Василий Новобранец - Накануне войны
Гитлер же и не ставил своей военно–политической целью разгром Англии. Вот что он об этом писал: «Если мы разгромим Англию в военном отношении, то Британская империя распадется, однако Германия от этого ничего не выиграет; разгром Англии будет достигнут ценой немецкой крови, а пожинать плоды будут Японии, Америка и другие».
Однажды офицер из другого отдела предложил мне:
— Есть возможность на основе взаимности послать разведчика на машине из Москвы в Берлин и обратно. Укажите желательный маршрут.
Ничего не скажешь, весьма оригинальный способ взаимной разведки! Немцы, узнав маршрут нашего разведчика, примут все меры, чтобы замаскировать свои дивизии. То же самое, конечно, предпримем и мы. Все же я дал маршрут через главную группировку немецких войск на Минском направлении. Я полагал, что 50–60 тысяч войск не иголка, их не спрячешь. Опытный разведчик по многим признакам сможет определить, обычный ли здесь гарнизон или большое сосредоточение войск.
Каково же было мое удивление, когда через некоторое время по внутреннему телефону сообщили, что наш разведчик ничего не увидел.
— Значит, он шляпа! — воскликнул я возмущенно.
— Да, — ответили мне, — согласны, шляпа, но шляпа не наша, а «соседей»!
Нас усиленно успокаивали, уводили в сторону наше внимание, а тревожные
вести нарастали. Было получено донесение о полевой поездке в ноябре 1940 года генерал–фельдмаршала Браухича с высшими генералами в Польше и в Восточной Пруссии для изучения возможных вариантов военных действий против СССР. К донесению была приложена стенограмма выступлений Браухича на раз боре поездки. Несомненно, уже осенью 1940 года на местности разыгрывались элементы «плана Барбаросса». Эта стенограмма была направлена Сталину.
Подходило время выпускать сводку по Германии, а у нас еще продолжались долгие и мучительные дискуссии о том, сколько же немецких дивизий на наших границах и куда Гитлер нацеливает удар — на Англию или на СССР?
Однажды полковник Гусев после очередного доклада Голикову ворвался ко мне в кабинет красный от ярости. Размахивая бумагами и картой, матерно ругаясь, закричал:
— Опять срезал!
— Сколько?
— Пятнадцать дивизий!
Я понял, что дальше медлить и терпеть нельзя. Необходимо принять какое- то твердое решение. А какое? В угоду начальству дать сведения Путника? Это будет предательством Родины! А дать достоверные сведения — значит пойти на острый конфликт с начальством и официальным курсом, то есть в конечном счете пойти против мнения Сталина, значит пойти на риск исчезнуть при неизвестных обстоятельствах, как исчез генерал Проскуров. Прямо как в сказке: «Пойдешь направо — медведь задерет, пойдешь налево — волки съедят». Было о чем подумать. Нет–нет да мелькала трусливая мыслишка: «Не лучше ли поступить, как начальство приказывает?!» Была также надежда, что Сталин ничего не знает об истинном положении, что его обманывают. И я наметил свой, обходной путь.
Приказал полковнику Гусеву заготовить материал для сводки по нашим данным. Гусев с радостью взялся за работу. Через день я составил сводку. Это была сводка № 8 за декабрь 1940 года. Несомненно, она хранится в архиве. Историки смогут ее прочитать. Повторяю: Разведывательная сводка № 8; официальный документ, изданный Разведупром.
Общее резюме в сводке было такое (цитирую по памяти):
«За последнее время отмечаются массовые переброски немецких войск к нашим границам. Эти переброски тщательно скрываются. По состоянию на декабрь
1940 года, на наших границах сосредоточено около ста десяти дивизий, из них одиннадцать танковых…»
На схеме мы показали все немецкие войска — до дивизии и отдельной части включительно. В выводах я писал: это огромное количество войск сосредоточено не для улучшения условий расквартирования, как об этом заявил Гитлер, а для войны против СССР. Поэтому наши войска должны быть бдительны и готовы к отражению военного нападения Германии.
Подпись была такой: Врио начальника Информационного отдела Разведывательного управления Генштаба подполковник Новобранец.
