Газета Завтра Газета - Газета Завтра 302 (37 1999)
Обращайтесь, мы поможем Вам купить Uaz Hunter 1 по реально низкой цене.
Полковник Юрий Кислых __ 101-я НА МАРШЕ И В БОЯХ (Кавказская война вчера и сегодня)
ВПЕРЕД, “ВАЛЕРА”!
Помню, в парке второго батальона ОсБрОН увидел я надписи на броне бээмпэшек: “Аленка”, “Натаха”, “Валера”.
— Так легче воевать — с именем любимой девчонки или погибшего товарища на родной машине, — окинув хозяйским взглядом БМП, сказал комбат майор Андрей Снатин.
Не мною замечено: многим военным свойственна сентиментальность. Загляните в дембельские блокноты и альбомы — убедитесь.
Здесь совсем другое. Выстраданное, нежно сбереженное... Имя — а за ним любовь: жди меня, и я вернусь. Войсковому братству верность.
Кто был в Чечне, поймет майора.
— Командирскую БМП я назвал в честь механика-водителя рядового Утяганова, вместе с которым воевал еще во время своей службы в нальчикской бригаде. — В глазах комбата черной влажной смолой сгустилась боль. — Валерий дважды спасал меня от смерти. А себя вот не сберег. Погиб под Гехи, посмертно награжден медалью “За отвагу”. С тех пор он брат мой... В память о нем на стене комнаты в сборно-щитовом домике, где временно обитаю, поместил фотопортрет Валеры и прикрепил к нему свою боевую награду и знак “Участник боевых действий”. И где бы в дальнейшем ни довелось мне жить — в палатке, в землянке, в казарме, или, даст Бог, в собственной квартире, с фотографии на меня всегда будет смотреть Валерий — братишка мой младший...
Братом старшим многие в батальоне считают и самого Снатина. Если б не комбат...
Утром 6 августа, когда в город просочились многочисленные банды сепаратистов, бронегруппа второго батальона по приказу из центра боевого управления вышла на помощь разведчикам и спецназовцам, попавшим в крутой переплет. Метров четыреста проехали бээмпэшки — чеченцы с трубами тут как тут. Прошитая кумулятивным сверлом, споткнулась головная машина. Кто смог — выскочил, выполз из огня и дыма. Наводчик-оператор успел передать по рации: “Ротный контужен, есть раненые и “двухсотые”, из-за брони всех вытащили. Выручайте, мужики!”
Снатину фронтового опыта не занимать, за плечами не одна “горячая точка”. Так что сориентировался быстро. Решение одно: вперед, “Валера”! Подъехать как можно ближе к подбитой БМП, занять выгодную позицию за домами в переулке, отсечь наседавших “духов” из пулемета. Рывок, разворот, а дальше — ну никак. Уж очень плотный огонь, сожгут, к чертям. За считанные секунды у Андрея созревает новое решение. Десанта в машин нет, придется самому эвакуировать парней. Вышел в эфир, обрисовал комбригу в двух словах ситуацию. Спешиваясь, крикнул наводчику: “Прикрой!”.
— Мне было важно, — скажет потом, — чтобы бойцы увидели: комбат рядом, спешит на выручку, уцелевшая броня поддерживает огнем. Они ведь совсем растерялись, мальчишки мои. Отовсюду молотят — головы не поднять, нохчи с криками “Аллах акбар!” того и гляди затянут кольцо окружения. А отдать спасительное распоряжение некому — капитан Петренко, ротный, без сознания. С моей машиной связи нет, их подбитая бээмпэшка факелом пылает... Ползу, как никогда в жизни не ползал, и думаю: только бы не достали шакалы раньше времени...
Наверное, небесный помощник оберегал в те минуты майора Снатина, отводил нацеленный в него свинец. Чудом уцелел, ужом подобрался к подранкам. Растормошил капитана: “Вадим, очнись! Кроме нас, здесь командовать некому, погибнут же парни!”
Заметили пустовавший окоп неподалеку. Туда! Стали вдвоем курсировать, ползком вытаскивая на себе окровавленных солдат.
Пули — градом. Мимо, мимо...
Быть может, душа Валеры Утяганова, услыхав из своего далека призыв командира, невидимым надежным щитом заслоняла Андрея, который оплачивал ему, боевому “меху”, долг за двукратное спасение жизни, спасая теперь своих подчиненных.
— Везучий я, — прикоснувшись рукой к бронированному орудию “Валеры”, улыбнулся Снатин. — Двенадцать пострадавших удалось в окопе укрыть. И только тогда уже меня зацепило. Одна пуля в руку, другая в ногу. Говорю: в рубашке родился. Тут и помощь очень кстати подоспела. Друг мой, комбат-три Володя Мезин, примчался с пехотой на бэтээрах. Следом — комбат-один Серега Иванов привел свои бээмпэшки. Дали прикурить “духам”. Прикрыли нас броней, эвакуировали “двухсотых” и “трехсотых”. Выручили, спасибо мужикам.
Такая вот быль.
