрессивные речи и его планы мирового господства канули бы, вероятно, в забытье как творение фантазии его ранних лет и лишь от случая к случаю вспоминались бы, к негодованию нации, ее критиками». Увы, уже следующая фраза Феста подводит. Почему? Наверное, потому, что он, как и многие другие, не избежал слепоты вялотекущего антикоммунизма. Потому он и попадает пальцем в небо, заявляя: «Шесть с половиной лет отделяли Гитлера от этой славы». Что ж, подсчитаем… Шесть с половиной лет, начиная с конца 1938 года — это как раз весна 1945-го, в которую дым погребального костра реальных Гитлера и Евы Браун смешивался с дымом горящего рейхстага и гарью от выстрелов тяжелых советских танков «Иосиф Сталин-2», громящих этот рейхстаг… Как видим, в арифметике Фест слабоват: шесть с половиной лет отделяли Гитлера не от славы, а от смерти и бесславия. Но мог ли быть для него иной путь — к славе и заслуженному национальному обожествлению? Да! Вот только Фест не смог даже мысленно представить себе этот вполне возможный путь. Его воображения хватило лишь на то, чтобы заявить: «Разумеется, способствовать ему (то есть Гитлеру. — С.К.) в этом (то есть в обретении безупречного величия. — С.К.) мог бы только насильственный конец»… Итак, по Фесту выходит, что Гитлеру не повезло вовремя стать жертвой успешного покушения. То есть, надо было ему, например, чуть задержаться в ноябре 1939 года в мюнхенской пивной «Бюргербройкеллер» на очередной годовщине пивного путча. Еще бы полчаса, и от Гитлера могла остаться лишь окровавленная коричневая рубашка, а покушение столяра Эльснера из почти удавшегося оказалось бы удачным вполне. И фюрер — в соответствии с концепцией Феста — так и остался бы в глазах нации героем повыше Бисмарка. Ну нет, уважаемый читатель! Не так все это просто! Да, Эльснер мог быть и удачливее, мог подготовить свой взрыв на год раньше. Но при гибели Гитлера весь тогдашний рейх просто впал бы в шок, на смену которому пришли бы хаос и гражданская смута. Не могло быть иного результата и у тех коллективных «генеральских» заговоров, которые готовились в 1938 году. Нет, при «насильственном конце» все положительные усилия Гитлера (а они были, о чем позднее будет сказано) пошли бы прахом. А сам он бессмертных лавров себе не обрел бы. Единственно верный путь, делавший Гитлера подлинно величайшим в истории немцем, Фест не мог представить себе по той причине, что отсутствие подлинного историзма — оборотная сторона антикоммунизма. Но что же это за путь? Я отвечу сразу: путь честного сотрудничества с Советским Союзом в интересах двух народов — немецкого и советского. От возможной славы завершителя истории немцев Гитлера в конце тридцать восьмого года отделяли не шесть лет, а два года! Он был обязан разрушить и разрушил систему Версальского договора, он имел право требовать и потребовал Судеты, Польский коридор и Данциг. Он мог начать и начал европейскую войну. И во всех этих действиях он был морально и исторически состоятелен. Он мог даже, блюдя интересы немцев и без особого насилия над логикой истории, войти в Чехию. Но война с СССР не отвечала интересам ни Германии, ни Гитлера. И если бы не ряд чужих провокаций и собственных просчетов Гитлера и Сталина, просчетов народов Германии и СССР, то такой войны (то есть войны между русскими и немцами) могло бы и не быть… Еще и еще раз повторю: у такого поворота событий была-таки реальная база. И на этой базе несбывшаяся рациональная история могла бы состояться, если бы два выдающихся деятеля двух выдающихся наций смогли посмотреть друг другу в глаза. А чтобы ты, мой читатель, лучше представлял себе главных героев этого «романа»-исследования, присмотримся внимательнее к ним и к некоторым их «комментаторам»… * * * ИНТЕРЕС к Гитлеру и Сталину — за редкими исключениями нездоровый — велик и сегодня. Доказательство тому — все еще неизбытая популярность антисталинских инсинуаций не только в России, но и за ее пределами. Хотя и популярность «Генералиссимуса» Владимира Карпова — тоже налицо. Литературы о Гитлере на Западе всегда было в избытке, а после 1991 года она и в России пошла «валом» — в основном переводная. Несмотря на это, по сей день в мире нет ни одной честной и всесторонней биографии Гитлера. Почти то же самое можно сказать и о Сталине. Две, например, защищающие Сталина книги Владимира Жухрая и Алексея Голенкова, пробел заполняют слабо. Не сильно проясняет дело и «сталинский» двухтомник Юрия Емельянова. О Сталине неплохо писал Юрий Мухин и, как это ни странно, такой специфический исследователь как Виктор Суворов (Резун). Несмотря на признаки как минимум