Михал Огинский - Мемуары Михала Клеофаса Огинского. Том 1
В письме от 28 апреля я рассказывал какой торжественный и пышный прием Вернинаку оказал два дня назад великий господин и повелитель. А то, что султан пошел на такой шаг сразу же после прошения Вернинака, не дожидаясь традиционных для подобных случаев подарков из Парижа, было воспринято как знак особого расположения и почтения к представителю Франции.
Я проинформировал депутацию, что на следующий день после приема у меня состоятелась продолжительная беседа с Вернинаком. Он сообщил, что от Комитета общественного спасения ему поступили инструкции по польским вопросам. Они, в сущности, ничем не отличались от тех, которые получил и я. Посол заявил, что он делал и будет делать все, что от него зависит, чтобы выполнить эти инструкции. Вместе с тем, он не скрывал, что в этом деле есть немало трудностей и препятствий. Часть из них вызвана неосведомленностью и пассивностью турецкого правительства. К этому следует добавить интриги и козни врагов Франции. Весьма негативную реакцию в Турции вызвал мирный договор между Францией и Пруссией. Логика турецкой стороны была такова: раз Франция в ходе переговоров с Берлинским двором не смогла ничего добиться для Польши, то почему одна Турция должна теперь брать на себя инициативу в решении польского вопроса. При этом турки давали понять, что как только они поддержат польское патриотическое движение, у них сразу же появится дополнительный враг – король Пруссии, который пойдет на любой союз с Россией, дабы сохранить захваченные территории Польши. Впрочем, Вернинак не был скептиком и возлагал большие надежды на своего преемника. Он все время говорил, что удастся заключить коллективный договор между Францией, Швецией, Данией и Оттоманской Портой, а затем совместно выступить против России. А как раз в это время Россия должна была отправить сорокатысячную армию под командованием генерала Валериана Зубова на борьбу с персами, в рядах которых насчитывалось около двухсот тысяч бойцов.
Вернинак намекнул, что к нему уже не раз обращались поляки с предложением организовать восстание в Польше. Он не поддержал эту инициативу, полагая, что все выступления за свободу Польши – обречены и будут потоплены в крови, пока Турция не выступит против России. Посол с упреком говорил о некоторых поляках, которые слишком назойливо домогались у него помощи. Он упомянул, в частности, некоего Здановского. Этот «деятель» целыми днями надоедал сотрудникам французской миссии и даже угрожал им, а затем выяснилось, что это русский шпион. Вернинак очень нелестно высказался об Аксаке и Турском, по прозвищу Сармат. Оба они в то время находились в Константинополе. В будущем, настаивал Вернинак, все поляки будут направляться ко мне, а на помощь французского правительства смогут рассчитывать лишь те, за кого я буду ходатайствовать и кто предъявит соответствующую справку от меня.
4 мая я доложил депутации, что Вернинак не получил указаний на участие в переговорах о предоставлении займа для Польши, и что эта миссия скорее всего будет поручена Оберу дю Байе. При этом мой французский куратор допускал, что в кассе султана могло и не найтись наличными восьмидесяти – ста миллионов пиастров, и что, возможно, Оттоманская Порта не пойдет на выдачу займа из-за того, что сама нуждается в финансовых средствах перед началом военных действий. В этом же донесении я сообщал, что 1 мая турецкий флот в составе семи линейных кораблей, шести фрегатов и двух куттеров взял курс на Архипелаг. По свидетельству иностранных наблюдателей никогда прежде турецкие корабли не выходили в море в таком строгом порядке и с такой мощной экипировкой.
За несколько дней до этого все корабли, стоящие на рейде в порту Константинополя, произвели залп по случаю задержания двух мальтийских судов. На этой церемонии присутствовал сам султан.
10 мая мне доставили два письма от депутации. Одно было датировано 23 февраля, а второе – 12 марта 1796 года. Первое в основном повторяло содержание послания от 6 января. Была там и свежая информация. Министр внешних сношений своим честным словом республиканца и от имени Директории заверил депутацию, что Франция для блага Польши будет делать все возможное в Берлине, Стокгольме и Копенгагене. Соотечественники в Париже обращались ко мне с просьбой уточнить характер отношений посла Франции в Константинополе и турецкого министра иностранных дел и сообщали, что совсем недавно министр обороны Обер дю Байе назначен чрезвычайным послом Франции в Константинополе. С новым послом депутация планирует встретиться накануне его отъезда в Турцию.
