Миша Гленни - Теневые владыки: Кто управляет миром
Поэтому мы лучше будем работать со слабейшим звеном».
Дискуссия переросла в спор. «Я сказал ему: это избирательное применение закона. Я сказал ему: у нас в команде даже есть белые парни, которые говорят, что мы хватаем слишком много черных. Я и другие черные сотрудники Группы все время говорили об этом, но так ничего и не сделали. А потом я все понял. Мы тут просто вкалывали на плантации, делая, что нам велит белый масса».
В Соединенных Штатах война с наркотиками ведется против негров и латиноамериканцев, поскольку элементом этой войны является система финансового стимулирования, а белые, как рассказал Фогг, заручились защитой от судебного преследования. Личный опыт уже убедил Мэттью Фогга в том, что стратегия этой войны разработана в качестве инструмента социального контроля над негритянскими сообществами и ограничения их экономических и социальных возможностей. Может показаться, что я увлекся теорией заговора, однако не приходится сомневаться в том, что война с наркотиками наносит непропорционально тяжелый удар по непривилегированным расовым меньшинствами Америки. Способность криминальной юстиции выносить суровые приговоры, вкупе с вознаграждениями для сотрудников правоохранительных органов за количество обвиненных и заключенных, является открытой дверью для коррупции.
Фогг пришел к выводу, что тот вред, который приносила черным американцам борьба с наркотиками, был гораздо тяжелее вреда, наносимого самими наркотиками. Сегодня становится все больше бывших сотрудников правоохранительных органов федерального уровня и отдельных штатов, в том числе и Управления по борьбе с наркотиками, которые, подобно Мэттью Фоггу, ратуют за легализацию наркотиков в Америке. Мэттью Фогг, как большинство этих мужчин и женщин, наркотиков не употребляет. Он выступает против того, чтобы их употребляли в его районе. Но хотя это растущее сообщества имеет сторонников и в Республиканской, и в Демократической партиях, ни один из политиков, претендовавших на государственные должности, не осмеливался публично ставить под сомнение законность войны с наркотиками. Как бы убедительно ни выглядели доводы за легализацию наркотиков в Америке, в пекле политической жизни Вашингтона и отдельных штатов они были высоковольтным проводом: стоило только коснуться его, и смерть гарантирована.
И так было до тех пор, пока не появился Дэвид Соарес.
В конце 90-х, работая помощником окружного прокурора и пользуясь своей властью общественного прокурора, Соарес взялся за проект по оздоровлению городского черного района Уэст-Хилл, рассадника наркоторговли в Олбени. В первую очередь он сосредоточился на окружающей среде этого места. «Есть одна причина, по которой люди не торгуют наркотиками в жилых пригородах на фоне свежескошенных газонов. Дело в том, что в этой среде есть что-то, что посылает нарушителям закона сигнал: торговать наркотиками здесь недопустимо. А вот в обстановке скученных зданий, нестриженых кустарников и многочисленных брошенных машин что-то словно говорит: здесь можно делать все, что угодно. Мы взялись за устранение этой помехи: подрезали деревья, подстригли траву и стали использовать для этих работ нарушителей закона, попутно внушая им мысль о том, что этот район принадлежит им. В уборке баскетбольной площадки от битого стекла и шприцев они перестали видеть наказание, потому что потом там играли их младшие братья и сестры. Меньше чем за год мы сумели сократить таким образом количество вызовов полиции, не увеличивая при этом количества арестов».
Успехи Соареса не только ударили по сети наркодилеров, но начали раздражать и другую систему — политическую, а она имела исключительное влияние. «Это превратилось для моего босса в проблему: сидя в своем кабинете, он часами разглагольствовал о том, что я делаю не так. Я, например, обеспечивал мусорными контейнерами тех, кто хотел их иметь. Но в действительности все они беспокоились из-за того, что я разрушал систему. Если вы жили в том районе и хотели, чтобы у вашего дома стоял мусорный бак, надо было созвать комитет местных жителей, обратиться к заместителю главы районного самоуправления, чтобы тот связался с главой районного самоуправления, а тот затем должен был оповестить мэра о том, что людям нужны мусорные баки. Такова была политическая культура — это называется Машиной».
А Машине не слишком нравится, когда кто — то покушается на ее власть. Начальство вскоре стало лишать Соареса фондов и вспомогательного персонала. Очень быстро он обнаружил, что больше не может продолжать свою работу. Он ступал по тонкому льду, и возможности улучшать жизнь в Олбени у него больше не было. Если уж вы побеспокоили Машину, то не стоит рассчитывать на милосердие — и уж меньше всего от босса Соареса, окружного прокурора Пола Клайна, члена одного из самых влиятельных демократических семейств в городе и несгибаемого сторонника антинаркотических законов Рокфеллера.
