Ханнес Ростам - …Ваш маньяк, Томас Квик
Квик и Пенттинен рассуждают по поводу этого интересного психологического механизма, и Пенттинен возвращается к кожному заболеванию, которое теперь, по крайней мере, расположено на правильной стороне тела.
— Попробуй еще раз описать, как это выглядит. Если ты закроешь глаза и попытаешься представить, как ты видишь это кожное заболевание.
Но Квик ничего не может себе представить. Во всяком случае, на этот раз.
Когда следователи проверяют карточку Юхана Асплунда, они обнаруживают, что у него была паховая грыжа. Его мать заверяет, что грыжа полностью зажила и на момент исчезновения Юхана совершенно не была заметна, но это уже не имеет значения.
В допросе от 3 июня эта новость уже каким-то образом достигла ушей Томаса Квика. После долгого описания того, как Квик похитил и расчленил Юхана, Пенттинен заводит разговор о «физических особенностях».
— Как мне кажется на сегодня, у него была своеобразная грыжа мошонки, — практически сразу выпаливает Квик.
Чуть позднее Пенттинен спрашивает Квика про кожное заболевание, и Квик указывает на свою спину.
— Ты показываешь на самом себе, и ты указываешь на правой стороне сзади, на уровне поясницы, — с готовностью подсказывает Пенттинен.
И тем самым дело сделано: в точности как с удавкой в Осло, следователь путем огромного труда — в двух данных случаях на это потребовалось по четыре года — добрался до неопровержимого доказательства, которое можно представить суду.
О том, что Квик поначалу описывал обе особенности совершенно иначе, суду, разумеется, не сообщается.
У Стюре Бергваля есть алиби на тот день, когда пропал Юхан. Во-первых, именно 7 ноября 1980 года его мать вернулась домой после долгого пребывания в больнице — это подтверждает и его ежедневник тех времен, и ее медицинская карточка. Кроме того, именно в тот день он приходил за рецептом на месячную порцию сабрила.
Тогда как он мог дать те сведения, которые, несмотря ни на что, оказались верными?
В разговоре со мной Стюре рассказывает, что помнит очень ранний выпуск программы «Разыскиваются» о Юхане Асплунде. Затем он взял в библиотеке альманах за 1980 год, в котором содержалось немало деталей. Чтобы находить дорогу к разным местам в Сундсвалле, он вырвал страницы с картами в телефонном каталоге в будке телефона-автомата во время поездки в увольнительную в Стокгольм. Кроме того, в его распоряжении были все газеты, которые писали об этом деле после того, как он в 1993 году признался в убийстве. Ближе к суду он смог также ознакомиться с материалами следствия.
Кроме того, в 2000 году у него была книга Йорана Эльвина «Дело Юхана» от 1986 года. Она помогла ему отшлифовать последние детали. Стюре находит свои записки: среди прочего он скопировал одежду, что была на Юхане в день исчезновения, — сведения, которыми ранее не располагал и которые включил в свой рассказ перед судом.
Кто одолжил ему эту книгу?
Губб Ян Стигссон.
Интервью с прокурором
Приговоры по делу Томаса Квика стали карьерным трамплином для Кристера ван дер Кваста, который стал старшим прокурором и начальником отдела по борьбе с коррупцией со дня его основания в 2005 году. С этого момента его совершенно не интересуют разговоры о Томасе Квике. «Я удалился от этого дела» — так он выразил эту мысль.
Однако для меня он согласился сделать исключение — вероятнее всего, сыграла роль рекомендация Губба Яна Стигссона.
До последней минуты я боюсь, что назначенное на 13 ноября 2008 года интервью с Кристером ван дер Квастом будет отменено, и тревога отпускает, только когда я уже нахожусь в современных интерьерах Национального управления прокуратуры возле Кунгсбрун в Стокгольме и меня проводят в офис ван дер Кваста.
По причине нехватки времени мы решили в нашем интервью ограничиться обсуждением трех дел: Терезы Йоханнесен, Йенона Леви и супругов Стегехюз.
Пока оператор Ларс Гранстранд ставит свет и камеру, мы с Кристером ван дер Квастом сидим и беседуем о том о сем. Ему кажется странным, что я интересуюсь такой старой историей, как дело Квика.
— Неужели для такой программы до сих пор есть зрители? Это такая давнишняя история, что о ней все равно трудно судить.
Я отвечаю, что какие-нибудь заинтересованные зрители наверняка найдутся, но более всего меня занимает сам случай. Вскоре я чувствую, что Ларс толкает меня в плечо, — это означает, что камера включена на запись.
