Самые жестокие преступники. Психологические профили нацистов, диктаторов, сектантов и серийных убийц - Гарридо Висенте

1 сентября 1967 года в женской тюрьме Айхах, где она отбывала наказание, Ильза Кох связала простыни своей кровати, прикрепила их к лампе, висевшей на потолке, и повесилась. В предсмертной записке, адресованной своему сыну, она написала лишь: «У меня нет другого выбора. Смерть для меня – это освобождение».

Психологический профиль Ильзы Кох

На Нюрнбергском процессе, который заложил юридическую основу для расследования преступлений против человечности, произошло событие, неожиданным образом нарушившее монотонность заседаний. Это не было связано с показаниями какого-либо нацистского лидера или с особо разоблачительным свидетельством о масштабе геноцида. Внимание привлекли два небольших предмета из концентрационного лагеря Бухенвальд: высохшая голова польского солдата, убитого за связь с немкой, и изделие из человеческой кожи, известное как «летающая кожа», на котором изображена обнаженная женщина, взмывающая в небо при помощи крыльев [28].

Нацисты ценили такие вещи, так как считали заключенных лагерей представителями низших рас и наслаждались ими, как зрители конца XIX века могли наслаждаться выставкой в Британском музее, представляющей любопытные предметы, привезенные авантюристами Ее Величества из других стран. Таким был и дух Ильзы Кох – женщины, для которой весь лагерь Бухенвальд был продолжением зоопарка, существовавшего в его пределах.

Женщины, принимавшие участие в военных преступлениях нацистов, зачастую изображались либо как простые спутницы своих мужей (как правило, членов СС), либо как наивные девушки, не имевшие ни интереса, ни проницательности, чтобы разобраться, чем занимались их партнеры. Однако такое суждение невозможно применить к тем случаям, где существует подавляющее число доказательств сознательного и намеренного участия в актах насилия. Речь идет о тех женщинах, которые, как Ильза Кох, приобрели большую значимость в глазах заключенных, чем их собственные мужья, так как воплощали угнетающую и глубоко бесчеловечную жизнь в лагерях смерти, всегда под угрозой непредсказуемого и капризного убийства.

Можно ли объяснить такое поведение как простые отклонения, как явление «несостоявшихся женщин», которые «предали» свой пол, традиционно ассоциирующийся с заботой о ближних и эмпатией? Можно ли просто назвать Кох монстром и не задумываться больше о ее злодеяниях? [29]

Не стоит торопиться с выводами, потому что история этой женщины также представляет собой банальный рассказ о жадности и краже, как и повествование о садистском насилии, совершенном в сговоре с ее мужем.

История воровства

С самого начала Ильза хотела обеспечить свое будущее; ее муж, Карл Кох, должен был стать пропуском в ту жизнь, о которой она мечтала, окруженную роскошью и комфортом, а их мог обеспечить только человек, обладающий властью в Третьем рейхе, благодаря поддержке Гиммлера и высокому положению в системе концентрационных лагерей. Дочь крестьян, она больше всего ненавидела бедность; Ильза приобретала вещи компульсивно и охотно наслаждалась всем, что могла заполучить почти без ограничений благодаря своему статусу жены коменданта Бухенвальда. Муж к тому же исполнял все ее прихоти: если Ильза хотела стать отличной наездницей, он построил для нее крытый манеж, где она могла маневрировать на своем коне, отражаясь в зеркалах, совершенствуя движения и укрепляя эго в качестве важной дамы нацистской иерархии.

Тем не менее это был брак, который она контролировала с самого начала. Ее сексуальное мастерство помогло ей привязать к себе Карла – человека, который видел в нацистском режиме исключительную возможность обогатиться, крадя как у государства, так и у заключенных. Даже по тем незначительным этическим стандартам, которые применялись к ответственным за лагеря, Карл Кох представлял собой угрозу: его роскошь и воровство были столь очевидны, что даже Гиммлер не мог его защитить, Кох стал первым и единственным комендантом концентрационного лагеря, казненным главным образом за воровство и за то, что опозорил дух свастики. Его произвольные преступления были второстепенны; в глазах его начальников в последние месяцы войны его позор был непростительным грехом, так как он воплощал тот тип офицера, который привел Германию к окончательному поражению.

В сознании Ильзы Кох

Наиболее точный и краткий способ создать психологический портрет Ильзы Кох – это поместить ее в литературный контекст. В выдающемся произведении Джозефа Конрада «Сердце тьмы» (1899) описывается потрясающее путешествие Марлоу в поисках человека по имени Курц – агента компании по торговле слоновой костью. По мнению начальников компании Курц сошел с ума и, хотя долгие годы он был самым успешным агентом, добывавшим больше всего слоновой кости и приносившим наибольшую прибыль, теперь он стал огромной проблемой, потому что превратился в нечто вроде короля в глубине джунглей, не слушающего голоса разума и обладающего огромной властью среди туземцев, которые убивают и грабят, подчиняясь Курцу с безусловным повиновением. В Бухенвальде Ильза действовала как Курц в джунглях. Она воспринимала себя королевой особого, закрытого и уникального мира, далекого от течения войны.

Марлоу, приблизившись к концу своего долгого пути по реке к поселению, где находился Курц, был поражен украшениями в виде бесчисленных пик, окружающих пристань, пока не понял, что эти украшения – человеческие головы, насаженные на верхушки деревьев. Черепа улыбались ему зловещими гримасами ужаса. Он достиг ада. И это именно то, что создала Ильза, многократно усиливая страдания, уже присущие лагерям смерти.

Чтобы понять Ильзу, нужно осознать три вещи. Во-первых, в Бухенвальде она обнаружила, что сексуальность может иметь другое измерение. Измены были лишь способом продолжать заниматься сексом в обход мужа, но когда новизна прошла, все стало повторением одного и того же. Это другое измерение – садизм, где секс может появляться лишь как средство для достижения удовольствия через полный контроль над другим. Читатель уже знаком с тем, что она сделала, не стоит углубляться, но есть аспект, который я хотел бы выделить.

Есть люди, с раннего возраста проявляющие садистские наклонности через жестокое обращение с животными или интенсивное издевательство над другими детьми (например, связывая их или неоднократно запугивая), но, по имеющимся данным, это не касается Ильзы, которая, насколько нам известно, имела вполне обычное прошлое [30]. Моя гипотеза заключается в том, что этот садизм смог проявиться только благодаря уникальным обстоятельствам, которые были идеальны для этого: обладание абсолютной властью (муж не был помехой, напротив, помогал ей) в месте, где пытки и убийства составляли часть системы.

Я убежден, что без этого специфического места и времени – лагерей уничтожения при режиме истребления – Ильза Кох оставалась бы в пределах своей второй ключевой черты личности: манипуляции или макиавеллизма. С юных лет Ильза не делает ничего иного, кроме как хитрит, лжет и притворяется. Для нее нацистская идеология – лишь лестница к осуществлению амбиций. Ей было бы все равно, какой расы или национальности заключенные. Как только они оказывались за решеткой и лишались всех прав, для Ильзы моральное отчуждение происходило мгновенно. Мы знаем, что такая дегуманизация была распространенным психологическим механизмом среди палачей и геноцидников [31], но в ее случае объективация человека не основывалась на традиционной нацистской рационализации, что узники – это враги немецкого народа. Ее действия объясняются абсолютным отсутствием эмпатии к тем, кто оказывался в ее власти. Доказательством этому служит тот факт, что она и ее муж без зазрения совести грабили собственный народ.