Савелий Дудаков - Этюды любви и ненависти
Наряду с партией, но в более грандиозных размерах практиковалось насилие правительства: сковывалась мысль, запрещалось слово, отнималась свобода и жизнь; административная ссылка была обычным явлением, тюрьмы были переполнены; казни считались десятками…в тюрьмах практиковалось унизительное обращение…
Ожесточались исполнители, озлоблялись потерпевшие, их родные, друзья и знакомые; общество привыкло к унижению человеческого достоинства; зрелище казней возбуждало кровожадность толпы. Возмездие "око за око, зуб за зуб" делалось девизом для всех. Для предотвращения государственных опасностей была нужна тайная полиция, правительственное золото создавало толпу шпионов; они вербовались во всех слоях населения, между ними были генералы и баронессы, офицеры и адвокаты, журналисты и врачи, студенты и студентки, увы, были даже гимназистки, девочки 14 лет. Известно, что нет страсти более сильной и ведущей к более низким преступлениям, чем страсть к золоту… Наше правительство широко пользовалось корыстолюбием и алчностью человеческого рода и извлекало… пользу из могущества золота. "Черная книга" русской монархии… навсегда останется грязным пятном нравов того времени. Молодые женщины употребляли чары красоты и молодости для вовлечения и предательства; шпионы являлись инициаторами, организаторами и двигателями революционного дела; Рачковский в Петербурге, Рейнштейн в Москве, Забрамский в Киеве – вот герои правительственного лагеря, блиставшие на тогдашнем горизонте. Удачный донос, вероломнейшее предательство, ловкий подвох при следствии как средство вырвать признание, создание ценой благосостояния десятков лиц грандиозного процесса путем искусственных натяжек – вот что давало денежную премию или повышение по службе. К этому присоединялось вовлечение слабых в отступничество. Отмена наказания, забвение прошлого, деньги и свобода – все служило средствами обольщения… Этим наносился нам, революционерам, глубочайший удар, колебал веру в людей. Не так больно было потерять свободу, как бывшего товарища, ради которого вы были готовы рисковать собой, которому вы доверяли, которого вы оберегали и которому оказывали всевозможные братские услуги, увидать рядом с жандармом, чтобы задержать вас, и услышать циничные слова: "Что, не ожидали?"» (Фигнер В. Запечатленный труд. М., 1964. Т. 1. С. 284-287).
Приблизительно те же мысли обуревали и представителей крупной бюрократии, той ее части, которая не давала волю чувствам. Александра Викторовна Богданович, жена генерала Е.В. Богдановича, члена Совета министра внутренних дел и автора многочисленных церковно-патриотических брошюр, на протяжении трех царствований вела дневник. Сразу после убийства императора, 1 марта 1881 г., она записала в дневнике: "Теперь общество разделилось на два лагеря: одни говорят, что только репрессивные меры приведут дело в порядок… другие же того мнения, что теперь вернуть порядок, бывший при Шувалове, немыслимо, что это приведет к погибели России, что нужно созвать народных представителей, что нужны строгие, но разумные меры… что нужно реорганизовать полицию и проч., но что все это должно быть сделано по-старому, а не по-новому по образцу Франции. Этих (т. е. тех, кто придерживается последней точки зрения. – С. Д.) гораздо больше". Спустя 28 лет, 13 апреля 1909 г., умная женщина запишет: "Говорили о настоящем положении России. Я высказала, что жалею, что при начале царствования Александра III Победоносцев помешал дать конституцию, что теперь было бы спокойнее…" (Богданович A.В. Три последних самодержца. М; Л., 1924. С. 49, 462). Увы, слепые не прозрели…
Важно отметить, что народовольцы, по словам Фигнер, хотели мирной работы, но им в этом отказали. И весь этот добротный человеческий материал был безрассудно растрачен и не востребован правительством для созидательной деятельности.
Конечно, не обошлось без исключений. Например, народоволец террорист Дмитрий Александрович Клеменц (1848-1914) стал директором Императорского Этнографического музея. В противовес ему был казнен Александр Ульянов по весьма спорным юридическим нормам. А. Ульянов подавал большие надежды как физиолог, но заступничество Д. И. Менделеева ему не помогло. Талантливые члены дружной семьи стали на путь террора, причем самого худшего, массового. В свое время я писал о позорном приговоре Чернышевскому, чей мощный интеллект правительство могло использовать на благо государству. Увы… Впрочем, все это было отмечено еще современниками. 25 января Сара Бернар (Во время гастролей) Боборыкин Пьер несется Легче ветра или пара И в восторге восклицает:
Сара, Сара, Сара, Сара!
