Джозеф Уэмбо - По следу крови
Мобильное подразделение — это группа полицейских, которых бросают на подмогу любой другой группе. Поэтому они должны быть готовы к какой угодно работе. Именно мобильное подразделение проводило опрос местного населения, в том числе тех, у кого не было алиби.
22 января констебль Нил Банни из МПП зашел в дом на Хейбарн-Клоуз в Литтлторпе к Колину Питчфорку, двадцатипятилетнему рабочему пекарни. Питчфорк недавно переехал сюда с Баркли-стрит в Лестере, приблизительно в пяти милях от Нарборской дороги, и жил с женой и ребенком.
Нилу открыла жена Питчфорка, Кэрол. Она проводила его в гостиную и позвала мужа, который был наверху. Во всех трех деревнях уже знали, что полиция проводит дознание, так что констеблю не пришлось долго объяснять цель своего визита.
Питчфорк спустился через несколько минут.
— Извините, я был неодет, — сказал он.
На самом деле он прятал на чердаке половые доски, украденные со стройплощадки. Жене он объяснил, что купил их по дешевке на распродаже. И вот, похоже, его «засекли». Вообще-то доски не единственное, что он стащил, он прихватил еще шкафчик, который, по его мнению, должен был прекрасно вписаться в их кухонный гарнитур. Вором Колин Питчфорк, конечно, не был, но не оставлять же то, что плохо лежит. Когда полицейский объяснил, в чем дело, Колин облегченно вздохнул.
В день убийства он в Литтлторпе еще не жил, и поэтому не попал бы в список вероятных подозреваемых, если бы не один случай. Дело в том, что Колин Питчфорк был замечен в эксгибиционизме. Началось это у него еще в раннем возрасте, и полиции стало обо всем известно. Сейчас, после проведения ряда компьютерных проверок, он заинтересовал следствие по двум причинам: во-первых, выяснилось, что по направлению суда, рассматривавшего дело о непристойном поведении Колина Питчфорка, он обращался в амбулаторный центр больницы «Карлтон-Хейес»; во-вторых, полиции нужно было уточнить его новое местожительство.
По классификации, принятой следствием, Питчфорк значился под кодом № 4. Код № 1 присваивался тем, кто не мог совершить преступление по причине смерти, тюремного заключения или стопроцентного алиби. Код № 2 давался людям, за алиби которых ручались друзья или коллеги. Код № 3 указывал на алиби только со стороны жены, которой, как известно, особенно доверять нельзя. Однако в процессе расследования были выявлены те, кто попадал и под код № 2, и под код № 3. Например, часть дня человек провел с женой, потом встречался с друзьями, а домой отправился один. Таких и обозначили кодом № 4.
Следователи искали человека без алиби на период времени от 19.00 до полуночи. А Питчфорк и его жена утверждали, что сначала он подвез ее на вечерние занятия, причем на заднем сиденье в переносной детской кроватке спал ребенок, а затем он поехал по своему старому адресу и сидел дома с малышом до тех пор, пока не вернулась жена. В общем, от 18.45 до 21.15 алиби у него не было, но, чтобы убить, ему пришлось бы отлучиться и оставить ребенка одного.
Психологи, как известно, утверждают, что эксгибиционисты — люди безобидные. Действительно, Питчфорк не был замечен в чем-то, что бы напоминало насилие. В Литтлторп он переехал в декабре, через месяц после убийства Линды Манн, и, поскольку не был местным жителем, то вряд ли знал о Черной тропе и воротах, ведущих к рощице.
Его не включили в список подозреваемых, однако в полиции шутили, что человек с такой фамилией — Питчфорк означает «вилы» — просто обязан что-нибудь отчебучить.
* * *Отец Дерека Пирса мечтал о том, чтобы его сын стал врачом, и воспитывал его в строгости. Бывший военный, железнодорожник, а затем инспектор дорожного движения, свой трудовой путь мистер Пирс закончил хранителем музея дорожной службы в Лестере. Миссис Пирс, казалось, хотела стать матерью всем ребятишкам. Ей было мало двух сыновей и двух младших дочерей, и она брала на воспитание чужих детей, даже с врожденными уродствами.
В девятнадцать лет Пирс вдруг решил пойти работать в полицию. Возмущенный отец не разговаривал с ним почти год и сменил гнев на милость только после того, как старший брат Пирса перевелся с биохимического на медицинский факультет: одного врача в доме отцу было вполне достаточно.
Врожденная болезнь внутреннего уха затрудняла продвижение Пирса по служебной лестнице. Во время строевой подготовки в учебке его прятали в середину строя, где он то и дело натыкался на товарищей. Зато по всем другим дисциплинам полицейской подготовки Дерек был отличником.
