Итоги Итоги - Итоги № 5 (2014)
Свердловская область его выбрала. И в 1996 году тоже земляки его больше всех поддержали.
Но второй срок ему дался тяжело, поэтому и ушел он раньше…
— Это верно. Но в 1998-м было событие, которое одно способно вписать его и ваше имена в историю. Я имею в виду перезахоронение останков царской семьи.
— ...Второго апреля 1990 года меня избрали председателем облисполкома, и буквально на следующий день секретарь мне говорит: «Пришел геолог Авдонин Александр Николаевич». Думаю, что ученому надо? В области жрать нечего, а тут доктор наук идет. Заходит. И рассказывает, что хранит тайну уже десять лет: он знает, где лежит семья Николая II, но боится кому-нибудь это сказать, потому что коммунисты черт знает что с этим сделают. Он говорит: «Я вас не знаю, просто смотрел по публикациям, слушал ваши выступления, и у меня такое чувство, что вам можно верить. Нужно быстрее останки достать. Тем более что монархическая партия уже копала недалеко от этих мест». Все искали по одному принципу. Тела же были облиты соляной кислотой, и там ручей был. Кислота распространялась по стокам воды, и по этим следам все искали. Бурили, брали воду на анализ. Профессор говорит: «Чтобы достать останки, нужно 200 тысяч рублей». А это было тогда 300 тысяч долларов. Тех долларов! Пару миллионов сейчас. Я не мог в открытую подписать такой счет — там еще КПСС существовала. Пригласил начальника финансового управления, подписал постановление и сказал, чтобы положил в сейф. Если, мол, тебя будут сажать за 200 тысяч, не волнуйся, скажу, что я подписал и я виноват.
Как раз дождь шел, ротную палатку поставили над царскими останками, экскаватор «Беларусь» туда запустили. Там дорога была, ее снимали, потом до шпал дошли. Шпалы сняли и добрались...
Ученые исключительно грамотно все сделали. От каждого скелета все косточки нумеровались и складывались в мешок. Все снималось на пленку с четырех сторон. Дальше надо было экспертизу сделать. Длинная история, но я привлек ученых — наших, из Германии, Англии, Америки, Японии. И все пришли к одинаковому выводу. Подняли всех родственников Романовых, взяли анализ костей — стопроцентное совпадение.
Я к Борису Николаевичу приезжаю, говорю: вот такая штука. Что делать? Он, с одной стороны, не любил вспоминать это дело, ведь Ипатьевский дом при нем снесли, хоть и по указанию ЦК. С другой стороны, он был глубоко нравственный человек. Но сначала посчитал, что где убиты, там пусть будут и похоронены. То есть в Екатеринбурге. Я собрал деньги на строительство Храма на крови, последнего, я считаю, на Руси. Императоров нет, и поэтому тут уже храмов на крови не будет. Сделали мы гробы хорошие, и потом я их хотел поставить в нижнем приделе — там на стенках так и остались вырезаны все имена. Но вдруг молодой вице-премьер Борис Немцов принимает решение везти останки в Санкт-Петербург. Я не отдаю. Начинается буча. Прибыл специальный вагон с работниками генпрокуратуры. Давили вовсю.
Решение принималось в Москве. Я тогда мэру Питера Владимиру Яковлеву сказал: «Я сделал все, а ты, будь добр, размести останки императорской семьи достойно. Я приеду и посмотрю». Меня пригласили туда, но я не поехал. А ночью накануне Ельцин принял решение лететь. Совершенно неожиданно.
Удивительная вещь была. Я не мистического плана человек, но несколько случаев необъяснимы просто. Была тогда министром культуры Наталия Леонидовна Дементьева, она сейчас член Совета Федерации. Ее прислали от правительства, чтобы тут проследить, как отправляют царскую семью. Утром начинается отпевание. Я пришел с женой, внука взял маленького. Наталия Леонидовна рядом с нами. Идет отпевание. Потом батюшка говорит, что сейчас будем выносить. Мы пошли на улицу. Небо утром было ясное, чистое, солнце. Только первый гроб вынесли — откуда ни возьмись туча черная идет огромная и дождь как из ведра. Я в жизни редко видел такие дожди. А идти надо было до машины метров 150. И дождь шел, не прекращаясь, пока все гробы не погрузили, не отвезли в аэропорт. Я тоже поехал туда. Гробы занесли в самолет, задний люк закрылся, и дождь прекратился. Я, жена, тысячи людей пребывали в шоке. Самолет улетел.
