Журнал Русская жизнь - Девяностые (июль 2008)
Спустя несколько дней у меня раздался звонок. Володя сладким голосом пригласил меня к себе на улицу Врубеля. Тут уж я позволил себе разговаривать с ним жестко, с позиции силы. Договорились о следующем: не я, а «Коммерсант» выходит из состава АЗОТ «Столица», при этом он выплачивает все долги и обязательства журнала, а также все задолженности по зарплатам сотрудников. Все помещения делятся строго пополам, точно так же пополам делятся основные средства: мебель, компьютеры и так далее. То есть на четвертом этаже остается Weekly (позже его там сменил журнал «Молоток»), а на третьем остаюсь я и делаю что хочу. Остается единственное ограничение: я не могу выпускать «Столицу». Ее будет выпускать «Коммерсант».
Действительно, я приступил к изданию футбольного журнала «Матч», через год благополучно обанкротившегося. Яковлев начал издавать мостовщиковскую «Столицу», которая продержалась и того меньше. Насколько это был удачный проект, сказать ничего не могу, так как не держал в руках ни одного номера. Хотя мне этот журнал почему-то присылали бесплатно на дом.
Путем сложных интриг я вернул себе контроль над «Центром Плюс», где обосновался на долгие последующие годы.
VII.
Не знаю, есть ли полные комплекты «Столицы» в библиотеках, но у меня такой комплект есть. Даже два. Я сейчас листаю старые номера, и поражаюсь, насколько сильный у нас тогда подобрался коллектив. Мы работали весело, сплоченно, писали все что хотели, ни на кого не оглядываясь и не считаясь с мнением власть предержащих. Замечательное, конечно, было время. Сейчас о таком можно только мечтать.
Особенно славились наши обложки. Наши художники делали коллажи из фотографий известных лиц. Это всегда были актуальные темы. Хотя «Столица» считалась журналом Моссовета, на обложках мы высмеивали даже Г. Х. Попова и Ю. М. Лужкова. Некоторые обложки оказались пророческими. Например, в 28-м номере «Столицы» за 1991 год мы изобразили Язова, Крючкова, Пуго, с воинственным видом взгромоздившихся на танк, - а спустя два месяца произошел путч, организованный этими товарищами, действительно введшими в Москву танки. На наши обложки реагировали даже более болезненно, чем на статьи. Помню, в Москву приехал из Лондона Зиновий Зиник, в Библиотеке иностранной литературы устроили фуршет по этому поводу. Там ко мне подошел возбужденный Эдуард Лимонов и горячо стал говорить: «Зачем вы изобразили Анпилова в виде обезьяны! Это же кристально чистый человек! Честнейший идейный человек!» Меня это поразило, я не знал о политических взглядах Лимонова, который сам тоже только что вернулся в страну, а НБП еще не существовала. В самолете Москва - Рим я столкнулся нос к носу с режиссером Станиславом Говорухиным, а мы как раз поместили его на обложке: взяли известную фотографию облаченного в черную форму Дмитрия Васильева из «Памяти» и заменили его лицо на говорухинское (это после нескольких неосторожных высказываний Говорухина по еврейскому вопросу). В самолете мы с ним сначала поссорились, а потом помирились, и позже «Столица» сумела загладить свою вину. А Жириновский даже подал в суд и выиграл его. Тогда суды о защите чести и достоинства были редкостью, и в нашу бухгалтерию пришло извещение о взыскании алиментов (!) в пользу Жириновского. Это уникальный документ: в графе «муж» написано «Мальгин», в графе «жена» - «Жириновский»!
Короче, есть о чем вспомнить. Например, о том, как в первый день путча 1991 года мы готовились перейти на нелегальное положение: перевезли печатное оборудование на квартиру к моей теще, договорились о способах связи и о том, кто кого замещает в случае арестов. Или о том, как на «Центр Плюс» пытались наехать бандиты, а меня прямо из кабинета главного редактора «Столицы» братки вывозили в Пирогово на дачу вора в законе Паши Цыруля… Но рамки небольшой статьи не позволяют этого сделать. Так что как-нибудь в другой раз.
Остывший жар
«Столица». Первая пятилетка. Фрагменты публикаций
1990, № 3. Не надо бояться Антихриста
Диалог ведут Сергей КУРЕХИН, композитор, руководитель группы «Поп-механика», и Сергей ШОЛОХОВ, кинокритик, комментатор телепрограммы «Пятое колесо».
Курехин: Сергей, давай сразу определим проблематику нашей беседы, чтобы она не была пустопорожней болтовней ни о чем. Давай говорить о том, что волнует меня, надеюсь, тебя, и не только тебя, но и все наше общество.