— Насколько вы уверены, что Томас Квик виновен во всех восьми убийствах, за которые вам удалось добиться для него обвинительного приговора? — спрашиваю я.
— Я уверен, что тех доказательств, которые я представил в суде, оказалось достаточно для обвинительного приговора.
— Это очевидно, — отвечаю я. — Но это не ответ на мой вопрос.
Так начинается интервью, и в таком духе оно продолжается. Мне кажется, что ван дер Кваст прячется за формальными юридическими высказываниями, а когда это не работает, он подвергает сомнению релевантность моих вопросов и утверждений.
Ван дер Кваст рассказывает, что расследование началось с Юхана Асплунда и затем к нему добавилось убийство Томаса Блумгрена из Векшё.
— В случае с Блумгреном вы сказали, что Квик замешан в преступлении?
— Да, насколько помню, я так это оценивал — что если бы не вышел срок давности, у меня были бы основания передать дело в суд.
— Что дало вам такую уверенность?
— Собственно, те же основные моменты, которые касаются всех дел с участием Квика. Он постепенно, разными способами, сообщал такие сведения, которые привязывали его к жертве, демонстрировал такие знания, что можно исключить другие варианты, кроме того, что он побывал на месте и вступал в контакт с жертвой.
Ван дер Кваст продолжает:
— Он был отчетливо привязан к месту, в первую очередь к месту находки. По словам судмедэксперта, все было объяснено и ничто не осталось необъясненным. Описание травм, которое дал Квик, выглядело очень убедительным. Он очень точно описал, что поместил тело Блумгрена в своего рода сарай. Я постараюсь описать, чтобы вы поняли, как мы работали.
Я слушаю и киваю, стараясь показать, что я понимаю, как они работали, и изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не проговориться, что у Квика алиби в отношении этого убийства. Только не сейчас. Когда я расскажу об этом, существует риск, что интервью на этом и закончится.
Вместо этого мы переходим к обсуждению убийства на Аккаяуре. Я спрашиваю, как прокурор относится к тому, что Квик поначалу рассказал, что якобы добрался от Йоккмокка до Аккаяуре и обратно на велосипеде, а на следующем допросе заявил, что ехал на машине с Йонни Фаребринком и что они убивали вдвоем.
— Это была постоянная проблема в течение всего следствия — деяния целиком или частично представлялись достаточно расплывчато, — отвечает ван дер Кваст.
— Но ведь это вовсе не расплывчато, — пытаюсь возразить я.
— В том смысле, что утверждения вырастают именно так, как вы сейчас описываете.
— Можно ли сказать, что история «вырастает», если изначальный вариант заменяется совершенно новым?
— Да, это можно описать как угодно, — пожимает плечами ван дер Кваст.
Когда интервью продолжается больше часа, я спрашиваю прокурора, почему он во время следствия разрешил Квику пользоваться свободой перемещения и уходить в увольнительные, хотя тот подозревался в убийстве нескольких мальчиков.
— Ясное дело, можно сказать, что это непонятно. Но вопрос, по сути, в том, корректно ли это. Есть ли у этой проблемы другие аспекты? Именно в них все дело, — загадочно поясняет он.
— Да, вы хотите, чтобы Квик рассказал как можно больше, — делаю я новую попытку.
— Само собой. Это моя задача — сделать так, чтобы он рассказал.
— Вы не помните, интересовались ли вы когда-нибудь, чем Томас Квик занимался во время увольнительных в Стокгольм?
— Точно не помню. Мы старались следить за ним, насколько было возможно.
— Вы задавали ему этот вопрос?
— Как я могу это знать восемь лет спустя?
— А если я скажу, что он сидел в библиотеке в Стокгольме? В газетном отделе?
— Я не знаю, чем он там занимался, если он вообще там был.
— Именно там он и был.
— Я смотрю, вы хорошо осведомлены.
— Да, я очень хорошо осведомлен.
Впервые за время интервью Кристер ван дер Кваст заметно нервничает, и даже мне становится неприятно от его мученического вида. Глаза у него слезятся, он нервно заламывает руки, но говорит с наигранным равнодушием:
— Ага. А что он читал?
— О Томасе Блумгрене — среди прочего.
— Да, но дело в том, что центральные доказательства в этом деле — материалы совсем иного рода. В этом вся суть.
Мы оба прекрасно знаем, что именно в этом «вся суть»: Квик пересказывал факты, опубликованные в газетах в 1964 году. Ван дер Кваст понимает это и меняет тон прямо в середине фразы:
