Ги Меттан - Запад – Россия: тысячелетняя война. История русофобии от Карла Великого до украинского кризиса
Свет мой зеркальце, скажи,
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?
Что же зеркало в ответ?
Ты прекрасна, спору нет.
Но пред юной Белоснежной,
Кроткой, праведной и нежной,
Вмиг померк полдневный свет.
Услыхав эти слова, королева пожелтела, позеленела и чуть не умерла от гнева. Теперь она видеть не могла свою падчерицу и ни днем, ни ночью не ведала уже покоя. И позвала королева охотников, немца, поляка и шведа, и приказала им:
– Отведите девчонку в лес. Не желаю больше терпеть ее у себя во дворце! Умертвите ее, а в доказательство принесите мне ее печень.
Охотники не решились ослушаться и отвели девочку в лес. И вот уже занесли они нож, чтобы поразить ее в самое сердце, но та заплакала и говорит:
– О, вы, добрые христиане, не губите меня, пощадите. Я уйду в дремучие леса и никогда больше не вернусь в родимый дом!
Она была так прекрасна, что охотники сжалились над ней и сказали:
– Ступай себе с Богом, бедное дитя.
«Все равно ее растерзают дикие звери», – подумали они, но на душе у них сделалось легче, потому что им не пришлось проливать невинную кровь. А тут как раз из кустов выскочил молодой кабанчик. Они закололи его и в доказательство, что исправно выполнили возложенное на них поручение, принесли его печень королеве.
Отдала королева кабанью печень своему повару, и тот запек ее с солью и душистыми травами, и королева съела ее, не подозревая обмана.
А бедная девочка осталась в лесу одна-одинешенька и не знала, куда идти. Ей было очень страшно, и она бросилась бежать – по колючим сосновым иголкам, по острым каменьям, и кусты цепляли ее колючками за платье, и дикие звери смотрели ей вслед голодными глазами – но трогать не решались. Так бежала она, покуда ноги не отказались нести ее, и уж смеркаться стало. Вдруг видит Белоснежна – Москва-река течет, а на излучине избушка стоит, и зашла она в ту избушку дух перевести. Смотрит, все кругом такое маленькое, чистое, аккуратное, будто игрушечное. Вот стол, накрытый к обеду, а на нем семь маленьких приборов: семь тарелочек, подле каждой тарелочки – по ложке, ножу и вилке, да еще по стакану в придачу. А вдоль стены выстроились рядком семь кроваток, покрытых белоснежными покрывалами.
Белоснежна изнывала от голода и жажды. Отломила она по кусочку от каждого хлебца, и из каждой тарелки взяла понемножку овощей, и пригубила вино из каждого стаканчика, так чтобы и самой голодной не остаться, и хозяев не обидеть. И с дороги пошла прилечь – но одна кровать была ей длинна, другая высока, третья, напротив, коротка… Наконец, последняя, седьмая кроватка оказалась ей впору, и она, сотворив молитву, заснула крепким сном. Когда же совсем стемнело и настала ночь, вернулись хозяева избушки. Это были семь гномов, и каждый из них нес маленький фонарик, так что, когда они вошли, в избушке стало светло, как днем. И увидели гномы, что кто-то приходил в их отсутствие.
– Кто сидел на моем стуле? – нахмурился первый. Звали его Тишайший и был он родом из Новгорода.
– Кто ел из моей тарелки? – подхватил второй, которого звали Веселый Казак и который был родом из Киева.
– Кто отломил кусок от моего хлеба? – возмутился третий, по имени Петр – Великий Простак, родившийся в селе Преображенское.
– Кто трогал мою ложку? – растерялся четвертый, по прозвищу Сибирский Храпун.
– Кто трогал мою вилку? – удивился пятый, прозванный Мудрый Кутузофф, родом из Смоленска.
– Кто резал моим ножом? – пожаловался шестой, звавшийся Шагом-Маршал Жукофф, из Калуги.
– Кто пил из моего стакана? – насупился седьмой по прозвищу Путин-Ворчун, родившийся в Санкт-Петербурге.
Тут гномы повернулись к кроватям, и первый заметил, что его кровать смята.
– Кто ложился в мою кровать? – возгласил он.
Тут загалдели все остальные гномы:
– И в мою! И в мою!
А Путин-Ворчун поглядел на свою кровать и увидел Белоснежну, которая спала и ничего не слышала. Сбежались гномы с фонарями, встали вокруг кровати, начали рассматривать девочку, и очень она им понравилась.
– Господи Всемогущий, – воскликнули они, – как прекрасно это дитя!
