Харуки Мураками - Край обетованный
С тех пор не раз менял работу, но не прекращал много читать; размышлял, писал, продолжал интересоваться разными религиями. Через тридцать с лишним лет, прожитых на свете, пронес четкое убеждение, что он не создан для этого мира. Искал общее с людьми, которые так же, как и он, существовали, не смешиваясь с основным течением, и не признавали его ценностей. Хотя в своих поисках не мог избавиться от сомнений, что идет куда-то не туда, был не в состоянии целиком отдаться чему-то одному. Ничего не изменилось, даже когда он вступил в «Аум».
Сейчас он вернулся в родной город, работает в транспортной фирме. Давно влюблен в море и часто ходит купаться, как в прежние времена. Бредит Окинавой. Его доводят до слез фильмы Хаяо Миядзаки16. «Это доказывает, что во мне живут нормальные человеческие чувства», – говорит он.
После школы я не знал, что делать: уйти в отказ от мирской жизни или просто взять И умереть. Мысль о работе вызывала отвращение. Хотел посвятить себя религии, если представится возможность. Или миру будет лучше, если я умру? Ведь что такое жизнь? Накопление грехов, и только. С этими мыслями я пришел на фирму по торговле запчастями. Меня поставили на продажу автомобильных шин, но на первых порах дело не клеилось. Явившись на автозаправку или в автомагазин, я с порога говорил: «Здравствуйте!» – и умолкал. Застывал на месте. Хотелось сквозь землю провалиться, да и потенциальные клиенты чувствовали себя не в своей тарелке. Так что поначалу ничего не получалось.
Но мне повезло – сослуживцы отнеслись ко мне по-доброму, старались подбодрить: мы, мол, тоже сначала двух слов связать не могли, но постепенно разговорились. Постепенно я привык, наловчился, и мало-помалу все наладилось. Я многому там научился. Отработал два года и ушел из-за того, что у меня отобрали водительские права. Не хотелось людей напрягать, и я уволился.
Как раз тогда один мой родственник из Токио организовал частную школу. Я решил с ним посоветоваться, что делать дальше, и он сказал: «Приезжай». Когда я заявил, что хотел бы стать писателем, в ответ услышал: «Будешь сочинения у школьников проверять. Для будущего писателя полезно».
Так в 1981 году я в первый раз приехал в Токио и стал работать в его школе в районе Ота. Но все оказалось совсем не так, как мы с ним условились. Родственник встретил меня холодно: «Писателем быть хочешь? Брось ты эти бредни. Посмотри вокруг. Жизнь-то – не сахар». К сочинениям меня не подпустили: «Куда тебе!» Пришлось заниматься всякой ерундой – следить за порядком, убирать классы и все в таком роде. Вообще-то мне понравилось с детьми возиться, но жить было тяжело – одна работа. Спал в сутки не больше двух-трех часов. И не только я один, такие драконовские порядки были для всех. Моего терпения хватило на полтора года. Я бросил это место.
После работы в Фукуи у меня оставались кое-какие сбережения. Я решил жить на эти деньги и готовиться к писательской карьере. Стал безработным. На три года. Жил максимум на пятьдесят тысяч иен17 в месяц. Кроме еды больше ни на что не хватало. Хотя много денег мне и не требовалось. Я только читал и писал. Еще мне повезло с районом, где я поселился. В округе было пять библиотек, где я свободно брал книги. Бегал трусцой в порядке тренировки – сегодня в одну библиотеку, завтра в другую. Жил одиноко, но это меня не особенно угнетало. Хотя большинство людей одиночество переносят с трудом.
В то время я много читал сюрреалистов – Кафку, «Надю»18… Посещал университетские фестивали, собирал там журнальчики и брошюры от разных студенческих обществ. У меня появились приятели, с которыми можно было поговорить о литературе. Один из них был с философского факультета университета Васэда. Он познакомил меня с Витгенштейном, Гуссерлем, Сю Кисида, Кацуити Хонда19. Мне очень нравились трогательные истории, которые писал этот парень. Сейчас, правда, я вижу, что это было голое подражание Ютака Хания20.
У моего знакомого был друг по имени Цуда, член «Сока гаккай»21, который изо всех сил старался затянуть меня в свою организацию. Мы с ним много спорили о религии, пока он не заявил: «От разговоров ничего не изменится. Ты думаешь, я тебя обманываю. Попробуй сам – человек совсем другим становится». Я попробовал, пожил с ними с месяц и понял, что это не мое. Их религия помогает людям добиться успеха в этом мире. Меня влекло более чистое учение. Вроде «Аум». Мне казалось, что «Аум» стоит ближе к истокам буддизма.
