А РЕКУНКОВ - Перед лицом закона
— Разумею, что вам нелегко, но и вели вы себя за кордоном не лучшим образом. Поразмыслите на досуге, после еще поговорим. Повинную голову меч не сечет, но ее надо ж на плечах-то иметь, Станислав Михайлович, а?
— Не могу оправдываться.
Станислав Михайлович стоял, глядя в пол перед собой.
Помолчав, оперативный работник заговорил опять тем деловым тоном, каким вел беседу:
— Фотокарточки Роджерса у вас, разумею, нет. А фото брата? Хоть какое-нибудь.
— Вы знаете, ни одной карточки Казимира у меня тоже нет, — виновато ответил Станислав Михайлович.
— Даже старых времен?
— Какие тогда были времена... Мы на одной бульбе жили... А фотографу платить надо...
— Мы вас еще вызовем.
Зазвонил телефон: машина ждала Станислава Михайловича. Взяв из камеры хранения Белорусского вокзала свои чемоданы, он приехал домой. Жена и дочь не спали. Они были вконец измучены ожиданием и неведением, и даже появление Станислава Михайловича не сразу их успокоило. Свою задержку он объяснил тем, что ему якобы пришлось кое в чем помочь соседу по купе, у которого произошло недоразумение с таможенниками. И хотя это никак не вязалось с тем, что Александра Ивановна услышала от мужа по телефону утром, она не заметила несоответствий...
Начальник подразделения, в котором работал человек, беседовавший со Станиславом Михайловичем, не был в курсе дела Дея-Скеенса и Фастова. Прочитав показания Станислава Михайловича, он сказал: «Знакомый почерк. — И прибавил: — Грубая работа». Основываясь на своем опыте, он мог бы также сказать: грубо ли, тонко ли поступают вербовщики с советскими людьми, они не становятся ближе к цели. Начальнику отдела уже приходилось сталкиваться с чем-то весьма схожим, рука Роджерса и Дея-Скеенса-Паскевича была знакома, с той лишь оговоркой, что он знал их под другими именами.
Вышестоящий начальник был в курсе дела Фастова — Дея. На этом более высоком уровне линии пересеклись, и, естественно, возникла потребность сопоставлять. Нет, отнюдь не мгновенным озарением ума высветилась истина. Она добывалась по крупицам.
В схеме это выглядело так.
Совпадение дат пребывания в Советском Союзе мистера Дея и Казимира Паскевича заставило проверить, нет ли других совпадений. Они нашлись: и тот и другой выдавали себя за бизнесмена-социолога из Канады; и тот и другой прекрасно знают русский; они одного года рождения.
Проверили, не значится ли Казимир Паскевич среди разыскиваемых государственных преступников. Удача. Оказалось — значится. Разыскивался как провокатор, работавший на оккупантов в Белоруссии в 1942—1943 годах. Розыски были безуспешны, дело казалось безнадежным.
Словесные описания внешности брата, которые давал Станислав Михайлович, совпадали с портретом мистера Дея. Станиславу Михайловичу предъявили в числе других пяти портретов внешне похожих мужчин карточку мистера Дея. Станислав Михайлович без колебаний, с одного взгляда опознал брата.
С этой стороной дела было ясно, и вроде бы пора уже произносить традиционное «круг замкнулся».
Но существовала идея, выдвинутая майором Сысоевым, и она требовала осуществления. Тем более что история Станислава Михайловича и доставленные им данные предоставляли для этого новые, дополнительные возможности. И еще одно подстегнуло контрразведчиков, занимавшихся делом Дея — Фастова. Если до этого момента ими руководило профессионально понятное желание обезвредить активного врага, то теперь еще прибавилась не менее понятная жажда справедливого возмездия.
Объясняется все житейски понятно. Когда стало известно, что мистер Дей и Казимир Паскевич — одно лицо, об этом сообщили генералу Баскову. Басков затребовал дело государственного преступника Паскевича, и его прочли все участники группы. У людей, самых разных по складу характера, по возрасту и по опыту, это чтение вызвало одинаковое чувство глубокого омерзения. Вкратце вот какова была деятельность Казимира Паскевича на службе у гитлеровцев в годы войны (попал он на эту службу еще в 1941 году во Франции, в Париже, где работал продавцом магазина мужского готового платья).
Оккупировав землю Белоруссии, гитлеровцы, как известно, вынуждены были вести ожесточенную войну с партизанами, которые действовали почти повсеместно. Одним из важных средств в этой войне они считали провокаторство, подрыв партизанского движения Изнутри. Натуральный белорус, готовый сделаться провокатором, был для них находкой. Паскевич соблазнился возможностью нажиться и отправился в края, которые оставил в поисках лучшей жизни пятью годами раньше.
