Л. Феоктистов - Оружие, которое себя исчерпало
„ Схема Улама-Теллера, использующая радиацию взрыва с целью сжатия и инициирования отдельно расположенного компонента бомбы, содержащего термоядерное топливо, ознаменовала полный отказ от классической концепции супербомбы Теллера “ (обе цитаты из источника I) .
Как развивались события дальше?
31 октября 1952 года был произведён взрыв (у нас его назвали физическим опытом) термоядерного устройства „Майк“, в котором американцам удалось реализовать упоминаемую схему атомного сжатия. В 1954 году США испытали боевую водородную бомбу, осуществив тем самым окончательный поворот к новой технологии, уцелевшей в основных чертах до наших дней.
Но уже в ноябре 1955 года на Семипалатинском полигоне взорвали нашу водородную бомбу новейшего образца. Стало ясно, что в споре с американскими учёными русские сумели ликвидировать разрыв. Притом в столь короткие сроки, что это не поддавалось, с точки зрения американцев, какому-либо разумному объяснению, кроме одного — шпионаж. Было выдвинуто немало и других версий, так или иначе объясняющих успех советских учёных, но спор и по сей день не закончен.
Виднейший теоретик Лос-Аламоса Г. Бете считает, что открытие Улама-Теллера имело случайный характер. И потому признать, что русский проект развивался по аналогичному пути без американского влияния, — значит уверовать в совершенно невероятное совпадение.
Первоначально „русское чудо“ связывали с предательством Фукса. Однако вскоре разобрались, что Фукс был разоблачён и прекратил свою деятельность в пользу Советского Союза раньше, чем возникла идея Улама. Затем было высказано предположение (переросшее в уверенность) , что русские сумели взять продукты от взрыва „Майк“, распространившиеся в атмосфере, и расшифровать их.
В радиоактивных продуктах взрыва содержится определённая информация — это известно учёным. К примеру, количество трансурановых элементов, рождённых в результате взаимодействия ядерных и термоядерных нейтронов с тяжёлыми атомами, сильно зависит от того, насколько быстро протекают реакции. Скорость же реакции пропорциональна плотности вещества, и наличие далёких трансуранов может свидетельствовать о высокой степени сжатия.
Это теоретически. А на практике дело обстоит следующим образом.
Во-первых, трансуранов мало, их улавливание из атмосферного облака — дело хлопотливое и требует большой тщательности. Подтверждение этой мысли находим у академика Харитона:
„ Получили ли советские учёные полезную информацию для конструирования водородного оружия в результате радиохимического анализа атмосферных проб после термоядерного взрыва в США 1 ноября 1952 г.? Определённо нет, т. к. организация работ у нас была в то время ещё на недостаточно высоком уровне и полезных результатов не дала “ (II) .
Нужно заметить, что и позже, когда подобная работа была хорошо организована, нас интересовали не столько радиоактивные трансурановые элементы, сколько осколки деления, соотношения между различными изотопами, из которых мы выводили степень „термоядерности“, наличие тех или иных ядерных и конструктивных материалов и т. п.
Во-вторых, сведения о сжатии не дают возможности сделать заключение о том, как оно достигнуто, то есть носят косвенный характер. Если бы из анализа радиоактивности последовали тогда глубокие революционные выводы, как представляет себе Г. Бете, то это носило бы характер сенсации. Информация непременно пришла бы к исполнителям в своём первичном виде, так как в самой по себе в ней не содержится для нас элементов секретности. Но тут я со всей определённостью утверждаю, что за всё время наших радиохимических поисков в атмосфере никаких необычных сведений мы не извлекли.
Наконец, в-третьих. „ Бете спросили, не является ли трёхлетний интервал между испытанием „Майк“ и взрывом первой советской водородной бомбы в 1955 г. примерно тем периодом, который требовался Советам для переработки информации по осколкам в атмосферных осадках, чтобы сконструировать и создать собственную водородную бомбу. На это Бете отвечал так: „Думаю, вы правы. Я тоже так считаю “ (I) .
Так вот, никакого трёхлетнего интервала не было. Максимум год-полтора. В 1953 году мы были полностью заняты своими внутренними делами, подготовили и провели испытание своей водородной бомбы — знаменитой сахаровской „слойки“. При этом были уверены, что вместе со „слойкой“ мы не только догоняем, но даже перегоняем Америку. Бомба подготавливалась к испытанию сразу в боевом варианте. В ней в качестве основного термоядерного горючего использовался дейтерид лития, а не газообразный или жидкий (замороженный) дейтерий * .
