Иосиф Бродский - Сочинения Иосифа Бродского. Том VII
Матильда его и ознакомит.
Нет! На «Лебединое» его отведу я.
Ну, если хочешь.
Все-таки — министр культуры.
Это и будет твоя, Цецилия, Лебединая Пенсия.
Ха-ха!
Пауза.
Кроме того, если переизберут — никакого Любека.
Ни Биаррица, ни Прованса тоже.
Могут переизбрать.
Нас же на постоянную работу назначили.
Номенклатура все-таки.
Н-да. Ни Парижа.
Ну, на этот случай, господа министры, у нас есть выход. (Похлопывает по картонной коробке.) И тем самым — у нации.
Что вы имеете в виду, Базиль Модестович?
Это.
Что — это?
То, что в коробке.
А что в ней?
Там находится...
Погоди-погоди, Базиль Модестыч, не говори! Я знаю! Сейчас скажу... Там находится...
Арбуз!
Телескоп!
Видео!
Пальцем в небо, господа министры. А еще мозг государства. Виноват — нервный центр... В ней находится будущее страны вообще и наше с вами, в частности. В просторечии — компьютер.
В каком это смысле — наше?
Работать на нем, что ли?
Клавиши нажимать?
Для этого Матильда есть.
Да, я не Горовиц.
А у меня просто артрит. Суставы трещат, господин Президент. Хотите послушать?
Суставы и у меня трещат. (Пауза секунд на тридцать: общий хруст суставов.) Но работать на нем не надо: он сам работает.
Как так?
От сети. Его только в сеть включить, а там он уже сам действует, потому что запрограммирован.
-Кем? -Как?
На что?
Не помню, то ли в Гарварде, то ли в Оксфорде. У них там целая серия «Малых стран» есть. Software называется. Включает программы по экономике, политической структуре, обороне, экологии, нацменьшинствам и т. д. Диски такие пластмассовые, по-нашему — пластинки. Ставишь такую пластинку, она и играет. Сам дома сидишь или, например, в Любеке, и наслаждаешься.
-Как?
Да по радио. Или — если хочешь — телевизор включи. Топтыгин же здесь круглые сутки околачивается.
А если электричество отключат — тогда как?
А компьютер тогда на батарейки переходит. Автоматически.
-Ну и?
Ну и, ну и, ну и. Пластинка играет, и нация процветает.
А как же культура, Базиль Модестович?
С культурой тоже пластинка есть. «Лебединое», например, каждый вторник. Может быть, даже чаще. В общем, с натуры списано.
Реализм, значит?
И реализм, и натурализм, и даже немножко импрессионизм.
Но не кубизм?
Не кубизм. Хотя иногда немножко ташизм.
В общем, абстракционизм.
Да, футуризм.
Чудеса!
Где вы его только нашли, Базиль Модестович?
В газете реклама была. По почте и заказал.
А где гарантия, господин Президент, что нам это подойдет?
Так ведь я же «Малые страны» взял, Густав. Я же не «Великие державы» выбрал. У них и это есть, и «Третий мир». Даже «Примитивное общество». Пигмеи там всякие и папуасы. «Кочевников» тоже предлагают. А я «Малые страны» выбрал.
То есть?
То есть, то есть! Примерно с нашим объемом населения. С нашим примерно географическим положением. Я специально смотрел, чтобы там гор не было. Или хуже того — пустыни. География — она, Густав, предопределяет. Ибо нет населения без географии.
Хотя она без него бывает.
Да, пустыня, например. Или Куэнь-Лунь. Или Атлантика.
Пустыня может быть вертикальной и горизонтальной.
А у нас этого нет.
Зато у нас есть история.
Да, населения без истории не бывает.
Истории без него — тоже.
Нуда, не бывает! А римская?
А греческая? А Средних веков?
Не говоря Ренессанс. Не говоря — Просвещение.
Но такой истории, как у нас, нет.
Хотя она и кончилась.
Тем более.
Да, такой истории, как у нас, ни у кого нет. Но пластинка ведь не в девятнадцатом веке начинается. И даже не в 17-м году, и не в 45-м. А то бы население чарльстон и буги-вуги танцевало.
И фокстрот, и танго, и матчиш, и кек-уок, и твист, и шейк,
и...
Да, это был бы анахронизм, Цецилия. Даже если и ламбаду.
Когда же она начинается?
А когда ее поставишь и в сеть включишь. Допустим, завтра переизберут, завтра и включим. Или через год. Или через два.
И что тогда произойдет?
Да ничего особенного, Петрович. Ну, сначала цены к Рынку приравниваются. Скажем, у них колбаса два доллара кило, и у нас тоже. У них штаны тридцать долларов — и у нас.