Для начала — после основательного обучения — его попробовали заслать в партизанский отряд, базировавшийся неподалеку от его родного хутора. Но еще на пути из районного центра к ближайшей деревне он повстречал земляка, который его узнал. Дело было в июле сорок второго, в полдень жаркого дня. Казимир Паскевич шел, прихрамывая, по пыльной дороге с котомкой за спиной и с палкой в руке — у него имелись документы, что он житель Гомеля, инвалид и потому свободен от всяких повинностей. Документы немцами были сделаны так, что каждый без труда обнаружил бы «липу», — это для отвода глаз.
Пыль надоела, и, когда дорога вошла в перелесок, Казимир свернул в сторону, зашагал по траве. Потом услышал журчание ручья в овраге, захотелось пить. Спустился в овраг и тут наткнулся на полуголого парня лет пятнадцати, который стирал в ручье рубаху. Парень посмотрел на него сквозь пушистые белесые ресницы и сказал: «Дядя, а я вас знаю». Оказалось, парень из села, возле которого был родной хутор Казимира. Казимир начал расспрашивать о своих. Парень рассказал, что отца повесили немцы, мать умерла в заточении, а сам хутор сожгли. Где младший братишка Казимира, Стась, парень сказать не мог (кстати, Казимир Михайлович в гостях у брата в Москве говорил, что ничего не знает о судьбе родителей, — это и понятно, хотя выглядит мерзко).
Вроде бы все как нельзя лучше: с такой «родословной» к партизанам явиться не грех. Но отчего-то жутко сделалось Казимиру. Может, оттого, что он вдруг сообразил, что тут не шутки шутят, что борьба идет жестокая и беспощадная. И повернул назад.
Обер-лейтенанту, который снаряжал его, Казимир по возвращении наплел с три короба — мол, никак нельзя ему в отряд, сразу разоблачат, а лучше использовать по другой линии. По любой, но только не в отряд, не в лес.
Тогда его сделали «подсадной уткой». Обер-лейтенант предупредил Казимира, что это еще опаснее, ибо люди, с которыми он будет сидеть в тюремных камерах, — народ тертый, они обладают особым нюхом на предателей. Может быть, именно это наставление и пробудило в Казимире гнусный артистический дар идеальной «подсадной утки». Как ни удивительно, его ни разу не били, хотя за год с небольшим он успел «отработать» в десятке тюрем и добыть весьма ценные для оккупантов сведения. Благодаря его умению перевоплощаться нацисты получили много улик и путеводных нитей, немало подпольщиков погибло в петле или от пули по милости Казимира Паскевича, хотя они вовсе и не подозревали об этом. Это стало известно из архивов уже после войны.
Так что, если генерал Басков и его товарищи и прежде не собирались прекращать операцию по изобличению Дея, то после ознакомления с архивным делом они считали эту операцию своей святой обязанностью.
Глава XIII.
«— МЫ ВАС ЖДАЛИ, ПАСКЕВИЧ...»
Обширная квартира Ричарда Славского была отдана на съедение мышам, в изобилии появившимся невесть откуда, — так бывает иногда с опустевшим и заброшенным жильем.
Клуб «Дискуссия» умер естественной смертью. Ричард усердно занимался в институте, куда ему в конце концов разрешили вернуться. Дома он только ночевал. Потому и пустовала квартира.
С Джорджем у него был еще лишь один разговор, кончившийся почти полным разрывом.
Они встретились во Дворце спорта в Лужниках на хоккейном матче — для конспирации. Разговор был минутный, потому что происходил на ходу: по пути с трибун в туалет. Джордж сказал, что Ричард пижон и молокосос, с которым опасно водить знакомство, что Ричард поставил его под удар. Слова были обидные, тем более что Ричард вызвал Джорджа на свидание по важному поводу: он получил телеграмму от Фастова. Сунув сложенный вчетверо бланк телеграммы Джорджу в карман, Ричард шепнул: «Примите мои наилучшие пожелания и проч.» — и отвалил в сторону.
Телеграмма содержала краткое сообщение: «Все собрались ждали вас». Это надо было понимать так: вся сумма денег — то есть тридцать пять тысяч — у Фастова в наличии, он готов их передать и ждет встречи с курьером. Позже станет известно, что Джордж через надежный канал сообщил об этом Дею и одновременно огорчил его новостью: он, Джордж, и его друг Ричард находятся под подозрением и участвовать в акции по передаче денег не могут.
![Сергей Бетев - Без права на поражение [сборник]](/uploads/posts/books/242828/242828.jpg)