Конечно, уже тогда мы были наслышаны об испытании „Майк“, но только несколько лет назад я узнал об истинном назначении опыта, его глубоком содержании. В то время мы думали, что в США взорвали „дом с жидким дейтерием“ ради утверждения приоритета. По сути — реализовали схему, близкую к детонационной „трубе“ Франк-Каменецкого-Зельдовича. Вроде того, что американцы богатые: нагромоздили кубометры — и шарахнули, лишь бы произвести эффект. Так всегда была настроена внутренняя наша пропаганда. Всегда говорилось именно так — и никогда по-другому. Я никого не хочу обвинять — может, в той ситуации это было оправданно и разумно. Но теперь мне совершенно ясно, что уже в 52-м американцы взорвали „третью“ идею, если говорить в терминологии Сахарова. Да, её взорвали на земле, но они всё проверили и подтвердили то, что сумели сделать новую бомбу.
А в Арзамасе-16 в начале 50-х развивались два направления: „труба“ и „слойка“. И если „труба“ не сулила скорого успеха и всё более очевидной становилась её бесперспективность, то в отношении „слойки“ всё складывалось удачно. К ней было приковано всеобщее внимание, она подготавливалась к испытаниям и была нашей национальной гордостью.
В „слойке“ использовалось интересное предложение А.Д. Сахарова. В состав атомного заряда включались слои из водородонесущего материала (дейтерид лития) для усиления деления по схеме деление-синтез-деление. Исходно плотность лёгких и тяжёлых слоёв отличалась в десятки раз. При взрыве, когда материал разогревался и ионизировался, происходило сильное сжатие лёгких слоёв со стороны тяжёлых, что способствовало резкому возрастанию скорости термоядерных реакций.
Эту идею между собой стали называть „сахаризацией“. Когда в группе Франк-Каменецкого-Зельдовича поняли, что конкурировать с ней не сможем, работы по „трубе“ были свёрнуты ** . Рассуждали примерно так: есть водородная бомба, чего мы будем ещё какую-то следующую громоздить — с неизвестным исходом и огромной затратой и своих усилий, и материальных средств?! Так что с благословения Зельдовича и Франк-Каменецкого мы это дело прекратили.
А уже в августе 1953 года на башне Семипалатинского полигона была успешно испытана первая советская водородная бомба. Подтвердились расчёты, полный триумф. А.Д. Сахаров за несколько месяцев становится доктором физико-математических наук, академиком, лауреатом Сталинской премии, Героем Социалистического Труда, провозглашается, несмотря на молодость лет, „отцом“ водородной бомбы…
„ В США есть физики, которые, по-видимому из-за недостатка информации, полагают, что советская бомба, испытанная 12 августа 1953 г., не была „настоящей“ водородной бомбой… Мощность заряда, испытанного в 1953 г., примерно в 20 раз превосходила мощность атомной бомбы, сброшенной на Хиросиму и имевшей такие же габариты и вес. Уже по этой причине испытанный заряд поднимал уровень ядерного оружия на новую ступень. Более того, схема этого заряда допускала создание водородной бомбы мощностью до одной мегатонны. Очень важным показателем испытанного заряда являлась его „термоядерность“, т. е. вклад собственно термоядерных реакций в полную величину мощности. Этот показатель приближался к 15 amp;ndash;20 процентам “ (II) .
Никто не сомневался в то время, что и дальше мы будем идти по своему, отечественному пути, развивая первый успех. Однако к концу 1953 года, в самый разгар эйфории и, казалось бы, вопреки логике, события стали стремительно развиваться совсем в другом направлении.
Такой поворот был неожиданным не только для меня. По-видимому, аналогичное ощущение испытывал и А.Д. Сахаров. Вот что мы находим в его „Воспоминаниях“:
„ Через несколько дней (после выборов в Академию наук в ноябре 1953 г. — Л.Ф.) меня вызвал к себе Малышев и попросил представить ему докладную записку, в которой написать, как мне рисуется изделие следующего поколения, его принцип действия и примерные характеристики. Конечно, мне следовало отказаться: сказать, что подобные вещи не делаются с ходу и одним человеком, что необходимо осмотреться, подумать. Но у меня была идея, не слишком оригинальная и удачная, но в тот момент она казалась мне многообещающей. Посоветоваться мне было не с кем. Я написал требуемую докладную…