Шолохов: Я - «за» и «против». (Не буду уточнять.) Еще пять лет назад я был твердо уверен, что общество у нас было и будет и, я бы даже сказал, «есть», но «есть» я сказать не могу из-за согласования времен. По традиции, идущей от Минина и Пожарского, обществом считалось что-то, объединенное чем-то. Например, группа людей, объединенных верой. А что объединяет всех нас?
К.: Раньше меня объединяла (не буду уточнять, с кем) любовь к Ленину, вера в светлые идеалы коммунизма, в то, что мы перегоним Америку. Америку мы, конечно, перегнали (не буду уточнять, в чем). Но мою любовь к Ленину и веру в светлые идеалы у меня безжалостно отняли, объявив это «псевдолюбовью» и предложив взамен этого любовь к Западу.
Ш.: Я должен тебя решительно одернуть. Не будем Плехановыми и перестанем путать термины. На Западе была, есть и будет свобода.
К.: Запад хотел быть свободным при Джеке Лондоне. Вместе с последним ковбоем свобода на Западе умерла. Если там что и есть, так это псевдосвобода с небольшими островками свободы. Например, Куба.
Ш.: Кажется, мы что-то ухватили в проблематике, Теперь есть о чем поговорить. Например, для меня всегда были островки любви в нашем Отечестве. Это Русская православная церковь и съезд Российской компартии.
К.: Насчет партии Полозкова мне возразить нечего, но Русская православная церковь напоминает мне Ивана Сусанина, оказавшегося в роли Колобка. Ты помнишь, что из этого получилось.
Ш.: Ты имеешь в виду Кувейт?
К.: Я имею в виду миф о мертвой и живой воде. Героя убивают, а потом пытаются оживить. Для этого нужна сперва мертвая, а потом живая вода. Почему такая очередность? Почему сразу не начать с живой воды? Видимость жизни еще не есть жизнь. Воцерковленность еще не есть спасение. Воля еще не есть свобода. Какой смысл в правовом государстве, если одна половина нашего населения в процессе его строительства перережет другую, а остальных посадят в тюрьму за нарушение норм правового государства? Сперва нужна вода мертвая. Прежде чем отказаться от власти во имя любви, нужно обладать ею.
Ш.: Мне кажется, что здесь есть аналогия с Горбачевым. Я его очень люблю, надеюсь, и ты, и не только ты, и все наше, да и не только наше, общество (ты понимаешь, что я имею в виду). Я вообще думаю, что он - Минин и Пожарский нашего времени. Я боюсь только одного (может быть, я не прав): он начал с живой воды, а не с мертвой. А это не по-русски.
К.: Может быть, мы с тобой недооцениваем его как политика? Я уверен, что он пользуется и живой, и мертвой водой, То есть поступает по-русски. Иначе зачем ему реанимация церкви? Церковь всегда была хранительницей консервативных устоев, а Горбачев весь в творческом полете. Там, где церковь, там замирает творчество. Церковь, по-моему, и есть та мертвая вода, которая разрубленного на куски Иванушку-дурачка (Ивана-царевича) восстанавливает в теле, но не в духе. Миссия Горбачева - духовна.
Ш.: Вернемся, однако, к любви. Чем мы обладали при Брежневе? Временем. Мы могли им распоряжаться по собственному усмотрению: читать книги, крутить романы, «пить шампанское». Были привязанности! Была - Любовь. А теперь вместо любви нам предложили как бы свободу. Но она возможна только тогда, когда ты освободился от привязанностей. Для того чтобы это называлось Свободой, надо быть обладателем того, от чего отказываешься.
К.: А нужна ли нам вообще свобода? Еще перед беседой, если ты помнишь, мы договорились, что свобода и искусство - как гений и злодейство - две вещи несовместные. Так что пусть свободой занимаются члены региональных депутатских групп. Они сделают это профессионально. Наше же дело - искусство.
Ш.: Лучше бы ты не вспоминал о гении и злодействе. Если свобода - от гения, тогда искусство - это злодейство. Или наоборот. Искусство - от гения, но тогда свобода - это злодейство. Последнее мне больше импонирует. Прививка свободы к здоровому дичку нашего общества, основанного на псевдолюбви, может обернуться злодейством в любой момент (см. обстановку в Закавказье и Приамурье). Но ты, похоже, рассуждаешь об этом с высоты моцартианской. Что ж, имеешь на это полное право. Я же убежден, что гений и злодейство очень даже совместимы. Для покойного Пушкина оба эти качества сочетали в себе, например, и Борис Годунов, и Петр Первый. Пусть, конечно, профессионалы занимаются свободой в Верховном Совете. Но чем они профессиональнее, чем талантливее, не дай Бог, гениальнее, тем скорее возможен союз со злодейством. Другое дело, что искусство от этого действительно не зависит. Бог награждает талантом независимо от степени демократии в том или ином обществе.
