Русская пятерка. История о шпионаже, побегах, взятках и смелости - Гейв Кит

На своей первой Олимпиаде он был рад уже тому, что просто прошел в состав. Но серебряная медаль, с которой Фетисов вернулся домой, и сорок лет спустя напоминает ему о его самом жутком ночном кошмаре. Однако он оправится от этого удара. И даже преуспеет. Слава дважды завоюет золото Олимпиады и добавит это к своей сокровищнице, где также есть семь золотых наград чемпионатов мира и одно серебро; девять попаданий в список первой символической сборной чемпионата Советского Союза; два приглашения на Матч всех звезд НХЛ; два звания лучшего игрока СССР; три золотые медали молодежных чемпионатов мира; победа в Кубке Канады; пять наград лучшему защитнику по версии ИИХФ; Орден Почета; Орден Ленина; три выхода в финал Кубка Стэнли; три чемпионских перстня за победу в Кубке Стэнли (один – в качестве тренера); введение в Зал хоккейной славы СССР; введение в Зал хоккейной славы ИИХФ; введение в Зал хоккейной славы в Торонто и многое другое. Даже один астероид в его честь назвали.

За девять сезонов в НХЛ Слава Фетисов провел 546 матчей в составе «Нью-Джерси» и «Детройта». Он забросил 36 шайб и набрал 192 очка. За 478 матчей в советской лиге он забросил 153 шайбы и набрал 374 очка. Но его ценность измерялась не только цифрами. Он был из тех игроков, которые контролировали ход матча, когда даже просто сидели на скамейке – просто за счет своих лидерских качеств. Именно поэтому его и ввели в Зал славы.

Я впервые встретился с Фетисовым во время локаута 1994 года, когда он собрал команду российских энхаэловцев для серии игр на родине, где по ним скучали болельщики. Та серия помогла собрать деньги на развитие спортивных программ для российской молодежи.

Мы в одно время подошли к ступенькам спорткомплекса ЦСКА. Я остановил его и представился как журналист из Детройта. Он удивился встрече с западным репортером. Но я объяснил ему, что приехал освещать игры, поскольку в них принимал участие Сергей Федоров, который тогда блистал за «Ред Уингз». Фетисов тепло меня поприветствовал и с тех пор всячески помогал мне с работой, чтобы болельщики по другую сторону океана получали хоть какие-то новости, осколочные данные и слухи, когда матчи не проводились из-за зашедших в тупик трудовых переговоров.

После завершения карьеры Фетисов работал помощником главного тренера в «Нью-Джерси», генеральным менеджером и главным тренером сборной России на Олимпиаде 2002 года в Солт-Лейк-Сити, президентом ЦСКА, а также министром спорта по назначению президента России Владимира Путина.

Спустя два десятка лет, когда мы приехали в Москву на интервью с сенатором Вячеславом Фетисовым для документального фильма, он абсолютно не изменился, хотя был уже одним из самых высокопоставленных чиновников в стране. Слава остался таким же добрым, открытым, любезным и гостеприимным, как и при первой нашей встрече. А когда он назвал меня своим другом, я знал, что это искренне.

Он даже научился с позитивом относиться к тому «чуду», которое попортило ему столько крови в 1980-м. За те годы, что он прожил в Детройте и Нью-Джерси, он прекрасно понял значимость этого события для американцев.

– Мне нравится считать, что я послужил развитию хоккея в Соединенных Штатах, – говорит он. И по его улыбке совершенно ясно, что ему этого вполне достаточно.

Владимир Константинов провел всего 446 матчей за шесть лет в составе «Детройт Ред Уингз». Он забросил 47 шайб, набрал 174 очка и 838 минут штрафа, своей игрой снискав себе врагов во всех городах НХЛ. Мир обречен теряться в догадках, какой могла бы быть его карьера, которая по самым скромным прикидкам продлилась бы еще десять результативных сезонов, если бы этому не помешали проблемы со здоровьем.

Владди только начал становиться одним из лучших игроков НХЛ, когда его карьеру оборвала автомобильная авария, разрушившая все спустя неделю после того, как он поднял над головой Кубок Стэнли.

