Елена Полюшкина - Моя душа состоялась. Дневник Алены
Не ожидала, что «Лестница» вызовет такой ажиотаж. Конечно, много фанаток Олега, но все же не ожидала увидеть Киноцентр в таком тесном кольце «стреляющих» лишний билетик, желающих прорваться. Приятно за фильм и за нас, которые все же попали на явление его миру сегодня.
17.06. Множество снов сегодня. Разных. Живу под дурманом «их» (снов) жизни. Так перепутано все там. Хорошо. Логика умирает. Бред гениальный, страшный иногда, но чаще провидческий.
Я не хочу давать В.М. стихи, потому что не верю в искренность его оценки. Если не понравится, он, как принято у него уже, не покажет этого. Найдет выход, и все равно не скажет всего, что думает. Стихи для меня слишком всерьез, чтобы подвергать их боли фальши, тем более такого уважаемого мной человека. Пусть уж лучше ругают, чем обманывают. Вообще литература для меня – всерьез, и это не сейчас, не вдруг определилось. Но как губительно манит кино. Как магнит. С этой тягой трудно справиться. К театру – охлаждение. Но вспоминаю «Обезьянок», и тепло. Люблю бесконечно.
Многие мои ранние стихи громоздки, перегружены образами, наслоениями чувств и ассоциаций. И все же они всегда искренни. Не совершенны по форме, но живучи духовно. Мощь чувств, не умещающихся в скорлупки данностей. Отсюда иногда – эпатаж и «грузность». Но никогда – фальшь.
18.06. Г. говорит про меня, что я из декаданса. Утонченная. Еще, множество раз, что я поэтическая натура, что я романтическая натура. Это уже стало общим местом. Приклеился ярлык образа. Я не против. Каждый имеет право на свое видение. Но любое утрирование меня раздражает. Я больше суммы представлений обо мне. Как и всякий другой человек. Я так понимаю персонаж Олега в «Дюба». Невозможно довольствоваться навязанной тебе ролью, если сам прекрасно осознаешь рамки этого надуманного имиджа. Надуманного самим же или другими. Но зажившего и забирающего жизненные силы у настоящей природы человека, для которой никаких рамок не существует. Желание пробиться к своему естеству, соединиться с ним, толкает кого в творчество, кого в преступление. Хван прав. Бог проявляется в самовыражении. Но он отрекается от забывших его. Всегда существует роль или несколько ролей. Надо довольствоваться одной (кому-то хватает) или менять их так часто, как выдержит сердце. Постоянное движение вырабатывает некий обобщенный надмирный образ, отделенный от человека. Но присутствующий в нем представлением об идеале. Такой человек может многое совершить и жить долго.
В студию не пойду. Вряд ли эта женщина будет для меня учителем и авторитетом. В ней есть что-то, вызывающее у меня настороженность, даже неприятие. Ее неженский напор, безапелляционная убежденность в правоте, некоторая жесткость пугают. Я побаиваюсь ее оценок. Это не лучшая почва для занятий. Не получится, думаю, душевного контакта, теплоты и легкости, которые сразу возникли с В.М. Время вступительных экзаменов и нашего общения – одно из приятнейших моих воспоминаний. Сейчас все сгладилось и «замусорилось» бытовыми штрихами и официозностью университетской жизни. Тогда было свежее и искреннее общение, очарование друг другом. Возможность желаемой жизни. Так близко прошла. Но это не обреченность. Все пока в пределах досягаемости. Но мой учитель еще не встретился на пути.
18.06. Встретились с Варей в метро. У «гениальной головы» Пушкина. Выбегая на улицу, решали на ходу: куда бы нам сейчас? Театральные наши души шептали однозначный ответ. Ближайший театр – Ленком. Туда! Что там сегодня, мы не знали. У подваливших тут же спекулянтов выясняем: «Школа для эмигрантов» с Абдуловым и Янковским. Чудно! Спекулянтов – к черту. Не тратим мы деньги на билеты даже по своей цене. У администратора – закрыто. Спекулянты за нами. Цены уже значительно снижены.
– Может, у них денег нет?
Оглядев нас с ног до головы:
– Ну, нет, не похоже.
