Николай Непомнящий - Военные загадки Третьего рейха
Подводная часть корпуса транспорта была разбита, и вскоре он затонул.
За этот бой Маринеско был награжден орденом Красного Знамени, остальные члены экипажа — орденами Отечественной войны, Красной Звезды и медалями.
Поражения Германии в войне, безусловно, отразились на загруженности морских коммуникаций, в том числе и на Балтийском море. Коммуникации более плотно стали контролироваться советскими подводными лодками. Иначе и не могло быть.
Благодаря победам Советской армии Финляндия была выведена из числа союзников Германии, и 19 сентября 1944 года СССР заключил с ней соглашение о перемирии. Финское правительство позволило нашему командованию разместить часть подводных лодок на военно-морских базах этой страны.
Там же базировалась и С-13. Экипажи изредка уходили в увольнение на берег — «для размагничивания», как говорил Маринеско.
В городе Турку у Маринеско завязалось знакомство с хозяйкой гостиницы. У нее он и капитан 3-го ранга П. Лобанов встречали Новый 1945 год. Это была прекрасная и незабываемая новогодняя ночь. Симпатичная хозяйка, богатый стол, разнообразные блюда за ужином, вина — по вкусу, романсы и танцы. И главное — молодость!
Хозяйка гостиницы была патриотичной шведкой и в то же время симпатизировала русским морякам, радовалась их успехам на море.
Возвратился Маринеско на лодку с опозданием, несмотря на вызов.
В 1942 году на Балтийский флот приезжал начальник главного политуправления флота генерал-полковник И.В. Рогов, которого за крутой характер называли «Иваном Грозным». Тогда он сказал офицерам-командирам: «Не шпыняйте офицеров, создайте им лучше все условия для отдыха. А вернувшемуся из похода командиру дайте возможность встряхнуться, пусть погуляет в удовольствие, он это заслужил. Снимите лишнюю опеку с людей, которые смотрят в глаза смерти».
Несмотря на это наставление Рогова политработники чрезмерно «опекали» Александра Маринеско. С ним беседовали, его распекали, ругали за «связи» с иностранцами и стремились подавить его волю.
А ведь он потопил уже два транспорта противника и готовился к новым походам.
К январскому походу 1945 года из «эсок» оставалась в строю лишь С-13 и заменить Маринеско было некем. Поэтому его решили потихоньку «сплавить» в боевой поход. По его личной просьбе предоставили ему искупить «вину» кровью. Командир дивизионных подводных лодок Александр Евстафьевич Орел сказал ему:
— Иди, Саша, и без победы не возвращайся. Иначе — не простят.
Но Маринеско шел в поход не для того, чтобы «вымаливать» прощение, а чтобы воевать с противником.
Вечером 13 января С-13 вошла в заданный район вблизи Данцигской бухты. Площадь участка была огромной — 150 миль в ширину и 40 — в длину. Естественно, это затрудняло поиска целей для атак. Маринеско решил маневрировать ближе к банке Штольпе-Банк, откуда легче было бы контролировать движение фашистских кораблей.
13 января Александру Ивановичу исполнилось 32 года. К этому времени он уже успел совершить три боевых похода на «Малютке» и теперь был второй поход на С-13. На его счету были два потопленных транспорта, высадка разведывательно-диверсионной группы и охрана острова Эзель.
Но беды не обошли его стороной. Осколком бомбы был смертельно ранен его отец, скончался он перед выходом лодки в боевой поход. И семья начала разваливаться. Нашлись «благожелатели», которые насплетничали жене Нине Ильиничне про мужа, а тот и сам поверил сплетням про ее поведение в эвакуации.
Однако в походе нельзя было поддаваться эмоциям, чтобы не сорвать выполнение боевой задачи.
Шторм не утихал, 17 января он достиг 9 баллов, поэтому утром лодка легла на грунт на глубине пятидесяти метров.
При всплытии следующей ночью огромная волна чуть было не смыла за борт мичмана Торопова, мичмана удержал на палубе старший краснофлотец Юров. В эту же ночь из радиосообщения узнали, что наши войска 7 января освободили Варшаву.
В последующие дни транспортов или кораблей противника не видели. Только 21 января утром Иван Шнапцев доложил командиру, что слышит отдаленные взрывы глубинных бомб.
«Что же это может значить?» — думал Маринеско.
Бомбежки повторились и 22 и 23 января.
Шторм продолжался. При всплытиях в ночное время лодку сильно качало и клало под 45 градусов на борт. Обслуживать механизмы было трудно. Антенна, леерные стойки с ограждением и палуба покрывались сплошным льдом. Ходить по палубе было скользко и опасно.
Из оперативной сводки подводники узнали о выходе наших войск на побережье Данцингской бухты.
