Сергей Плохий - Последняя империя. Падение Советского Союза
Ислам Каримов, который возглавил республику в 1990 году, разделял чувства земляков. Он считал “хлопковое дело” замаскированными политическими репрессиями. В сентябре 1991 года он созвал съезд Коммунистической партии Узбекистана, к тому времени переименованной в Народно-Демократическую. Съезд принял резолюцию, которой снимал с осужденных в 80-х годах вождей все обвинения. В тексте утверждалось, что якобы взяточники честно работали на благо Родины. В конце декабря того же года, за несколько дней до победы на теперь уже всенародных выборах президента, Каримов помиловал всех осужденных по “узбекскому” делу. Эта история превратилась в символ страданий узбеков под коммунистическим “игом”16.
В новоогаревском процессе, когда Горбачев тщетно пытался склонить республики к заключению нового Союзного договора, Каримов держался куда независимее Назарбаева. Ислам Абдуганиевич нередко присоединялся к Ельцину и Кравчуку, когда те блокировали попытки президента СССР удержать шатавшийся под ним трон (Назарбаев Горбачева обычно поддерживал). После августовского путча Каримов не замедлил очистить узбекское общество от внешних признаков советского строя – приказал сносить памятники и переименовывать улицы. С другой стороны, он объявил, что Узбекистан к демократии не готов, подавил зарождавшуюся оппозицию и провозгласил, что лучший пример политических и экономических преобразований он видит в соседнем Китае. Тем не менее, при всей решительности, с которой Каримов рвал с Кремлем, Беловежское соглашение его не устроило. Свое раздражение сепаратным договором восточнославянских государств он высказал в лицо президенту России. Но во время продолжительных споров в Ашхабаде в ночь с 12 на 13 декабря Каримов поддержал Назарбаева и всех, кто выступил против подписания некоего документа, окрещенного московскими журналистами “мусульманской хартией”.
Каримов стал сторонником расширения СНГ за счет среднеазиатских государств по другим причинам, нежели Назарбаев. Подобно президенту Акаеву, он рассчитывал, что страны Содружества (главным образом, конечно, Россия) помогут Узбекистану в его противостоянии с исламским фундаментализмом и послужат противовесом китайской экспансии. Сверх того, Каримову было нужно, чтобы российские ткацкие фабрики и впредь закупали хлопок. Без экспорта “белого золота” в Россию экономика Узбекистана обрушилась бы за считанные недели. В разговоре с журналистами после встречи в Ашхабаде Каримов отмел домыслы о том, что в восточнославянском Содружестве государства с мусульманским населением окажутся участниками второго сорта. Он заявил, что восточным республикам СССР уйти от роли статистов можно только одним путем: превратить Среднюю Азию в высокоразвитый регион с собственной обрабатывающей промышленностью17.
При всем недовольстве, вызванном восточнославянским саммитом в Беловежской пуще, Назарбаев, Каримов и коллеги сошлись на том, что единственно верной стратегией было поддержать инициативу Российской Федерации и ее западных соседей (при том, что решение каждого из них определили разные комбинации политических, экономических, социальных, этнических и оборонных факторов). В Ашхабаде лидеры Казахстана и Средней Азии не только договорились о совместном вступлении в СНГ, но и придумали, как при этом сохранить лицо. “Обсудив, мы приняли заявление руководителей пяти республик, – рассказал Назарбаев репортерам после завершения встречи, – в котором говорится: ‘Стремление лидеров республики Беларусь, России и Украины создать на месте ранее бесправных республик Содружество Независимых Государств воспринимается нами с пониманием’. Вступление всех республик в СНГ на правах учредителей, то есть на абсолютно равных правах – главное наше условие”18.
Саммит в казахстанской столице, который, как уже многим было очевидно, должен был поставить точку в истории распадавшегося Советского Союза и определить будущее аморфного пока СНГ, назначили на 21 декабря, субботу. Местом проведения избрали алма-атинский Дом дружбы – именно там в начале ноября руководители двенадцати бывших советских республик впервые провели переговоры в отсутствие Горбачева и подписали экономическое соглашение.
Нынешняя встреча также не предусматривала участия президента СССР. А вот число глав государств, которых стоило ждать в Алма-Ате, оставалось неясным почти до начала встречи. Журналисты, которые слетались в город – всего их приехало человек пятьсот, – чтобы наблюдать за собранием первых лиц, последним в советской истории и первым в постсоветской, могли только строить предположения. “Сегодня речь идет об участии уже не восьми государств, а девяти или даже десяти – ожидается, что к минской ‘тройке’ и ашхабадской ‘пятерке’ присоединятся Армения и, возможно, Молдова”, – сообщал корреспондент газеты “Известия”. Незадолго до открытия в столице Казахстана узнали о том, что к ним летит Аяз Муталибов, президент Азербайджана, который вел кровопролитную войну с Арменией за Нагорный Карабах19.