социальной шизофрении, Резун иногда поразительно точен в своих оценках эпохи и ее героев. Нашумевший двухтомник «Генералиссимус» достаточно объективен, но не очень-то глубок. Наиболее же точны небольшие работы о Сталине, принадлежащие перу Ричарда Косолапова — очевидно, самого крупного социального мыслителя конца двадцатого века и начала века нынешнего. При всем при том «массовый имидж» Сталина в России все еще и близко не соответствует истине. Что уж говорить о Западе! Там упорно не хотят признать, что реальный Сталин во внешней политике внес решающий личный вклад в пресечение очень весомых поползновений реального Гитлера создать мировой рейх, а во внутренней политике десятилетиями не имел себе ни одной конструктивной альтернативы. Точная фраза Черчилля о том, что Сталин принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой, положение исправляет мало, как и признание того же Черчилля, что при входе в зал Сталина ему хотелось встать и вытянуть руки по швам. Но Запад хотя бы признавал масштабность фигуры Сталина. В СССР же Гитлеру напрочь отказывали в крупном политическом и человеческом масштабе. Никто из «историков ЦК КПСС» даже не пытался задаться вопросом: «Что же позволило бывшему ефрейтору из народных низов в XX веке, в центре Европы, выдвинуться в бесспорные вожди страны, находившейся до этого под властью аристократической и промышленной элиты?» Если этот вопрос и возникал, то ответ был известен заранее: ставленник! Так ли это? Ведь Гитлер — пример в мировой истории уникальный. Второй выдающийся выходец из самых «низов» — Сталин вырос в вождя страны в условиях пролетарского государства, где принцип «Кто был ничем, тот станет всем» был написан на официальных знаменах. В Германии же до Гитлера классический буржуазный принцип гласил: «Всяк при своем». И не так-то просто было обрести высшую власть в условиях его действия. Для простолюдина — практически невозможно. А ведь Гитлер был простолюдином. Как же он поднялся, если не имел неких выдающихся качеств? Его взлет такие качества предполагал автоматически, не так ли? Ан, нет, у нас в Гитлере видели лишь мелкого злодея, призванного к власти капиталистической и военной элитой Запада для удушения коммунизма в Германии, в Европе, а потом и в СССР. Ах, если бы это было действительно так просто… Любопытнейшая фигура, сотрудник Фрейда и теоретик «сексуальной революции» немец Вилли Райх, не пришелся ко двору ни в рейхе, ни в США, куда перебрался в 1939-м. Он увлекался и марксизмом, шесть лет был членом компартии Германии и поэтому знал, что писал, когда в своем «Фашизме и психологии масс» критиковал псевдо-марксизм. Читать книгу Райха непросто — она написана живо, но касается очень уж серьезных вещей. Однако кое-что по нашей теме привести оттуда полезно. Итак: «Марксизм, подобно многим достижениям великих мыслителей, превратился в пустые формулы, и в руках марксистских политиков утратил свою научную и революционную действенность. Вырождаясь, научный марксизм превратился в «вульгарный марксизм». Мы в первую очередь должны освободиться от концепций вульгарного марксизма, которые лишь преграждают путь к пониманию фашизма. Вульгарный марксизм полностью отделяет экономику от социальной жизни в целом и утверждает, что «идеология» и «сознание» человека определяются исключительно и «непосредственно» его экономической жизнью. Вульгарные марксисты стараются изо всех сил не замечать структуру и динамику идеологии; они отметают ее как «психологию», которая не может быть «марксистской», и оставляют субъективный (то есть личностный, человеческий. — С.К.) фактор, так называемую «психическую жизнь» в истории, на усмотрение политической реакции и розенбергам (имеется в виду нацистский «теоретик». — С.К.), которые, как ни странно, благодаря этому тезису добиваются огромного успеха. Забвение этого аспекта в социологии подвергалось критике самим Марксом. Чем энергичнее вульгарные марксисты отрицают психологию, тем чаще они прибегают на практике к безжизненному лицемерию. Так, например, они пытаются объяснить историческую ситуацию «психозом Гитлера», утешить массы и убедить их не терять веру в марксизм. То, что политическая реакция неизменно находит выход из трудного положения, а острый экономический кризис может привести как к варварству, так и к социальной свободе, остается для вульгарных марксистов книгой за семью печатями»… Хорошо сказано! Конечно, спору нет: знаменитая с 1932 года карикатура-фотомонтаж Хартфильда «Миллионы за мной!», где в откинутую назад в нацистском салюте руку маленького Гитлера толстый громадный капиталист за