Они продолжали шуметь и недоумевать, а Белоснежна спала себе и ничего не слышала. Но куда было деваться седьмому гному? Пришлось ему по часу спать в постели с каждым из его братьев.
Настало утро, Белоснежна проснулась, увидела гномов и страшно испугалась. Но они были так любезны, что вскоре она перестала бояться.
– Как зовут тебя, дитя? – спросили они.
– Белоснежна, – отвечала девочка.
И она рассказала, как злая мачеха хотела ее умертвить, но милосердные охотники даровали ей жизнь, и она бросилась бежать. И бежала, и бежала, пока не прибежала к этой уютной избушке.
– Если хочешь, можешь остаться, – предложили гномы. – Ты ни в чем не будешь знать нужды, но за это ты должна приглядывать за хозяйством: стряпать, застилать постель, шить, вязать, стирать, содержать избу в чистоте и порядке. Согласна?
– С превеликой с радостью, – отвечала Белоснежна.
И осталась Белоснежна жить у гномов, поцеловав по такому случаю Тишайшего, Веселого Казака и Петра – Великого Простака, которые ужасно не любили охотников – немецких, польских и шведских.
Утром гномы отправлялись в горы добывать медь и золото, а Белоснежна оставалась хлопотать по хозяйству, и когда они возвращались, их всегда ждал добрый ужин. Но поскольку дни напролет она была одна, гномы беспокоились, как бы мачеха не узнала, где скрывается красавица-падчерица. Уходя, они наказывали девочке крепко-накрепко запираться и никому дверь не открывать.
А злая королева, съев принесенную ей печень, возомнила, что нет у нее теперь на земле соперниц. Вскоре стала она Великой Императрицей и по такому случаю пришла к своему зеркалу и спросила:
Свет мой зеркальце, скажи,
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?
Что же зеркало в ответ?
Ты прекрасна, спору нет,
Но живет без всякой славы
Средь зеленыя дубравы
С гномами в простой избе
Та, что не чета тебе.
Королева знала, что зеркало не умеет лгать, и поняла, что охотники ее обманули. И стала думать-гадать, как бы ей извести падчерицу, потому что не будет ей на земле покоя, покуда какая-то девчонка затмевает ее своей красой. Думала-думала и наконец придумала: выкрасила себе лицо коричневой краской, оделась, как французская старуха-торговка, да еще треуголку с кокардой на голову нахлобучила, и стало ее не узнать. Отправилась она в лес, где гномы жили, и принялась стучать в дверь избушки, приговаривая:
– Продаю недорого, отдаю почти задаром!
– Здравствуйте, добрая женщина, – сказала ей Белоснежна, глядевшая в окошко. – А что вы продаете?
– Красоту заморскую: пояса шелком шитые, посмотришь – и засмотришься.
«Не могу я не впустить эту добрую женщину», – подумала Белоснежна и открыла дверь.
Купила Белоснежна пояс переливчатый, а старуха и говорит:
– Позволь мне, дитятко, повязать его, как полагается.
И стянула старуха Белоснежну так туго, что та дышать перестала и упала замертво.
К вечеру вернулись гномы, увидели принцессу распростертой на полу и обо всем догадались. Подняли ее, пояс переливчатый, что дышать ей не давал, ножом перерезали. Глядь – задышала красавица, глаза открыла.
– Никакая это не торговка была, – сказал Мудрый Кутузофф, – а коварная императрица собственной персоной! Смотри же, никому больше дверь не открывай!
Поцеловала его Белоснежна за добрый совет, но на этом наша история не кончается.
Вернувшись во дворец, по прошествии какого-то времени стала императрица Великим Диктатором, а заодно и про зеркало свое вспомнила. И, как всегда, вопрос свой задала самый главный:
Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?
А зеркало опять за свое: мол, живет без всякой славы, средь зеленыя дубравы…
Задохнулась королева и даже побагровела от злобы: опять мерзкая девчонка в живых осталась! И придумала она на этот раз другую хитрость. Пустив в ход все свое колдовское мастерство, изготовила она отравленный гребень. Потом приняла облик старухи, приклеила под носом маленькие черные усики, а на голову плащ с черепом и костями накинула и отправилась в тот лес, где жили гномы. Пришла к избушке и снова принялась в дверь колотить:
– Продаю задешево, отдаю почти задаром!
Выглянула Белоснежна в окошко и говорит:
– Ступайте своей дорогой, бабушка, не могу я вам дверь открыть.
– Да и не открывай, не надо, – говорит старуха. – На красоту, что я принесла, можно и из окна взглянуть.