Марок, господин Президент.
Да, Густав, прости. Марок.
Или — экю.
Да хотя бы и иен.
Но как приравниваются? Искусственно?
Автоматически, Петрович. Автоматически.
А если их нет?
Кого?
Долларов этих. Верней, марок. Или там экю.
Тогда либо заем компьютер берет, либо Монетный Двор их печатает. Опять же автоматически.
А сколько?
А он сам вычислит. Исходя из объема населения и его потребностей. Ну, сколько там средний человек в год колбасы съедает. Или пива выпивает. Или штанов ему надо и в кино сходить. Вот эта вещь все это вычисляет и потом либо заем берет, либо сама банкноты печатает.
А потом?
Потом суп с котом! Потом человек на работу идет. Человек вообще зачем на работу ходит? Чтоб деньги получать. Ну вот там ему и говорят, чего делать, чтобы деньги получать.
А они откуда знают?
Да компьютер им сообщает. Автоматически.
А он откуда знает?
А ему Общий рынок сообщает.
А Общий рынок откуда?
От верблюда. У попа была собака. Сказка про белого бычка. Какая разница, Петрович, откуда Общий рынок знает, раз компьютер знает. Что важнее, причина или следствие?
Следствие, разумеется.
Правильно, Петрович. Вот компьютер и знает. Что производить, в каком объеме, откуда сырье, куда сбывать.
Колется? Признается, то есть?
Если настаиваешь. Главное ведь в чем — чтоб голову не ломать: бекон или газировку или тяжелая промышленность. Вот он и решает: что, когда, где. Автоматически. Сроки устанавливает.
Вернее, дает?
Если настаиваешь. Главное, что автоматически. И голову ломать не надо. Ни нам, ни населению.
Просто тянуть.
Ну, если угодно. Но — разные.
Да, люди не все одинаковые.
Ага, даже у нас.
Запросы все время меняются.
Ага, то им то подай, то это.
С требованиями все время выступают.
Ну, это все учтено. С поправками в определенных пределах.
И само население тоже меняется.
Ага. Прирост там, смертность, эмиграция.
Учтено-учтено, Густав. Смертность особенно. Ничего нет легче учесть, чем смертность.
Да, даже нам в свое время удавалось.
Регулятор жизненных стандартов, если вдуматься.
Кое-где просто гарантия их повышения.
Или — стабилизации. Например, Эфиопия.
Или — Бангладеш.
Нет, там — повышения.
Макабр.
А если человек на работу решит не идти?
Да, если он в отказе?
Решит, что мало платят, и не пойдет.
Или — что Золотой век настал.
Нет, серьезно — если профсоюз забастовку объявит?
Демократия все-таки.
Откуда я знаю, господа министры! Не я же пластинку записывал. Ну, либо полицию вызовут, либо профсоюз в долю примут. С натуры же списано.
Н-да, техника.
Главное, что — автоматически.
Так ведь и вариантов немного.
Взять хоть ту же рождаемость.
Не говоря — смертность.
Вообще — потребности.
И потребности, и способности.
Жалко, раньше до компьютера не додумались.
Ну, отчего же! Додумались. Государство, например. Оно ведь, в сущности, лишь его разновидность. Только громоздкая. Правительство, например. Политические системы разные, не говоря — партии.
И демократия?
И демократия. Просто больше места занимает.
И никакой автоматики. Сплошной индивидуализм, и все вручную.
Ну уж и вручную! Налоги, например, взимаются автоматически.
Так то налоги.
И выборы. Тоже автоматически.
Ну уж и автоматически! Ритмически!
И статистически.
Практически арифметически.
Н-да.
А если все-таки свергнут... Если народные массы...
Для этого стадион есть...
Ну, не массы... Но если армия взбунтуется?
Да чего ей бунтовать?
Тем более — трехразовое питание.
Не то, что некоторые.
Спасибо еще должна сказать.
В самом деле.
Но все-таки. Если — государственный переворот? Дворцовый мятеж. Путч. И в результате — свергают...
Ах, Густав, Густав. Свергнуть можно только индивидуума. В худшем случае, правящую, как говорится, клику. Царя, тирана, политбюро, хунту. Вся прелесть компьютера, Густав, в том и состоит, что он не личность, а машина. Его к стенке не поставишь, на фонарь не вздернешь. Даже в морду плюнуть нельзя. Он если и зло, то — неодушевленное. Как, впрочем, и в том случае, если он — добро. А неодушевленное зло, Густав, терпеть проще. Нам ли этого не знать.
Вы хотите сказать, Базиль Модестович, что он еще семьдесят — стоп (пересчитывает на пальцах) еще семьдесят четыре года протянет?
