Константин Романенко - Почему ненавидят Сталина? Враги России против Вождя
Однако его призыв «натолкнулся на глухую стену непонимания», на нежелание обсуждать то, что он предлагал обсуждать. Из двадцати четырех членов ЦК, выступивших в прениях по его докладу, пятнадцать снова свели все партийные проблемы к необходимости поиска врагов. Признав с готовностью свои ошибки и сложив ответственность за недостатки на своего предшественника Шеболдаева, 1-й секретарь Азово-Черноморского крайкома Евдокимов сразу же заговорил о засилии врагов. «Везде, – утверждал он, – в руководстве (края) сидели враги партии, и первые и вторые секретари… Подавляющее большинство членов партийных комитетов тоже оказались врагами. Взять в Ростове, в Таганроге, в Шахтах, в Новочеркасске – во всех горкомах и райкомах здесь подавляющее большинство членов комитетов оказались врагами.
Я уже не говорю о городских советах и вообще о советских организациях. Почти все звенья затронуты начиная с Наркомзема, Наркомсовхозов, крайвнуторга и т. д. Крепко, оказалось, засели и в краевой прокуратуре. Даже председатель Спецколлегии оказался врагом… Две организации чекистов возглавлялись врагами партии. Великая была засоренность троцкистскими фашистскими элементами и состав крайкома, райкомов – городских и сельских».
1-й секретарь Саратовского крайкома Криницкий сообщал: «Мы вскрыли за 1936 г. троцкистов и зиновьевцев, это была большая группа. Сюда входили секретарь Паласовского канткома Лепешов, секретарь Франкского канткома Федотов, правда, освобожденный от работы, секретарь Энгельсского канткома Трушин, второй секретарь Мариентальского канткома Иванов. Это работники, работавшие в политотделах и перешедшие на партийную работу в канткомы».
Симптоматично, что Сталин не поддержал ретивого партфункционера, разгонявшего «троцкистов и зиновьевцев». Он прервал его репликой: «Оставьте их в русских районах, пусть они там работают». В то же время вождь обратил внимание на другую проблему:
«– У вас имеются немецкие районы с большинством немецкого населения в 70, 80 и 90 %, а секретари у вас русские. Они плохо владеют немецким языком, не умеют хорошо говорить по-немецки…».
И Криницкий поспешил оправдаться: «Тов. Сталин совершенно правильно говорит, что среди основных партийных работников, первых секретарей канткомов из 22 человек 3 немца, плюс двое говорят на немецком языке, из остальных 17 человек 11 чисто русских».
Оправдывался и Постышев, еще 1 февраля 1937 года освобожденный за произвол от обязанностей секретаря Киевского обкома партии, в связи с письмом Николаенко. Правда, он нашел единственное оправдание своим ошибкам, указав: «Мы ведь на Украине все-таки одиннадцать тысяч всяких врагов исключили из партии, очень многих из них посадили».
Аналогичными по смыслу стали выступления Шеболдаева, Кабакова, Гамарника, Угарова, Косарева. Таким был уровень интеллекта и логика мышления «старых большевиков», воспитанных своим временем и атмосферой постоянной борьбы. Только выступления Яковлева и Маленкова, говоривших о невнимании, казенщине, бюрократизме и равнодушии к людям, несколько изменили настроение выступающих. Но после этого участники пленума перешли к выяснению отношений друг с другом. Члены политбюро компартии Украины Кудрявцев и Любченко обрушились на Постышева. Андреев критиковал Шеболдаева, секретарь ВЦСПС Полонский – Шверника. Косноязычный Хрущев, отстаивающий свой метод чистки от врагов народа, пытался опровергнуть Яковлева. То, что вереница ораторов не осознала смысла сказанного в докладе Сталина, было очевидно. Присутствующие не поняли главной сути его выступления.
Поэтому в заключительном слове Сталин остановился на семи вопросах организационно-политической работы: «…по которым нет у нас вполне ясного понимания (курсивы мои. – К.Р.). В речах некоторых наших товарищей сквозила мысль о том, что давай теперь направо и налево бить всякого, кто когда-либо шел по одной улице с троцкистом, или кто-либо в одной общественной столовой где-то по соседству с Троцким обедал… Это не выйдет, это не годится».
Сталин прямо и недвусмысленно предупредил о недопустимости огульного обвинения всех бывших троцкистов в антисоветской деятельности: «Нельзя стричь всех под одну гребенку… Среди наших ответственных товарищей имеется некоторое количество бывших троцкистов, которые уже давно отошли от троцкизма и ведут борьбу с троцкизмом не хуже, а лучше некоторых наших уважаемых товарищей, не имевших случая колебаться в сторону троцкизма. Было бы глупо опорочивать сейчас этих товарищей».