И было ей продолжение — двадцать стреляющих дней и ночей. В других ситуациях, с этими и другими действующими лицами...
“БРЕСТСКАЯ КРЕПОСТЬ” НА СУНЖЕ
Знаменитый тринадцатый блокпост... Быль о нем похожа на легенду, но попробуйте сказать об этом в первом батальоне бригады, на котором висели все блокпосты, — вам тут же с обидой возразят: а чем другие хуже? На седьмом, одиннадцатом, двадцать втором... — везде было жарко, везде была напряженка с продуктами и водой, везде свистели пули и лилась кровь. На все маленькие крепости боевики давно точили зубы — каждая из них играла важную роль в системе обороны города. С первого дня боев и до самого перемирия предпринимались упорные попытки овладеть ими силой, взять измором, парализовать волю к сопротивлению угрозами и заманчивыми предложениями сдаться на самых выгодных условиях. Зря порох тратили, клыки ломали, теряли время на переговоры. Все “блоки” дружно отвечали: “Нет”. На разные лады — а в основном, стволами и “шершавым языком” окопа.
А первым среди равных оказался именно тринадцатый. Слышал, его даже “Брестской крепостью” называли.
Слава батальону — одна. Хорошо дрался на блокпостах, в составе штурмовых отрядов и групп прикрытия. Закончил войну с минимальными потерями. “Брестская” на Сунже пусть будет одним из символов его ратной доблести — его и разведывательно-штурмовой роты, группы спецназа бригады, ярославского ОМОНа. Волею судьбы бойцы нескольких подразделений, выполнявших разные задачи, оказались на укрепленном пятачке у моста. Рассказывает рядовой Алексей Макаренко: “Из нашего первого “бата” на “блоке” к началу заварухи, 6 августа, было двадцать человек. Плюс отделение омоновцев. Командир поста, офицер, заболел, временно исполнять его обязанности назначили контрактника — старшину роты Косарева Павла. “Блок” был хорошо укреплен, с наскоку не возьмешь, запас продуктов и воды на несколько дней, пять БК, настроение нормалек, твердая уверенность: навалятся “волки” — отобьемся.
Обстрел начался в семь утра. Мы с ответом не задержались, пошла у нас война. Где-то к часу дня подъехали разведчики и спецназовцы на двух поврежденных бэтрах. Шестнадцать бойцов, почти все ранены. На пацанов было страшно смотреть. Вырвались из засады, потеряли убитыми больше двадцати товарищей. Там и командир разведбата остался. Сильно по нему убивались — мировой был комбат. Страдали, плакали, что погибших не смогли вытащить из-под огня. Молотиловка, говорили, была жуткая. Полку нашего, значит, прибыло. Числа десятого приютили еще группу армейцев, прорвавшуюся на танке и двух БМП по главе со старлеем, у них было восемь “двухсотых” и несколько “трехсотых”. С одной стороны — подмога, а с другой — обуза. Погибших хоронить надо. Раненым оказывать помощь, а у нас своих полно. И лишние рты. Хорошо, у омоновцев был НЗ — два мешка муки и бутыль подсолнечного масла. Кое-как лепешками перебивались. А вот с водой — беда. Экономили, как могли, и все равно на всех не хватало.
Пробовали к нам прорваться из бригады — раз, другой, третий. Ни хрена не получилось. Очень плотно нас “духи” заблокировали. В жаркие минуты запрашиваем по рации помощь, вызывая на себя минометный огонь. Здорово выручали батарейцы. Ювелирно работали, “огурцы” ложились точно по периметру поста, отсекая атакующих бандитов.
До нохчей, наконец, дошло, что без тяжелой артиллерии выкурить нас не удастся, и зачастили ихние парламентеры. Сдаваться не предлагаем, выпустим с оружием, то да се... Мы посовещались между собой и решили: пошли они, суки, на... У нас танчик, три бээмпэшки, два бэтра, патронов навалом. Умрем, но с поста не уйдем.
Долбимся дальше. Так бы оно и ничего, терпимо. Раненые только совсем плохие. Самый тяжелый — Дима Сашин, боец из ГСН разведбата. Руку надо срочно ампутировать, иначе умрет от гангрены. Проблема — как? Ни хирургических инструментов, ни обезболивающих препаратов. Есть только водка, выпросили у беженцев, раны обрабатывать. “Будем делать операцию подручными средствами”, — сказал наш санинструктор рядовой Фаиз Юртбаков. Наточил саперную лопату, заставил Сашина выпить бутылку водки. И отрубил ему руку по самое плечо. “Поплывший” Димка и опомниться не успел, только застонал, когда ему кость дробили. Спас пацана док... Через несколько дней начался вывоз раненых. А после короткой передышки пошла война по новой. Обстрелы, угрозы. Но пока у нас оставались силы и боеприпасы, бандиты не имели никаких шансов прорваться на КПП. Отбивались плотно. За время обороны непосредственно на КПП потеряли только одного солдата, 19 августа от снайперской пули погиб оператор-наводчик БМП Костя Казаркин...”