Тогда Соарес решил продать дом и перебраться в Атланту, которая как магнит манила представителей черного среднего класса с северо-востока страны. «Ты правда хочешь переехать?» — спросила меня жена. И я ответил: да. Она обвинила меня в том, что я собираюсь удрать, как малолетний прогульщик. «Если бы эти парни попались тебе в школе в Паутакете, ты бы их вздул», — сказала она и тем подбодрила во мне ослабевший дух того времени».
На следующий день Соарес не сел в поезд в Джорджию, а пришел в офис Пола Клайна, чтобы известить окружного прокурора о том, что на первичных выборах Демократической партии собирается баллотироваться против него. «Наша встреча длилась семь минут: первые пять минут он хохотал, а за следующие две минуты меня уволил», — вспоминает Соарес.
Эта Машина, коррумпированная Демократическая партия, действовавшая наподобие чикагской династии Дейли, правила в Олбени всегда, и в городе было одно сообщество, которое никогда к этой власти не допускалось. «Партия назначает судей, Партия назначает начальника полиции, мэров — всех: все представители законодательной власти выходят из ее рядов. Но в городе всего один черный судья, и еще есть я — два человека на политически значимых постах во всем округе. Однако расовой проблемой тут никто не занимается: а ведь здесь живут и они, и мы тоже. Они говорят, что дают работу множеству черных в городе, но никто не говорит, что все черные только убирают мусор!»
Осенью 2004 года Соарес выступил против Клайна на первичных выборах Демократической партии, а затем еще раз, на выборах окружного прокурора, причем Клайн противостоял ему в качестве независимого кандидата. Соарес устраивал агитационные поездки, проводя собрания сторонников и обходя дома по всему округу Олбени, во всех сообществах, хотя свыше 80 % его электората составляли белые. В центр своей кампании Соарес поставил антинаркотические законы Рокфеллера. «Антинаркотические законы Рокфеллера обнаруживают следы всех возможных несправедливостей, — говорил он тогда. — Символом уголовной юстиции является Фемида, обладательница повязки на глазах, весов и меча. Ей полагается быть справедливой. Если мы потеряем веру в систему уголовного судопроизводства, что нам останется? Останется хаос. Антинаркотические законы Рокфеллера — это оскорбление образа Фемиды. Мы знаем, что антинаркотические законы оказывают на черных и латиноамериканцев столь непропорционально большое негативное воздействие, что остается только удивляться, почему они еще действуют. Я не слишком люблю рассматривать такие проблемы под расовым углом зрения, но здесь нужно сказать об этом важном для всех вопросе. Зависимость, будь то от крэка или от алкоголя, воздействует на всех. Большинство здешних семей знакомы с ней по опыту, касается ли она близких или дальних родственников, и они знают, как губительно зависимость сказывается на семьях. Поэтому пользоваться системой, которая подходит к зависимости так непропорционально, как нынешняя, — неправильно».
И на первичных, и на основных выборах Соарес разгромил Клайна и всех остальных противников. Его избрание разрушило политический консенсус в штате Нью — Йорк. Накануне своей победы на выборах в январе 2004 года Соарес сказал: «Не подлежит сомнению. что дни этого устаревшего законодательного акта сочтены. Тот факт, что самый ярый и непреклонный член Ассоциации окружных прокуроров штата Нью — Йорк вот-вот потеряет свою должность в первую очередь из-за антинаркотических законов Рокфеллера, должен заставить задуматься всех выборных чиновников штата Нью — Йорк».
Здесь прозвучало послание и для Конгресса, и для администрации президента: американский народ, возможно, начнет понемногу задумываться над тем, что через почти четыре десятилетия войны с наркотиками показатели употребления и зависимости выше, чем когда-либо, что за этот период цена рекреационных наркотиков решительно снижается и что государство уже вложило сотни миллиардов долларов в систему уголовной юстиции, которая порождает массу преступлений и очень слабо обеспечивает правопорядок. Средства, уходящие на поддержание таких бюрократических механизмов, ведущих борьбу с наркотиками, как У правление по борьбе с наркотиками — это капля в море по сравнению с теми бесчисленными триллионами, которые организованные преступные синдикаты сколотили благодаря тому, что Вашингтон отказывается вывести этот рынок из подполья. Проблемы социального и уголовного характера, связанные с употреблением наркотиков, никогда не исчезнут, пока государство не сможет установить свой контроль над всей индустрией в целом.
