Ханнес Ростам - …Ваш маньяк, Томас Квик
Я связался с независимым судмедэкспертом, который подтвердил, что травма подвздошной кости, полученная Йеноном Леви, очень специфична. Она по сути своей смертельна и могла быть вызвана только насилием с приложением большой силы, скорее всего — в результате того, что жертву переехали машиной.
Андерс Эрикссон решил проблему прокурора, опустив около 90 % тех материалов, на которых строила свои выводы Кристина Экстрём. В окончательном варианте заключения учитывалось только то, что Квик рассказывал во время второй реконструкции и на допросе после нее.
Те три заключения, которые лежат передо мной, подтверждают, что описание Яном Ульссоном того совещания в управлении было верным.
«А как ты собирался обойти факт с очками?» — спросил тогда Ян Ульссон Кристера ван дер Кваста.
Это был риторический вопрос, ибо обойти очки не представлялось возможным.
Несмотря на то, что за криминально-техническую часть следствия по делу о Леви отвечал Ульссон, ван дер Кваст послал Анну Викстрём в Авесту за очками. Они были переданы в криминологическую лабораторию с запросом, появились ли за это время более современные методы, позволяющие сделать иной вывод.
Однако в Государственной криминалистической лаборатории придерживались того же мнения, что и раньше: «многое указывает на то», что они идентичны тем очкам, которые надеты на Бене Али на фотографии в паспорте. Это подтверждается исследованием, проведенным предприятием «Хоя-Оптикслип АБ».
Тогда Кристер ван дер Кваст решил просто проигнорировать основательные изыскания судебных инженеров. Вместо этого он обратился в технический отдел в Стокгольме, который пришел к противоположному заключению.
Заключение, сделанное услужливым полицейским, который обратился за консультацией в обычный магазин оптики на Хантверкарегатан в Стокгольме, по случайному стечению обстоятельств тот самый, который давал полицейским скидку на очки, оказалось весомее заключения Государственной криминалистической лаборатории.
Когда в конце 1995 года создавалась «комиссия Квика», существовало искреннее желание с помощью новейших научных методов и лучших представителей полицейской профессии внести ясность в признания трудного для понимания Томаса Квика.
Весной 1997 года эти гордые планы обратились в прах. Некоторые полицейские из Национального управления открыто заявили, что не верят Квику, кто-то ушел, эксперты были отлучены от следствия, и в управлении образовались два враждующих лагеря. Как руководитель оперативного отдела, комиссар Стен Линдстрём отвечал за персонал, и для него следствие по делу Квика, требовавшее больших людских ресурсов, стало дополнительной головной болью.
На первом заседании комиссии поднимался вопрос о том, что только Сеппо Пенттинен допрашивает Квика. Однако никаких изменений по данному пункту не произошло. В какой-то момент Линдстрём спросил, не обсудить ли это.
— Нет, черт подери! Никто, кроме Пенттинена, не сможет допрашивать Квика! — ответил Кристер ван дер Кваст.
Все осталось по-прежнему. Кроме того, поступило предложение провести анализ всех допросов Квика. Комиссар криминальной полиции Пауль Юханссон, позднее возглавивший группу по составлению психологического портрета злоумышленника, считался лучшим аналитиком допросов, и предполагалось, что он будет проверять все допросы следствия.
Такая масштабная мера, разумеется, должна предваряться решением, которое принимает руководитель следствия. Юханссон начал читать протоколы, однако никакого решения со стороны ван дер Кваста не поступило, и проект сошел на нет.
Между тем Пауль Юханссон успел изучить материалы следствия по делу об убийстве Йенона Леви, и когда мне удалось связаться с ним, он неохотно говорит о деле Квика, так как не располагает знаниями по всему материалу. Однако у него есть четкое мнение по поводу тех допросов, которые он, несмотря ни на что, смог прочесть.
— Я утверждаю: материалы предварительного следствия показывают, что Квик понятия не имел, как произошло убийство [Йенона Леви].
Юханссон был очень удивлен, когда прочел решение суда.
— Ничто из сказанного в решении не соответствует тому, что Квик говорил на следствии. Каждый раз он рассказывает свою версию по-другому. Но затем он знакомится с материалами следствия — и после этого может рассказать довольно складно. Мне показалось очень странным, что суд мог признать его виновным.
Ян Ульссон, предшественник Пауля Юханссона на посту руководителя группы по составлению психологического портрета преступника, написал 16 февраля 1997 года письмо руководителю следствия, в котором изложил свое отношение к данному вопросу.