Разумеется, это чистая гипотеза. Но мне нравится думать, что с ним в составе «Крылья» выиграли бы еще больше кубков, прежде чем его карьера подошла бы к логичному концу. Кроме того, можно с уверенностью сказать, что Никлас Лидстрем не взял бы столько «Норрис Трофи», хотя это и было абсолютно заслуженно. Да, семь трофеев за десять лет – в период с 2001 по 2011 год. Константинов вполне мог бы оттянуть на себя достаточное количество голосов, чтобы подпортить шансы своему партнеру. Да и в другом нет никаких сомнений – сейчас бы Константинов уже достаточно давно завершил карьеру, и его могли бы ввести в Зал хоккейной славы. Как и его кумир и бывший партнер по «Детройту» Слава Фетисов, Владди не мог похвастаться выдающейся статистикой в атаке. Но был таким же доминирующим игроком, который держал игру под контролем. Таких в Зале славы любят.

Вокруг Константинова была своеобразная аура – он притягивал людей своей нацеленностью на борьбу. Тренеры соперников спрашивали у Льюиса про Константинова чаще, чем про каких-либо других игроков.

– Это происходило постоянно. Они хотели понять, как к нему подобраться. Чего он боится? Можно ли его вообще напугать? – вспоминает Льюис. – А я всегда им отвечал: «Он ничего не боится, его никак не напугать. Я и сам не знаю почему. Просто он особенный».

Его переоблачение из последней коллекции Armani (никто в команде не одевался лучше Владди) в хоккейную форму и вовсе было феноменальным явлением.

– Когда Владимир Константинов выходил из автобуса и шел на арену, можно было подумать, что это кто-то из запасных. Седьмой защитник или что-то в этом духе, – рассказывает Льюис. – Но стоило Владди надеть коньки, натянуть через голову свитер и выйти на лед, сразу было понятно – это воин. Он ничего не боялся. В обычной одежде по нему так сказать было трудно. Понять хоккеиста можно только на льду, в игре. Потому что там негде спрятаться. Там нельзя скрыть свой характер. Там не скроешь мастерство. Не спрятать свой настрой и свою решимость, потому что ты выходишь на лед против игроков своего же уровня. Человек может вести обычную жизнь за пределами площадки, но как только он выходит на лед, сразу виден характер – что это за спортсмен, что за игрок… Когда Владди надевал свой свитер, он становился в каком-то смысле Бэтменом.

После игры, приняв душ и переодевшись обратно в элегантный костюм, Владимир Константинов снова становился тихим, скромным и непритязательным человеком, в компании которого было уютно. Ему не нужны были похвала, поклонение болельщиков, интервью. Я вообще не помню, чтобы он упоминал о себе в разговоре.

Большинство спортсменов такого уровня в каждое предложение три-четыре раза вставят слово «я». Да и не виноваты они в этом. На протяжении всей их жизни они были центром Вселенной на пути к звездной славе и многомиллионным контрактам. Но Владди всегда говорил «мы». Всегда – о ком-то другом, кого он считал более достойным. И если вы, как и я, считаете, что тишина между слов говорит больше самих слов, то Владимиру Константинову всегда было что сказать.

Я судил других людей по такому фактору: хотел бы я оказаться рядом с ними в окопе, когда над головой будут свистеть пули. В середине 90-х, когда Русская пятерка меняла НХЛ, я бы чувствовал себя гораздо спокойнее в окопе, окажись там с любым из игроков «Ред Уингз». Но если бы мне под дулом пистолета пришлось выбрать одного, я бы предпочел Владимира Константинова. Такой выбор сделали бы и все его партнеры.

После 13 июня 1997 года, когда лимузин со спящим водителем вылетел с дороги и врезался в дерево на проспекте Удуорд к северу от Детройта, Владимир Константинов живет по-другому. С тех пор он каждый день бьется за уровень жизни, который большинство из нас воспринимают как должное.

Он живет в пригороде Детройта и каждую неделю уйму времени продолжает работать со своим давнишним терапевтом Памелой Дэмэнуал, которая составляет ему компанию в частых визитах на «Джо Луис Арену», где в раздевалке Константинова всегда ждет его шкафчик.

У меня много прекрасных воспоминаний о времени, проведенном с Владди. И львиная доля этого времени не связана с хоккеем. Никогда не забуду неподдельную радость на его лице, когда в 1989 году в Хельсинки я показал ему его имя в списке игроков, которых «Детройт» выбрал на драфте. Как он гордился своей семьей, своей женой Ириной и дочерью Анастасией, когда пригласил меня в свой первый дом в Америке – квартиру в высотке рядом с «Джо Луис Ареной». Рукопожатия, которые излучали не только силу, но честь и достоинство. И как он всегда смотрел тебе в глаза до тех пор, пока эта ни с чем не сравнимая связь не была установлена.