Чтобы предельно ясно обозначить свою позицию, он подчеркнул слабость и количественную незначительность людей с троцкистским прошлым: «Даже в 1927 году за троцкистов голосовало только 4 тысячи членов партии. Даже с учетом их тайных и явных сторонников насчитывалось лишь «около 12 тысяч членов партии, сочувствовавших так или иначе троцкизму.
Вот вам вся сила господ троцкистов. Добавьте к этому то обстоятельство, что многие из этого числа разочаровались в троцкизме и отошли от него, и вы получите представление о ничтожестве троцкистских сил».
Нет, он не призывал к активизации бездумной борьбы с «троцкистами», как клеветала «История партии» хрущевских времен; он говорил совершенно противоположное. «У нас развелись люди, – саркастически продолжал Сталин, – больших масштабов, которые мыслят тысячами и десятками тысяч. (Для них) исключить 10 тысяч членов партии – пустяки, чепуха это». Остановившись на чистках 1935–1936 годов, он отмечал: «За это время понаисключали десятки, сотни тысяч людей… Мы проявили много бесчеловечности, бюрократического бездушия в отношении судеб отдельных членов партии… за последние два года– 300 тысяч исключили. Так что с 1922 года у нас исключенных насчитывалось полтора миллиона».
Иллюстрируя факты произвола, Сталин остановился на примере Коломенского завода: «Членов партии (там) сейчас 1400 человек, а бывших членов и выбывших с этого завода и исключенных – 2 тысячи, на одном заводе. Как видите, такое соотношение сил: 1400 членов партии – 2 тысячи бывших членов на заводе. Вот все эти безобразия, которые вы допустили, все это вода на мельницу наших врагов… Все это создает обстановку для врагов и для правых, для троцкистов и для зиновьевцев, и для кого угодно. Вот с этой бездушной политикой, товарищи, надо покончить».
То есть после смерти Сталина партийная пропаганда и прислуживавшие ей историки не просто лгали, утверждая, что на февральско-мартовском Пленуме Сталин якобы «выдвинул ошибочный тезис об обострении классовой борьбы», объясняя этим причины, по их утверждению, – «необоснованных» репрессий. Они извратили смысл сказанного вождем – до противоположного. Впрочем, именно на подобных приемах: лжи, извращении и инсинуациях – строится вся антисталинская пропаганда и сегодня. Складывается впечатление, что история «пишется» либо дураками, либо негодяями.
Нет, Сталин не призывал «к охоте на ведьм». Наоборот, осуждая подобную практику, он напомнил об извращениях периода коллективизации: «Тогда ведь как колхозы создавались? Было большое соревнование между областями, кто больший процент коллективизации выполнит. Приходила группа пропагандистов в село, собирали 500–600 домов в селе, собирали сход и ставили вопрос, кто за коллективизацию. Причем делали очень прозрачные намеки: «если ты против коллективизации, значит ты против Советской власти».
После этого летели телеграммы в Центральный комитет партии, что у нас коллективизация растет, а хозяйство оставалось на старых рельсах. Никаких коллективов, было только голосование за коллективизацию. Когда мы по Московской области проверили, то оказалось, будто бы 85 % было коллективизировано в 1930 году… Вышло, что всего-навсего 8 % коллективизации вместо 85… Эта болезнь была общая, каждая область была заражена этой болезнью в большей или меньшей степени».
Его критика была обращена к присутствующим на пленуме участникам «Съезда победителей» варейкисам, хатаевичам, шеболдаевым, постышевым, косиорам, балицким, икрамовым, криницким и другим «героям» коллективизации. И теперь, чтобы покончить с господством местнической групповщины, Сталин требовал установления двойного контроля над партийными руководителями: сверху, со стороны вышестоящих органов, и снизу, со стороны масс.
Он предупреждал: «Стоит большевикам оторваться от масс и потерять связь с ними, стоит им покрыться бюрократической ржавчиной, чтобы лишиться всякой силы и превратиться в пустышку». Напомнив миф об античном Антее, терявшем силу при отрыве его от земли, он говорил: «Большевистские руководители – это Антеи, их сила состоит в том, что они не хотят разрывать связи, ослаблять связи со своей матерью, которая родила и вскормила, – с массами, с народом, с рабочим классом, с крестьянством, с «маленькими» людьми».