Сводка готова. Как ее довести до Сталина и войск? Голиков легко может мне помешать. Пока я раздумывал, открылась дверь и ко мне в кабинет вошел генерал–майор Рыбалко. Он работал в нашей системе и часто заводил ко мне. Мы были товарищами по выпуску из Академии имени Фрунзе. КайгДьЫ раз при встрече делились сокровенными думами. Рыбалко был старый коммунист, комиссар времен гражданской войны. В Академии он был старостой нашего курса и пользовался большим авторитетом. Он успешно 'окончил Академию, обладал большим политическим и военным кругозором. Человек он был прямой, смелый, честный и объективный.
Я поделился с Рыбалко своими раздумьями. Показал ему нашу сводку и схему. Показал и копию схемы югославского полковника Путника.
— Ну, что, по–твоему, мне делать? — спросил я старого друга.
— Д-да, — сказал он, внимательно изучив схему, — положение твое, как говорили в старину, хуже губернаторского. Советовать тебе сделать подлость и поместить в сводку данные Путника не могу. А за правдивую информацию, имей в виду, могут голову снести. Сталин тебе не поверит и прикажет Берии тобой заняться… — А потом Рыбалко высказал такие мысли, которые и мне приходили на ум, но которых я сам боялся:
— Черт знает, что у нас происходит! Самые лучшие командиры армии уничтожены, самых лучших членов партии сажают. Армия, можно это считать как факт, обезглавлена, не боеспособна. На Халхин — Голе и в Финляндии мы опозорились на весь мир. Армией командуют неграмотные люди — командиры эскадронов, вахмистры без образования и опыта. Чтобы далеко не ходить, вот тебе пример: командующий Шестой армией генерал Музыченко. Я знаю его по гражданской войне. Хороший боевой командир эскадрона, но полком командовать не может. А ему доверили современную армию! И в то же время сотни образованных офицеров, окончивших Академию, сидят в штабах на второстепенных должностях. Держат их в черном теле. Почему спрашивается? Будто нарочно все делается так, чтобы проиграть будущую войну…
Под конец Рыбалко высказал совсем уж страшные предположения.
— Действует у нас какая–то вражеская сила, врагов ищут не там, где надо. Говорят о «пятой колонне» и корни ее находят среди старых членов партии. А я думаю, что дело в какой–то иной колонне — фашистского типа… Чтобы тебе не стать подлецом, советую дать правдивую сводку и попытаться направить ее в войска, минуя начальство. Пусть хоть армия и народ знают, что их ожидает. Если уж умирать, так за правое дело!
После разговора с Рыбалко я окончательно утвердился в мнении, что над страной нависла грозная опасность. И уже без колебаний принял решение довести сводку до войск. Но как это сделать?
У нас была такая практика: все информационные документы, в том числе и сводки, составлял и подписывал начальник информотдела. Сигнальный экземпляр докладывался начальнику Разведупра. Только после его утверждения весь тираж рассылали в войска. Разведсводки рассылались в части до корпуса (иногда дивизии) включительно, во все штабы округов, в Генштаб, в Академии, в центральные военные управления Наркомата обороны. Правительству — по особому списку: Сталину, Молотову, Маленкову, Ворошилову, Тимошенко, Берии, Мерецкову, Жукову
Я решил отправить сводку без ведома начальника Разведупра. Случай беспрецедентный, но иного выхода не было. Вызвал начальника типографии полковника Серебрякова, вручил ему сводку и приказал срочно отпечатать, а сигнальный экземпляр доставить мне для доклада генералу Голикову. Серебряков просмотрел материал, понял всю его серьезность и, организовав круглосуточную работу в типографии, через два дня доложил, что сводка готова.
— Передай, — говорю ему, — в экспедицию для рассылки.
— А как же сигнальный экземпляр? Будем докладывать Голикову перед рассылкой? — спрашивает он.
— Да, конечно. Принеси сигнал мне, я сам доложу, а тираж передавай в экспедицию.
Серебряков принес сигнал и сообщил, что весь тираж сдан в экспедицию. Я положи сигнальный экземпляр в сейф, позвонил начальнику экспедиции и попросил возможно быстрей направить сводку в войска. Для Москвы рекомендовал отправить в последнюю очередь: здесь, говорю, всегда успеют ее получить.
Через три–четыре дня из округов поступили сообщения, что сводка получена.
Теперь мне предстояло пережить немало скверных минут. Решил: при любых обстоятельствах буду сохранять спокойствие и достоинство члена партии и офицера.
Взяв сигнальный экземпляр, пошел на доклад к Голикову. Молча положил перед ним сводку. Голиков стал ее листать, посмотрел схему.
Я стою молча, смотрю на него. Сначала его лицо выразило удивление, потом недоумение, а потом разразилась гроза.