Билеты отвергаем с упорством истинных профессиональных театралов. Достаем студенческие. И прямо в театр. К тетушке-билетерше. Объясняем ситуацию, мечту (заветную) посмотреть этот спектакль. Глаза умоляющие и упрямые. Первая удача – нас не выталкивают за дверь, что в этом театре нормально, а внимательно выслушивают и вежливо говорят, что это не в их полномочиях. Тут же:
– Сергей Викторович!…
Сергей Викторович, оказывается, непозволительно молодой человек (для администратора). Он спускается с лестницы и подходит к нам. И, о чудо! Так же внимательно нас выслушивает и вслух рассуждает, как бы нам помочь. Спектакль идет уже 20 минут, а там ведь два персонажа, действие на диалогах. Если будем пробираться на служебные места, помешаем. Берет наши студенческие, тщательно их изучает. Так тщательно, что страшно за подлинность своей фотографии. Перемалывает глазами. Фотография – лицо. Лицо – фотография. Брр! Входные? Но ведь они – стоячие. Таким тоном, будто предположить, что мы в театре можем смотреть спектакль стоя, никак не позволительно. Я впала в транс от всех этих красноречивых великолепий и кивала: да, да, входные не нужны. Варя удивленно на меня косится, но молчит. Сергей Викторович предлагает нам свой телефон.
– Да, да, конечно.
– Посмотрите, когда спектакль в следующий раз, позвоните заранее, я вам помогу.
Вот так. И это надменный Ленком. Возможно, все же, всего лишь верный хитроумный способ, отправить в данный момент. А потом – никаких обязательств. Но все-таки, все-таки. Сергей Викторович, Вы очаровали меня своей отстраненной светскостью и тактом, ни на пылинку не переступив официального тона.
Обалдевшие, на улице.
– Куда сейчас?
– Пиццу есть.
Через Пушкинскую площадь в подземный переход.
На метро не поедем.
Всегда шумная пестрая толпа у Макдональдса. Праздник московской жизни. Шикарные машины и девушки. Молодым людям позволительно не быть шикарными, но не иметь денег не позволительно. Впрочем, там много разного… Мимо.
Тверской бульвар.
– Вот бы на машине.
Рядом тормозит синенькая иномарка.
– Не туда. Мы не уместимся. Слишком много.
По правую руку – Литературный институт. Смотрю со смешанным чувством досады и покоя. Не мое. И не жалею, а…могло бы… Но весь ворох этих чувств мгновенно уносится прочь. Мы у театра им. Пушкина. И что же сегодня? Премьера «Бабье поле». Несколько секунд изучаем афиши. И дальше.
– Все-таки на машинке бы.
– Хорошо. Я буду идти и периодически голосовать. Вдруг подвезут.
– Но денег у нас нет.
– Еще бы. Только бесплатно.
Черная опухшая физиономия в черной «Волге».
– Арбат? Сколько дадите?
– А так?
Презрительно мотает головой. Ну и катись.
Красный жигуленок.
– Не подбросите? Но денег нет.
Интеллигентный седовласый дядя. Умница! Только поехали, по радио песенка – «Девочка моя Алена» и что-то романтически-тривиальное про солнечное детство и пшеничные косы. Я еле сдерживаю улыбку. Варя на заднем сидении давится смехом. Девочка Алена катается по центру на машине и строит из себя аристократку.
Высаживаемся у памятника Гоголю. И на Арбат.
Пицца и напиток куплены. Топаем по Арбату, выбирая «место для пикника». Перед витриной одного из магазинов на каменном бордюрчике. Пицца – наслаждение. День тоже. Рядом фотографы. Один разгуливает с толстенным удавом на шее. Никакого понятия об искусстве! Мы в двух шагах всего так живописно сидим. Две хрупкие модели для монмартровских художников. А арбатские корыстолюбцы и бровью не поведут. Народ на нас внимание обращает. Смотрят плотоядно то на пиццу, то на нас. Я улыбаюсь ВСЕМ! Арбат – стихия моя! Бурлит, торжествует, насмешничает. Варя выкуривает сигарету, и мы снова идем за пиццей.
Пьяная продавщица предупреждает: кофе горячий, берите за край стаканчика. И желает приятного аппетита. О, все так добры к нам сегодня! Садимся туда же. Рядом симпатичный мальчик играет на балалайке. Небольшая толпа умилительно слушает. Три старушки-иностранки с жаром о чем-то, обращаются к мальчику. Он с ними на английском. Играет снова ту же мелодию. Наконец, раскошеливаются. Доллары он быстренько прибирает в карман. Правильно! Играет дальше.
Два молодых человека (вроде мы друг другу улыбались, когда шли навстречу друг другу). Один приветственно поднимает руку, расплываясь в улыбке. Я, сияя, провожаю его взглядом. Встретимся еще раз, так же улыбнемся.
У фотографов – ажиотаж. Собралась толпа желающих, мужчины один за другим вешают на шею удава и позируют. Толпа наблюдает с интересом. На нас обращают внимание. Все, кроме фотографов. Так и быть, мы снимаемся с места. Надо же, пьяная пицца! Сок и кофе с трудом можно отнести к категории напитков. Значит, дело в пицце.
– Мы поедем в Дом Актера?