С чем именно пожаловали в Казахстан главы государств со столь различными интересами (а Армения и Азербайджан открыто воевали), какие результаты принесет их встреча, никто сказать наверняка не мог. Единственным президентом, публично озвучившим свое видение саммита в Алма-Ате, оказался тот, кого туда не пригласили – Михаил Горбачев. Как бы он ни желал повлиять на ход событий, ему не оставалось ничего другого, кроме заявления для прессы с мыслями о том, какие обстоятельства его тревожили и какие меры он считал необходимыми. После ратификации Беловежского договора Верховным Советом РСФСР и Ашхабадской декларации республик Средней Азии и Казахстана ему пришлось смириться с неизбежным: место Союза займет Содружество. Семнадцатого декабря, в день, когда Бейкер покинул Москву, а Ельцин обсудил с Горбачевым вопрос о передаче власти, президент СССР через СМИ обнадежил сограждан тем, что позиции его и Бориса Николаевича совпадают на 80 %.
Что представляли собой оставшиеся 20 %, выяснилось через день. Восемнадцатого декабря Горбачев направил участникам встречи в Алма-Ате открытое послание, в котором предлагал сделать Содружество субъектом международного права и ввести общее гражданство параллельно с национальным. Также он доказывал необходимость сохранения единого командования Вооруженными Силами и общей структуры “по делам внешних сношений”, на которой лежала бы ответственность за исполнение международных обязательств Советского Союза и его представительство в Совете Безопасности ООН. Предлагалось и создание институций для проведения согласованной экономической, финансовой, научной и культурной политики. Наконец, из названия самой организации Горбачев хотел бы убрать слово “независимых” и переименовать ее в “Содружество европейских и азиатских государств”20.
Послание прозрачно намекало на то, что, принимая термин “содружество”, Михаил Сергеевич стремился воссоздать в более мягкой форме государственное образование, ради которого лелеял Союзный договор, к концу декабря уже благополучно забытый. В крайнем случае Горбачев был готов наконец признать тот конфедеративный принцип, который после путча отстаивали Ельцин и Назарбаев и недолгое время считал приемлемым Кравчук. Но было уже поздно: поезд конфедерации ушел. Текст послания составил Анатолий Черняев – его вариант президент СССР предпочел черновику Георгия Шахназарова. Черняев записал в дневнике, что проект Шахназарова был составлен “в сугубо конструктивных тонах – благословляющий, примирительный, с пожеланием успеха”. Не задумал ли Горбачев напомнить о своих убеждениях, не считаясь больше с политическими последствиями? Или же он до сих пор надеялся, что ему предложат высокий пост в СНГ и это позволит ему не уходить на пенсию? В мемуарах Михаил Сергеевич о своих намерениях ничего не пишет, а только утверждает с явной ноткой горечи, что его послание “осталось без последствий”21.
Через день после публикации этого документа российские газеты напечатали перевод интервью Ельцина итальянской “Ла република”, из которого стало ясно, что Горбачеву едва ли стоит рассчитывать на продолжение политической карьеры. На вопрос “А будет ли играть какую-нибудь роль в Содружестве Горбачев?” президент России дал недвусмысленный ответ: “Нет. Мы будем обращаться с ним достойно и с уважением, которого он заслуживает, однако, поскольку мы решили к концу декабря завершить переходную фазу в стране, он тоже должен принять свое решение за этот срок”22.
Борис Николаевич придавал институтам Содружества гораздо меньшее значение, чем его главный соперник. “Возможно, будут созданы Совет глав государств, Совет глав правительств и Совет обороны, в который войдут главы независимых государств”, – перечислял госсекретарь Геннадий Бурбулис цели, которые ставила перед собой российская делегация на встрече в Алма-Ате. Восемнадцатого декабря эти вопросы обсуждались на заседании правительства России. В тот же день власти оценили несколько проектов государственного герба. В итоге было решено вернуться к старому, царскому гербу – двуглавому орлу. Бурбулис признался журналистам, что из двух вариантов символа, которые обсуждали министры, в итоге выбрали тот, где птица казалась более мирной. Российская Федерация меньше всего хотела пугать потенциальных партнеров по СНГ23.