Когда деньги кончились, я пошел грузчиком в транспортную фирму, обслуживавшую универмаги «Сэйбу». Два года отпахал в «Сэйбу», что в Икэбукуро. Работа, конечно, была тяжелая, хотя я давно увлекался боевыми искусствами, закалял тело и физического труда не боялся. Меня приняли на повременку, так что платили мало, но я работал за троих. Мышцы нарастил – будь здоров. После работы ходил еще на занятия в вечернюю журналистскую школу. Думал научиться писать репортажи и все такое. Как Сатоси Камата22.
Но к тому времени я уже начал уставать от жизни в Токио. Чувствовал, что грубею здесь душой. Становлюсь жестоким, раздражительным. В то время у меня проснулся интерес к экологии, и я стал подумывать о том, не вернуться ли мне в родные места, поближе к природе. Со мной всегда так – стоит чем-то загореться, и уже ничто меня не остановит. Характер такой. Тогда это была экология. Так или иначе, асфальтовые джунгли вытягивали силы. Нестерпимо тянуло домой, на океан взглянуть. Океан я обожал с детства.
В общем, вернулся в родные пенаты и пошел на строительство атомного реактора на быстрых нейтронах «Мондзю». Верхолазом. На эту свою работу я тоже смотрел как на тренировку, хотя занятие очень опасное. Со временем к высоте в какой-то степени привыкаешь, но опасность остается. Я несколько раз падал, едва не погиб. Сколько же я там проработал? С год, наверное. Со строительной площадки открывался великолепный вид – океан лежал как на ладони. Я еще из-за этого выбрал эту работу. Чтобы видеть океан. Там он действительно потрясающе красив. Красивее места в округе не найдешь.
Но хорошо ли человеку, который хотел охранять природу, работать на атомной станции?
Вообще-то я собирался написать об этом репортаж. Думал, если напишу, то с меня спишется, что я строил эту станцию. А может, утешал себя этим. Вы «Мост через реку Квай»23 смотрели? У меня была примерно такая же идея. Человек что-то делает, кладет все силы, а под конец сам же это разрушает. Бомбу закладывать я, конечно, не собирался, но как сказать… Раз все равно изгадят мой любимый океан, пусть уж лучше я это своими руками сделаю. Вот какое у меня было состояние. В душе творилось бог весть что.
Прошел год. Я расстался с «Мондзю» и махнул на Окинаву. Купил на заработанные деньги подержанную тачку, заехал на паром… На Окинаве жил в машине, беззаботно переезжал с одного пляжа на другой. За два месяца такой жизни я влюбился в местную природу. Там такой океан… Везде разный. У каждого уголка побережья свое лицо. Очень замысловатое. Я наслаждался этими видами. Полюбил вместе с природой окинавцев, их культуру. Каждое лето у меня начиналось что-то вроде «окинавской лихорадки», нападала охота к перемене мест. И я уезжал на Окинаву. Из-за этого ни на одной работе не получалось задержаться надолго. Приходило лето, и я тут же, никому ничего не говоря, снимался с места и отправлялся на Окинаву.
Пока я вкалывал на стройке и разъезжал по Окинаве, умер отец. Это было в феврале 90-го года, перед моим тридцатилетием. Знаете, отца в нашей семье никто не любил. Люди считали его хорошим человеком, но в домашнем кругу это был настоящий тиран, он заставлял всех плясать под свою дудку. Напивался и становился буйным. В детстве мне от него не раз доставалось. Но со временем я окреп и, не дожидаясь, бил первым. Сейчас мне стыдно об этом вспомнить. Сын должен быть почтительнее к отцу.
Отец занимал руководящий пост в местной организации компартии. Нравы в Фукуи консервативные, и если у тебя такой отец, нормальную работу найти шансов мало. Я, к примеру, хотел стать учителем, но, наслушавшись разговоров, что с отцом-коммунистом рассчитывать не на что, в педагогический колледж решил не соваться. Все время злился на отца, что он в компартии. То есть я его за характер ненавидел, но идейная почва тоже имела большое значение. Меня всегда тянуло к религии, но отец… Он был материалист и рационалист. Из-за этого у нас постоянно возникали конфликты. Стоило мне заикнуться о религии, как он тут же мне рот затыкал: «Чтоб я этой религиозной дури больше не слышал!» Прямо кипел от злости. Меня это очень угнетало. Почему он себе такое позволяет? Почему ему плевать на все, что бы я ни делал и ни говорил?