Авторы письма отмечали, что Париж уже рассматривает турецко-русскую войну как неотвратимую неизбежность, а правительство Французской республики настаивает на организации конфедерации в Польше и обещает поставки оружия для шестидесяти тысяч пехотинцев и двадцати тысяч кавалеристов. Что касается переводчика Круты[51], то мне рекомендовалось отказаться от услуг этого человека и взять на работу Киркора. Он поддерживал революцию в Варшаве и на него можно полностью положиться. Во время польской революции Костюшко и Игнаций Потоцкий, имея определенные сомнения в отношении Круты, отправили его в Константинополь, где он и находился на момент моего приезда.
Во втором письме кроме копий ранее отправленных документов имелись краткие сведения, характеризующие Обера дю Байе, призванные помочь мне правильно строить отношения с новым французским послом. Меня предупреждали, что у него были определенные предубеждения к полякам, сгладить которые и пытались в Париже, подыгрывая честолюбию и амбициям генерала. Ему дали понять, сколько славы и новых титулов он приобретет, поддержав друзей свободы и дело восстановления Польши. Вместе с тем меня ставили в известность, что в соответствии с инструкциями своего правительства посол имеет поручение склонять Турцию к вооруженному выступлению против России и содействовать польскому патриотическому движению, как это и предполагалось актом конфедерации, одобренным Директорией[52].
В письме сообщалось также, что 26 февраля генерал Гедройц был направлен в Литву для подготовки новой конфедерации. В тот же день из Парижа в Галицию выехал наш представитель, который должен был проинформировать Дедушицкого о делах соотечественников во Франции и о создании конфедерации. 6 марта депутация направила правительству Франции ноту с просьбой отправить всех польских военнопленных и дезертиров австрийской армии на турецкую границу для формирования там вооруженных подразделений новой конфедерации. Мое внимание привлекла весть о том, что гражданин Стеммати только что был назначен консулом Франции в Молдове и Валахии, в компетенцию которого входило и оказание помощи прибывающим туда бывшим польским военным. Членам депутации удалось договориться с консулом. Никто не сомневался в его усердии и добрых намерениях, и все же, для большей уверенности, было решено направить в эти страны нашего представителя.
Меня предупреждали, что Директория предъявила гражданину Турскому претензии за написание двух писем, адресованных Феликсу Потоцкому, главному вдохновителю Тарговицкой конфедерации, и Петру Потоцкому, проживающему ныне в Венеции. Депутация нисколько не сомневалась в порядочности и искренности намерений Турского и просила меня посоветовать ему воздерживаться от пересылки сообщений, которые воспринимаются неоднозначно и могут получить нежелательное истолкование[53].
12 мая в ответе депутации я подтвердил получение писем от 23 февраля и 12 марта и выразил сожаление, что до сих пор по воле французского посла вынужден выступать в Константинополе как гражданин Франции. И это, конечно же, сковывало меня в работе с польскими патриотами. Я перечислял доводы и причины, постоянно повторяемые Вернинаком, которые никак не дают ему вывести руководство Турции из состояния апатии. И все же нельзя было не заметить, что посол начал противоречить самому себе, ссылаясь на официальные сообщения о подготовке к войне на всей территории империи и на то, что в Адрианополе главнокомандующий получил и указание, и карт-бланш на дополнительный набор рекрутов. Я сообщил, что по нашим сведениям, полученным из приграничных районов Турции, в сторону Днестра направляются большие группировки русской армии под командованием генерала Суворова. В Константинополе активизировались тайные и явные происки представителей стран антифранцузской коалиции с целью подорвать доверие Оттоманской Порты к Франции.
Я писал (и это была правда), что турки любят французов, видят в них своих друзей, с открытой душой приветствуют всех республиканцев. И тем не менее турки боятся и одновременно ненавидят русских. Они так и не начнут войну, несмотря на все военные приготовления, до тех пор, пока в районе Архипелага не появится французский флот. Вот он то и поднял бы боевой дух армии и дал бы толчок к вооруженной атаке.