его спиной вкладывает пачку банкнот, — это образ блестящий и точный. Но вторая-то сторона дела состояла в том, что за Гитлером были и другие миллионы — миллионы и десятки миллионов немцев! Не только милитаристы Гинденбург, Фрич и Бломберг, аристократы фон Папен и фон Браухич, не только промышленники из «Кружка друзей рейхсфюрера СС Гиммлера»… Ветераны Первой мировой, солдаты и рядовые офицеры рейхсвера, женщины, рабочие и крестьяне, молодежь, студенчество тоже шли за Гитлером. И шли они с глазами, горящими, как там ни крути, не психозом, а надеждой. Шли потому, что Гитлер лучше других выражал их думы. Даже лучше, чем немецкие коммунисты и Тельман, пораженные тем самым вульгарным марксизмом, о котором так хорошо писал Райх. Понимал ли это реальный Сталин? Марксизм не вульгарный, а классический, «образца Маркса-Энгельса», хотя и признавал важность человеческого фактора и важность психологического момента в истории, все-таки не ставил его в один ряд с фактором экономическим. Основным критерием для марксизма оставалась экономика, производственные отношения, классовая структура общества. Гитлер же в чисто марксистские рамки если и вписывался, то только как действительно агент имущего класса, потому что сам он был неимущим. Поэтому Сталин долгое время рассматривал итальянский фашизм и германский нацизм (у нас его неверно называли «немецким фашизмом») лишь как типичную-де, крайнюю форму реакции Капитала на усиление революционной активности Труда. Увы, при близком рассмотрении Гитлер явно не втискивался в чисто «классовые» рамки. Он был зримо, принципиально более независим, чем традиционные парламентские политические лидеры Запада после того, как стал во главе страны. Был ли способен реальный Сталин увидеть такую суть своего оппонента и сделать верные для нас выводы? Ну во всяком случае, он был способен это понять. Способен потому, что в отличие от Троцкого, Бухарина, Ра-дека и всяких там Рюминых и Рютиных, был человеком из того же теста, из которого судьба лепила Маркса, Энгельса, Ленина — трех мыслителей, для которых интеллектуальная и поведенческая поза были просто немыслимы. Они и Сталин… Был момент, их так и изображали — коллективным портретом друг за другом. И этот внешне казенный символ неплохо отражал действительную суть: несмотря на ошибки и заблуждения, над этой четверкой больше, чем над кем-либо другим за всю историю людей властвовали не предрассудки или низменные страсти, а точное видение истории и того общества, которое они преобразовывали мыслью или делом. Если реальный, исторический Сталин психологически все-таки сплоховал в ситуации с Гитлером и не попытался круто развернуть ее на пользу Германии с Россией, то дело, пожалуй, не в некоторой сталинской ограниченности, а в беспримерной грандиозности задачи. Вряд ли в те времена с ней вообще кто-либо смог бы справиться, кроме самого Сталина. Да что там справиться! Просто поставить ее было уже задачей почти нерешаемой! НИ ГИТЛЕР, НИ СТАЛИН не были тиранами. Хотя и в разной мере, но не были они лишены и душевной широты и щедрости. Если бы было иначе, то их ближайшее повседневное окружение (охрана, секретари, технический персонал) не любило бы их. Но их любили. Не благоговели, а просто были душевно расположены в ответ на их душевную расположенность. А государственное, политическое окружение? Ведь это были люди сами крупного ранга, люди незаурядных способностей. Однако они тоже искренне уважали: русские — Генерального секретаря партии большевиков Сталина, немцы — рейхсканцлера Германии Гитлера. Уважали потому, что видели в них личностей, их превосходящих, или не уступающих им. Вы не найдете (то есть вообще не найдете!) мемуаров тех, кто долгим, деловым образом сотрудничал со Сталиным (и нередко немало от него претерпел), и кто не отзывался бы о нем с глубочайшим уважением, даже критикуя его. Конечно, речь здесь не о Троцких, а о людях конкретного, практического дела — организаторах промышленности, конструкторах, военачальниках, металлургах, энергетиках. Один из малоизвестных мемуаристов, бывший нарком электростанций Дмитрий Жимерин, в 1931 году закончил Московский энергетический институт. Крестьянский сын науку осваивал неплохо и был зачислен в аспирантуру. Но вскоре пришлось заняться практической энергетикой, и со временем войти в тот круг, который можно назвать «большой командой Сталина» — стать «сталинским наркомом». Первая их встреча была не из самых удачных: из-за перегрузки уральских заводов там наступил кризис электроснабжения, и Жимерина вызвали в Кремль.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*