Анатолий Божич - БОЛЬШЕВИЗМ Шахматная партия с Историей
В течение марта позиции большевиков внутри Исполкома Петроградского Совета значительно ослабли, но большевики пытались компенсировать потерю своего влияния в центре усилением на местах. Они активизируют пропаганду в армии и на флоте, в крупных рабочих коллективах, в советских учреждениях. Тактика большевиков в этот период сводится исключительно к лавированию между революционно настроенным меньшинством питерских рабочих и массовыми настроениями, лояльными по отношению к политике Петроградского Совета, а потому — и к Временному правительству. В этой ситуации большевикам оставалось только выжидать и вести планомерную пропаганду своих лозунгов.
В то же время надо отметить, что политика, проводимая Временным правительством, с самого начала была неадекватной реальной ситуации в стране, что способствовало быстрому нарастанию кризисных явлений.
Весьма сомнительным был государственно-правовой статус Временного правительства. Действие старых законов фактически было приостановлено, а многочисленные указы Временного правительства не имели реальных механизмов их исполнения. Официально форму правления должно было установить Учредительное собрание, но никто не знал, когда оно будет созвано. Авторитет Временного правительства первые полтора месяца поддерживался за счет эффективной пропагандистской кампании, организованной «революционной демократией», прежде всего — посредством прессы и выступлений известных литераторов и артистов. Но уже первый (апрельский) кризис Временного правительства показал, насколько быстро может измениться настроение массы.
Административная деятельность правительства носила сумбурный, если не сказать — хаотический характер. Члены правительства полагали, что организация революционного порыва масс в некоторые приемлемые формы — дело Петроградского Совета, лидеры Исполкома, в свою очередь, верили в «самоорганизацию масс». Бывший управляющий делами Временного правительства В.Д. Набоков впоследствии вспоминал: «В первое время была какая-то странная вера, что все как-то само собою образуется и пойдет правильным, организованным путем. Подобно тому, как идеализировали революцию — «великая», «бескровная», — идеализировали и население. Имели, например, наивность думать, что огромная столица, со своими подонками, со всегда готовыми к выступлению порочными и преступными элементами, может существовать без полиции или же с такими безобразными и нелепыми суррогатами, как импровизированная, щедро оплачиваемая милиция, в которую записывались профессиональные воры и беглые арестанты. Всероссийский поход против городовых и жандармов очень быстро привел к своему естественному последствию. Аппарат, хоть кое- как, хоть слабо, но все же работавший, был разбит вдребезги. И постепенно в Петербурге и Москве начала развиваться анархия»[322].
Действительно, первые недели существования Временного правительства сопровождались форменным разгромом силовых структур. Уже на заседании 4 марта Временное правительство постановило упразднить особые гражданские суды, охранные отделения, отдельный корпус жандармов, железнодорожную полицию. 10 марта последовал официальный указ об упразднении Департамента полиции, а 19 марта — о расформировании отдельного корпуса жандармов. Разумеется, все эти акты были во многом следствием давления Исполкома Петросовета, но можно предположить, что свою роль сыграла и давняя нелюбовь к репрессивным органам власти той либеральной профессуры, что составила ядро Временного правительства. Тем самым Временное правительство само лишало себя не только важнейших инструментов реализации власти, но и в буквальном смысле выбивало почву из-под собственных ног. Что касается милиции, то появившееся с большим опозданием Главное управление по делам милиции не имело четкой структуры и осуществляло лишь самое общее руководство милицией, не слишком вмешиваясь в дела местного начальства.
Губернские и уездные комиссары Временного правительства, назначаемые в основном из числа земских деятелей, быстро увязли в текучке дел и в самой малой степени могли контролировать ситуацию на местах. Как вспоминал писатель Е. Лундберг, «уездные комиссары стали исправниками, правда, честными и, подчас, с университетскими значками. Они заняты сплошь представительством, борьбою с преступностью, земскими повинностями и выдачею разного рода удостоверений»[323]. В деятельность местных Советов и их многочисленных комиссий уездные комиссары, как правило, не вмешивались. А поскольку местные Советы контролировались в основном крайними элементами «революционной демократии» (как правило, левыми эсерами) или большевиками, в провинции многие проблемы решались явочным порядком, без оглядки на позицию Временного правительства. Начинаются самочинные захваты помещичьей земли, а иногда и имений, секвестр отдельных частных предприятий. Применять силу в большинстве подобных случаев представители Временного правительства остерегались, репрессии применялись крайне редко. Это вело к появлению массового настроения вседозволенности, к разрастанию анархии.