Рядом с ним несется Стасов,
Полон дикого угара,
И гудит, как сто тромбонов:
Сара, Сара, Сара, Сара!
Вслед за ними мчится Утин,
Надуваясь как опара,
И кричит он в упоеньи:
Сара, Сара, Сара, Сара!
Г. Чуйко вприпрыжку
Скачет красный весь от жара
И лепечет, задыхаясь:
Сара, Сара, Сара, Сара!
Юрий Шрейдер с Соколовым
Рвутся точно в дышле пара,
Оглашая возглас ржаньем:
Сара, Сара, Сара, Сара!*
Граф Алексис Жасминов, он же В. Буренин.
Тут же вспоминаю атаку князя Мещерского, объявившего войну развлекательным театрам (Буфф, Берг и др.) и считавшего их пригодными для развлечения "нигилистов в белых перчатках". В его статьях досталось и композитору Жаку Оффенбаху.
Остроумный Вс. Крестовский, сам не жаловавший нигилистов, "прошелся" по мужелюбивому князю:
Погибает вся Россия
В оффенбаховщине мерзкой.
Лишь один – Иеремия
Остается князь Мещерский**.
***
*Цит. по: А. А. Камень Сары Бернар: Из воспоминаний театрала // Иллюстрированная Россия. 1934. № 36. С. 19. *Цит. по: Викторович В. А. Достоевский и В. Мещерский // Русская литература.1985. № 1. С. 209.
***
Святая земля глазами русских паломников
Палестина описана, переписана, но не дописана, но это не значит, что каждый может сказать о ней свое слово.
Неизвестный знаток Святой земли* К выражению "Москва – Третий Рим" мы уже привыкли. Со времен старца Филофея, жившего в XVI в., об этом писали множество раз. В XVII в. к этой формуле плотно прилепилась другая: "Россия – новый Израиль". Л.Н. Толстой в романе "Война и мир" довольно точно описал состояние российского общества во время Отечественной войны 1812 г. Героиня романа Наташа Ростова присутствует на службе в домовой церкви графа Разумовского, неожиданно старый священник, опустившись на колени, вопреки канону начинает читать только что составленную Синодом молитву о спасении России от вражеского нашествия: "Господи Боже сил, Боже спасения нашего! …Се враг смущаяи землю Твою и хотяй положити вселенную всю пусту, восста на ны; се люди беззаконнии собрашася, еже погубити достояние Твое, разорити честный Иерусалим Твой, возлюбленную Твою Россию… Владыко Господи! Услышь нас молящихся Тебе: укрепи силою Твоею благочестивейшего, самодержавнейшего великого государя нашего императора Александра Павловича; помяни правду Его и кротость, воздаждь ему по благости Его, ею же хранит ны, Твой возлюбленный Израиль… подаждь Ему победу на врага, яко же Моисею на Амалика, Гедеону на Мадиама и Давиду на Голиафа"1.
В этой молитве несложно уловить связь с прошлым, влияние ветхозаветной лексики и ветхозаветных примеров, на которых в основном и зиждется обращение к народу.
Россия приравнивается к Израилю, Москва – к Иерусалиму. На слушающих молитва производит подавляющее впечатление. Наташа переживает каждое слово – о победе Моисея, Гедеона и Давида, о разорении Иерусалима, все трогает ее сердце. Речь священника, вероятно, была необходима Толстому для того, чтобы передать душевное состояние народа.
***
* Из кн.: Елисеев А.В. По белу-свету. СПб., 1894. С. 312.
***
Лесть авторов патриотических писем, приходивших в то время Александру I, превышала все пределы. В письме членов Синода, приложенном к посылке образа преподобного святого угодника Сергия и читанном в петербургских гостиных, говорилось: "Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего"2. Рассуждая о труднообъяснимых поворотах истории, Толстой удивлялся тому, что крестовые походы прекратились именно тогда, когда была поставлена ясная, разумная и святая цель: освобождение Иерусалима3.
В.О. Ключевский так иронизировал по поводу православного благочестия: "В одной былине древнерусский богатырь, собираясь под старость в Иерусалим, чтобы пристойно завершить свои неблаговидные подвиги, говорит:
Смолоду было много бито, граблено,
А теперь пора душу спасти"14.
Кажется, эта мысль близка и атаману Кудеяру Н.А. Некрасова. Свое "исправление" главарь шайки начал с двойного убийства, в том числе женщины, в духе Стеньки Разина: "Голову снес полюбовнице и есаула засек". Но даже паломничество в Иерусалим не дает Кудеяру отпущения грехов – лишь новым убийством дано ему избавление. Любопытная мораль и, конечно, не случайная…