По итогам первого года работы он получил кубок Харриса как лучший стажер года, его фотография появилась в «Лестер Мёркьюри». Все это не могло не смягчить старика — Дерек был первым из семьи, про кого написали в газете. И отец страшно гордился сыном.
После стажировки Пирса отправили в угрозыск. Через три года ему присвоили звание сержанта, причем по результатам работы он попал в список двухсот лучших полицейских Англии. Инспектором он стал через шесть лет. На него возлагали большие надежды.
Но тут-то и началось самое трудное. Дело в том, что следующее за инспектором звание дается уже не по результатам экзаменов, а на основе оценок старших офицеров и письменных рекомендаций непосредственного начальства. Характеристики Дерека Пирса были хорошими, но в них то и дело проскальзывали словечки типа «заносчив» и «нетерпим».
Пирса это как будто не огорчало:
— Мое дело ловить преступников. Я полицейский, — говорил он.
В способностях Дерека Пирса как полицейского никто не сомневался. А Пирс, в свою очередь, заботился о своих людях и не давал их никому в обиду. Он не скупился в пабе и отпускал подчиненных раньше с работы, но в то же время был суров с теми, кто смотрел на службу в полиции как на работу, а не на образ жизни. Даже за незначительные ошибки Пирс отчитывал полицейских со всей строгостью.
Однако при расследовании дела Линды Манн такое случалось редко — все, кто был занят в этом деле, не сомневались, что рано или поздно убийцу найдут, и очень старались. Время от времени Пирс подзаряжал подчиненных собственной неуемной энергией. Даже после долгих безуспешных поисков он с трудом дожидался каждого рабочего дня.
— А как ты смотришь вот на такую версию? — с красными от бессонницы глазами спрашивал он сослуживца и начинал что-то доказывать, взлетая со стула, как при левитации.
Он частенько подбрасывал своим людям разные версии и требовал того же от всех. Если предложение подчиненных ему не нравилось, он старался не разочаровывать их — нужно же поддерживать энтузиазм команды.
— Где убийца? Может, он совсем рядом? А как бы поступили вы? Что думаете вы? Да забудьте вы о званиях! Я вас спрашиваю! Преступник где-то рядом. Я его чувствую. Где он? Где?
Сослуживцы понимали, что Пирс специально их провоцирует, но по каким-то непонятным причинам заражались его энтузиазмом.
— А кто сказал, что ты обязан его любить? — спросил как-то один из подчиненных Пирса другого, — У меня иногда бывает желание схватить его за глотку. Но он хороший организатор, он видит картину в целом, у него не голова, а компьютер. И даже когда он орет, как последняя баба, он не перестает думать о деле и раскладывать его по полочкам.
— Где преступник? — в который раз задавался вопросом Пирс. — Он где-то рядом. Так давайте его искать! И знаете что, ребята? Не забывайте о своем доме.
Он может быть прямо здесь, в больнице, — напоминал он себе, — где психов больше, чем лейбористов на партийном пикнике, а извращенцев — чем лордов в палате парламента.
Неукротимый Дерек Пирс редко рассказывал о своей жене даже близким друзьям и даже подшофе. Она была чуть младше его и тоже работала в полиции. Привлекательная и с сильным, как и у него, характером. Взрывоопасная смесь. Все, кто знал Пирса, утверждали, что факел, горевший в его груди, мог растопить ледник.
Когда она ушла от него, ей пришлось платить за дом, и Пирс выписал ей чек на 1100 фунтов. Сделка по продаже дома по каким-то причинам затягивалась, и он выписал ей еще один чек на такую же сумму. Адвокат, занимавшийся разводом, возмутился:
— Дайте мне расписку в том, что вы преднамеренно игнорируете мои советы. Вы же растаптываете мою профессиональную репутацию!
Переехав, жена даже не сообщила Пирсу свой новый адрес. Но если Дерек Пирс и был на что-то годен в жизни, так это на сыск. Он обошел округу и увидел в окне ее любимую вазу. Жена Пирса металась в это время в страшном гриппе, ей некому было подать воды.
— Я присмотрю за тобой, пока ты не поправишься? — предложил он.
— Спасибо…
— А как поправишься, возвращайся домой. С собакой погуляешь…
— Может, зайду, — пообещала она.
Он ухаживал за ней, как лучшая сиделка, а когда закончил уборку, дом впечатлил бы даже Джоан Кроуфорд. Но его бывшая супруга к нему не вернулась и с собакой гулять не стала. Она уехала в Гонконг с бывшим сослуживцем Пирса, а факел в его груди все еще потрескивал.