«Кристеру ван дер Квасту
Во время работы в следствии для уточнения того, действительно ли Квик убил Леви, моя задача заключалась в том, чтобы как можно более объективно проверить этот вопрос совместно со следственной группой. […]
Я прекрасно понимаю, что окончательную оценку дает прокурор, но я не могу игнорировать то понятие о правосудии, которым всегда руководствовался в своей работе. По этой причине я глубоко шокирован сообщением, что дело против Квика передано в суд и что человек, совершивший убийство, тем самым косвенно будет освобожден от ответственности».
Письмо продолжается подробным описанием криминологических обстоятельств, которые убедили Ульссона, что Квик невиновен в убийстве и не располагает никакими знаниями о нем. Ульссон считает, что в рассказе Квика не содержится ничего, что доказывало бы, что он присутствовал на месте, где убили Леви, хотя во время следствия он постепенно приближался к реальному ходу событий. Ульссон дает также свое объяснение этому процессу.
«Отметив исключительно внимательный взгляд Квика, направленный в первую очередь на следователя, проводившего допросы, я убежден, что он обладает выраженной способностью считывать интонации, взгляды и общее настроение окружения».
Кристер ван дер Кваст прочел письмо, подшил в папочку и никогда больше не обращался к Яну Ульссону.
Несмотря на все эти препятствия, последовательно говорившие против ходатайства о рассмотрении дела в суде, ван дер Кваст твердо решил довести следствие до обвинительного приговора.
Процесс по делу об убийстве Леви
То лечение, которое предлагалось Квику, оставалось прежним — большие дозы бензодиазепинов и психотерапевтические беседы с Биргиттой Столе три раза в неделю. Записи в карточке этого периода настолько тревожные, что непонятно, почему никто не предпринял никаких мер против тяжелой наркозависимости Квика.
19 ноября 1996 года сотрудники обнаружили Квика в музыкальном зале, где он пытался повеситься, привязав брючный ремень к батарее. Он был голый, мокрый от пота и перевоплощался из одной личности в другую. Рядом с ним лежала записка: «Я не хочу быть Наной, потому что меня зовут Симон». В конце концов сотрудникам удалось уговорить его принять еще ксанор и поставить клизму со стесолидом.
Неделю спустя Квик проснулся среди ночи от мощного приступа страха — «перевоплощается в разные личности (в том числе в Эллингтона). Разговаривает по-английски и на различных диалектах. Однако примерно через два часа Томас возвращается при помощи сотрудников и за счет приема лекарств».
В этот период Биргитта Столе писала:
«Несмотря на это острое и очень тяжелое экзистенциальное состояние, психотерапевтическая работа продолжается. Остается надеяться, что сообщение о передаче уголовного дела по поводу Рёрсхюттана [Йенон Леви] в суд поступит перед Рождеством, чтобы Томас имел возможность для так необходимого ему отдыха».
Однако ожидание затянулось, и после Нового года состояние Квика еще ухудшилось. В карточке постоянно встречаются отметки о страхах, мыслях о самоубийстве и глубокой апатии. От всех болезней ему давали еще бенодиазепинов. Запись в карточке от 28 января 1997 года дает типичную зарисовку состояния Квика:
«Во время психотерапевтической сессии в первой половине дня Томас регрессировал с острыми приступами страха и судорогами. Сотрудникам пришлось держать его и поставить ему две клизмы со стесолидом по 10 мг. Через час его состояние несколько улучшилось. После обеда он поспал около часу. Примерно в 14.00 он снова вышел из своей комнаты, состояние быстро ухудшалось, отчаяние и страх. Дано 2 таблетки ксанора по 1 мг, улучшение примерно через 45 минут, однако он совершенно обессиленный и уставший. Около 19 часов доктор Эрик Калль назначает три капсулы геминеврина по 300 мг на ночь, а также постоянное наблюдение, поскольку у Томаса активные мысли о смерти. В течение вечера он находится под влиянием лекарств, однако может собраться и послушать музыку или разговаривать с сотрудниками на бытовые темы. Однако около 18 часов происходит новый срыв с приступами отчаяния и рыданиями. Дано еще 2 таблетки ксанора по 1 мг, с помощью сотрудников возвращается к реальности. Принимает 3 капсулы геминеврина по 300 мг в 20.50. Спит до часу ночи. Просыпается от головной боли. Принимает 2 шт. панадила, а также вольтарен, 50 мг и 1 шт. ксанора, 1 мг примерно через час. Засыпает около 3.00 и просыпается в 7.00. После терапии сегодня в первой половине дня ему тяжело ходить и двигаться. Тело не повинуется ему. Принимает 2 таблетки ксанора, 1 мг. Примерно через час снова улучшение, лежит на кровати и отдыхает. На обходе принято решение пока оставить постоянное наблюдение».