И второй случай точно такой же. У нас есть святой Симеон Верхотурский. Он жил в деревне Меркушино, где и был похоронен почти 400 лет назад. А там река и часовенка. И где-то лет через 50 после его смерти под гробом артезианская вода пробила, могилу пришлось открыть, святой лежал нетленный. Вскоре мощи праведного Симеона были перенесены в Николаевский мужской монастырь. В 1914 году они были помещены в новый Крестовоздвиженский собор монастыря. Часовню у Меркушино сожгли в советское время, монастырь закрыли, но верующие сохранили останки Симеона. И в 1990—1991-м владыка Мелхиседек попросил вернуть их в Крестовоздвиженский собор, который мы восстановили. Кстати, этот храм больше Исаакия. На личные деньги Николая II собор был построен.
Еще владыка просил меня поставить на месте часовенки крест. Мы отлили крест из чугуна на Уралмаше высотой шесть-семь метров. Там надпись, что поставлен первым губернатором Свердловской области Росселем. И вот мы приезжаем освящать крест с владыкой, дождина идет невозможный. А туда надо по полю идти, а мы в ботиночках. Ну доски положили. Дождина идет! Подходим, начинается богослужение. Дождь прекращается. Тучи разрываются, и солнце светит. Служба окончилась, и дождь врубил опять. Вот два случая, которые я объяснить не могу.
— Почему РПЦ вначале не признавала царские останки?
— Я был у нашего патриарха Алексия II. У них подавляющее большинство проголосовало, что это царские останки. Но внутренний регламент такой, что если хотя бы один против или воздержался, они не принимают решения... Давило разногласие церквей: ведь Русская православная церковь за рубежом давно причислила Николая II к лику святых. А наша церковь нет. Но сейчас проблема снята.
— Борис Николаевич вам казался религиозным человеком?
— Я думаю, что-то у него было в душе, но публично он не показывал. Он уважение к церкви питал. Приходил к патриарху нашему. Если в душе Бог есть, все в порядке. Если его нет, никакая церковь не поможет.
— Чем памятны его последние приезды в Екатеринбург?
— Он меня все время, когда мимо памятника Ленина едем, упрекал: «Когда ты этого болвана уберешь? Мало досталось тебе и твоей семье от него». Я потом его возил, объезжая Ленина, другой дорогой. Ну снял бы я Ленина. И что?.. Вообще памятники нельзя трогать. Стоит Ленин, рукой показывает, ну и пусть показывает. Это памятник. Это эпоха.
А когда мы из Тагила ехали, Ельцин извинился передо мной за снятие в 1993 году. «Обижаетесь, наверное», — говорит. Нет, не обижаюсь. Я действительно не обижался. Он президент. Я за область отвечаю, он — за страну. Это же разные вещи. Я не обижался. У меня и мыслей таких не было. Я к нему хорошо относился. Он говорит: «Давайте пожмем руки, забудем об этом и простим друг друга». Пожали. Я потом ему тоже задал вопрос: «Теперь, Борис Николаевич, мне скажите: почему вы меня в 1978-м из партии не исключили и не сняли с работы, когда я отказался от мэра?» Он мне и говорит: «Эдуард Эргартович, я очень долго думал, что с вами делать. И принял решение вас не трогать. Знаете почему? Все рвутся на должности. Мне никто в жизни не смел отказывать. А вы вдруг раз — и нет. Я оторопел. И решил вас сохранить». И мы еще раз крепко пожали руки...
Горец / Политика и экономика / Профиль
Горец
/ Политика и экономика / Профиль
Рамазан Абдулатипов: от ельцинского тяжеловеса — до путинского аксакала
Трудно припомнить случай, чтобы президентский выдвиженец самолично оглашал содержание указа о своем назначении, а заодно и о снятии с должности предшественника. Но новый глава Дагестана такой прецедент создал. Причина понятна: Рамазан Абдулатипов — политик из ельцинской обоймы, долгое время пребывавший в кадровом забытьи. Но едва президентское перо совершило заветный росчерк, Рамазан Гаджимурадович, опередив кремлевскую пресс-службу, во всеуслышание объявил о своем триумфальном воцарении в Махачкале. Словно неубиваемый персонаж из фильма «Горец», наш герой вновь обрел утраченную силу и мощь.
Выше гор
Рамазан Абдулатипов — дитя Победы. Он появился на свет 4 августа 1946 года в многодетной семье фронтовика Гаджимурада Абдулатипова, принимавшего участие в героической защите Севастополя и вместе с уважением земляков получившего за все свои заслуги должность председателя колхоза. Кривые улочки высокогорного аварского аула Гебгута привели Рамазана Абдулатипова сначала в школу, где выяснилось, что ни на его родном селении, ни даже на Дагестане мир клином не сошелся. Потом — в Буйнакское медучилище, после которого он пошел работать фельдшером-акушером. По этим же старинным улочкам будущий и. о. ушел в армию. Формально вроде бы спустился с гор, а на самом деле взошел на другую, более значимую в карьерном плане вершину.