Одной из ключевых проблем, требующих немедленного разрешения, являлся земельный вопрос, упорядочивание отношений между крестьянами и помещиками. Однако Временное правительство ограничилось созданием земельных комитетов, а затем — Главного земельного комитета во главе с профессором политической экономии Петроградского политехнического института А.С. Посниковым, при запрещении любых форм решения земельного вопроса до созыва Учредительного собрания. К подобным паллиативам Временное правительство прибегало и в остальных социально-экономических вопросах, ссылаясь на то, что в период ведения боевых действий на фронте внутренняя политика требует особой осторожности. В частности, в рабочем вопросе правительство предпочитало занимать положение арбитра, пытаясь как-то примирить интересы буржуазии и рабочих, но тем самым лишь провоцировало рабочих на предъявление все больших и больших требований, а буржуазию — на проведение локаутов.
Однако ситуация не оставалась постоянной и неизменной, кризис приобретал системный характер. Отсутствие единства мнений по большинству проблем среди самих членов Временного правительства, явно видимый страх превратить политическую революцию в социальную (спровоцировать эскалацию экономических требований к имущим слоям), усиливающаяся зависимость Временного правительства от «революционной демократии», непродуманные, рассчитанные на внешний эффект высказывания отдельных министров — все это вело к постоянным конфликтам внутри самого правительства и, как следствие, его дискредитации. В будущем ни один из составов Временного правительства так и не приступил к структурным изменениям в экономике, хотя регулярно печатались программы экономических реформ.
В то же время нарастающий финансово-экономический кризис не только заставлял усиливать de facto государственное вмешательство в сферу экономики, но и подталкивал к проведению мероприятий в духе «государственного социализма». К примеру, А.С. Посников объявил себя приверженцем идеи государственного землевладения уже на первом заседании Главного земельного комитета 19 мая 1917 года. В № 1 и 2 «Известий Главного земельного комитета» были опубликованы статьи Н.П. Оганов- ского, в которых фактически признавалось право крестьян на помещичью землю. Это вызвало резкий протест со стороны представителя Министерства юстиции в ГЗК
В.П. Семенова Тянь-Шанского, поддержанный обер-прокурором 2-го Департамента Сената проф. И.М. Тютрюмовым. Не менее противоречивой была политика, проводимая министерством земледелия во главе с А.И. Шингаревым. Настроенный крайне враждебно, по воспоминаниям В.Д. Набокова, к Керенскому и «социалистическому болоту», сам Шингарев способствовал созданию земельных комитетов и передаче им необрабатываемых помещичьих земель. Позднее, уже находясь на посту министра финансов, он же поддержал решение о повышении ставок подоходного налога, что резко усилило враждебность имущих классов к Временному правительству.
Еще большей враждебностью было встречено имущими классами введение хлебной монополии. На открывшемся 20 марта (2 апреля) в Москве Всероссийском съезде торгово-промышленных организаций созданная съездом продовольственная комиссия отвергла правительственные предложения о хлебной монополии и о твердых ценах. Тем не менее, уже 25 марта (7 апреля) Временное правительство утвердило постановление о передаче хлеба в распоряжение государства и временное положение о местных продовольственных комитетах. В постановлении о хлебной монополии указывалось, что в случае обнаружения скрытых хлебных запасов таковые будут отчуждаться в пользу государства по половинной цене. От этого постановления до организации комбедов и продразверстки, конечно же, дистанция известного размера, но следует признать, что первый робкий шажок в направлении ущемления «священного» права собственности был сделан уже 25 марта 1917 года. Глашатаями подобной политики выступали т. н. «советские экономисты», в том числе В.Г. Громан и известный аграрник-кооператор А.В. Чаянов, работавшие в период нэпа с большевиками и ставшие затем жертвами сталинского режима. Парадокс заключался в том, отмечал Н. Суханов, что, будучи по своим убеждениям правыми социал-демократами или народниками, именно эти люди в 1917 году призывали к усилению государственного вмешательства в экономику, т. е. к той экономической политике, которая через некоторое время станет ассоциироваться уже с большевизмом.