Но поиски противника как днем, на перископной глубине, так и ночью, в надводном положении, не давали никаких результатов. Целую неделю на этом участке моря стояла тишина. На позиции была только С-13. Подводники вели напряженное наблюдение за морем. Однообразие давило. Лишь 29 января ночью вахтенный офицер заметил вдали затемненные огни неизвестного судна. Видимость ночью и при шторме была очень плохая, наблюдать было трудно, тем не менее старпом заметил, что судно не одно, вблизи от него суетились еще какие-то тени.
Маринеско намеревался атаковать, но лодку заметили корабли и сами бросились в атаку. Лодка срочно ушла на погружение, однако ее пробомбили, и она получила гидравлические удары. Но командиру удалось увести лодку от кораблей противника.
Теперь Маринеско стало понятно, почему корабли противника профилактически бомбили море: здесь готовились важнейшие морские переходы.
Эта догадка была подтверждена шифровкой, в которой командирам подводных лодок в море разъяснялось, что в связи с начавшимся наступлением наших войск ожидается бегство фашистов из Кенигсберга и Данцига. Командирам предписывалось атаковать прежде всего крупные боевые корабли и транспорты противника.
Маринеско решил ускорить события и вывел лодку в бухту Данцига.
Как раз в это время поступила радиограмма: «Командирам подводных лодок в море. Быстрое передвижение частей Красной армии, имеющее одним из операционных направлений — Данциг, заставит противника в ближайшие дни начать эвакуацию в районе Кенигсберга. В связи с этим надо ждать резкого усиления движения противника в районе Данцигской бухты».
Успехи наших войск на побережье подняли настроение подводников.
Цель была обнаружена 30 января в 21 час 10 минут на широте 55°2ґ2ґґ и долготе 18°11ґ5ґґ. Маринеско решил сблизиться с целью и затем уже решить, как атаковать.
Море продолжало штормить, было баллов шесть-семь. О подводном сближении не могло быть и речи. Значит, надо было догонять и атаковать только в надводном положении.
Командир перевел лодку в позиционное положение, то есть в полупогруженное состояние, при котором на поверхности воды остаются ходовой мостик и верхняя часть палубы. Лодка пошла на сближение с противником.
Из-за плохой видимости определить тип цели было пока невозможно, но по шуму винтов акустик предположил, что идет крейсер. По мере сближения Маринеско начал различать по курсу силуэт небольшого судна, а за ним огромный корабль.
— Вызвать наверх Волкова! — Старшина I статьи Волков видел ночью, как днем.
Волков доложил, что впереди идет миноносец, а за ним — лайнер.
Естественно, что с моря огромный лайнер, тысяч на двадцать тонн, должны были охранять боевые корабли. Значит, атаковать с моря будет очень трудно — лодку легко обнаружат, и атака может быть сорвана. Но в принципе можно атаковать и со стороны берега. Вряд ли немцы ждут нападения со стороны берега. Но если лодку там обнаружат, ей некуда будет отвернуть и она не сможет погрузиться из-за малых глубин…
Итак, заманчиво, но и опасно!
Однако упускать такой лайнер нельзя. Неожиданно миноносец начал поворот на курсе. Пришлось срочно погрузиться на 20 метров, чтобы не попасть под таран.
Наверху прокатился грохот винтов и начал удаляться. Значит, одна опасность миновала и участок моря очистился. Поэтому командир поднял лодку в крейсерское положение и скомандовал: «Полный вперед!»
Лодка развила скорость в 16 узлов, затем 18 узлов. Но она не могла обогнать лайнер. Маринеско потребовал от командира боевой части перевести дизели на форсированный режим работы.
В дизельном отсеке температура воздуха поднялась до 60 градусов. От перегрузочных давлений на цилиндрах «стреляли» предохранительные клапана, которые резко задымляют отсек газами. В отсеке стоял плотный чад, становилось трудно дышать. Моряки, раздевшись до пояса, беспрерывно на ощупь проверяли температуру охлаждающей воды и подшипников, пытались смягчить удары предохранительных клапанов, подсовывая под них пучки проволоки.
Это было конечно большим риском. Дизели могли выйти из строя.
Маринеско послал замполита по отсекам, чтобы объяснить людям обстановку. Из отсеков передали, что готовы на риск. Нагоняя лайнер, лодка шла тем же курсом, что и он. Затем командир круто повернул лодку, пересек пенную дорожку лайнера и вышел на его левый борт. Лайнер шел, не меняя курса и скорости и не производя противолодочных зигзагов. Значит, фашисты не предполагали, что рядом с ними под водой находится лодка. Скорость ее была уже больше 19 узлов. Погоня продолжалась второй час. Командир приказал рассчитать число торпед в залпе. По расчету, их требовалось четыре. Приближался главный момент. Но вдруг с левого крыла мостика лайнера скоропалительной очередью заработал сигнальный прожектор. Его луч вытанцовывал точки и тире на рубке лодки.
