Юрий Мухин - По повестке и по призыву . Некадровые солдаты ВОВ
Он с ординарцем побежал докладывать о случившемся комдиву. Но теперь их заметил немецкий наблюдатель. Сзади их взорвалась мина, и отец с ординарцем залегли за стенкой разрушенного сарая. Следующая мина разорвалась впереди. Отец понял, что они в «вилке», что сейчас немецкий минометчик уменьшает прицел на половину разницы с прицелом первого выстрела. Надо было бежать, но ординарец стал упрашивать его остаться под стенкой, ведь вторая мина разорвалась именно там, куда им надо было бежать. Отец рванул из-под стенки один и через несколько секунд, услышав вой падающей мины, упал. Мина взорвалась на том месте, где он только что лежал. Ординарец был убит. Отец забежал в блиндаж командира дивизии, а блиндаж для комдива его саперы строили очень прочно — в шесть накатов бревен. Не успел он начать доклад, как точно на блиндаж упал немецкий снаряд очень крупного калибра. Пять накатов взрывом снесло. Когда присутствующие в блиндаже поднялись с пола и стряхнули землю, отец попытался продолжить рапорт, но комдив махнул рукой: «За тобой сегодня, Мухин, смерть охотится, иди в тыл и на передовой сегодня не появляйся».
Прошу отца рассказать что-нибудь о штурме Берлина. Он подумал, но опять рассказал о солдатской судьбе. Перед штурмом их дивизия была построена, и перед ней выступил командующий их армией. Генерал сказал прочувствованную речь о последнем бое в этой войне, о неизбежности жертв, о том, что Родина не забудет ни погибших, ни их семьи. Спросил, есть ли вопросы. Вопросов вроде не должно было быть после такой речи, но стоящий на левом фланге плюгавый солдатик вдруг спросил:
— Товарищ генерал, почему нам говорят, что водки полагается 100 грамм, а начинает старшина делить, так и по 50 не выходит?
Генерал подумал и ответил:
— Представь, что на правом фланге солдату дали в руки сосульку и сказали передать тебе через других солдат. Пока она к тебе дойдет, что от нее останется?
Водка приходит на фронт. Там она никому не полагается, но все в тылу фронта ее пьют. Из фронта она поступает в армию. В армии водка тоже никому не положена, но и там ее все пьют. Из армии водку везут в дивизию, и здесь ее все пьют, хотя она никому не положена. Так что же, по-твоему, от нее должно остаться, когда она поступает в полк к твоему старшине? — повернулся к офицерам дивизии: — Кто зам по тылу?
Из строя офицеров шагнул майор и взял под козырек:
— Майор Измаил.
Генерал подошел, сорвал один погон и сказал:
— Пойдете в бой рядовым. После боя рассмотрим вопрос о вашем звании.
Рассматривать вопрос не пришлось. Майор Измаил был убит в этом бою. Давайте битвой за Берлин и закончим в этой повести фронтовую часть биографии отца.
* * *В1946 г. майора Мухина демобилизовали, он вернулся в Днепропетровск и, разумеется, поступил на родной завод. Я думаю, что в это время он работал начальником цеха. Такое сочетание — ветеран завода, фронтовик, орденоносец и начальник цеха — давали ему весомые шансы получить квартиру в ближайшем построенном заводом доме. Но пожив немного в бараке, отец продал все, что мог, и начал строиться, по-видимому, готовясь принять меня уже в более комфортные условия. Он купил шлакоблоки, привез песку, затворил в яме известь. Дедушка Федор и двоюродный дед Пахом сделали всю столярку к дому, табуретки и прочее. К моему рождению дом был построен. Я не знаю, нанимал ли отец людей, строя первоначальный, малый вариант дома, но потом, когда он его достраивал, пристраивал веранду, перекрывал крышу шифером, строил летнюю кухню и сарай, он все делал только сам. Более того, он и мне передал не очень удобную черту характера — ни он, ни я не умеем работать с помощником. По нашему мнению, помощники всегда все делают не так и не то. И отец во время работы с большим трудом терпел даже разумные советы.
Тем не менее наш дом в нашем в основном рабочем поселке был не хуже прочих.
С начала пятидесятых начинается период, когда я уже начинаю помнить отца, помнить его поведение, его поступки и достаточно уверенно могу описать его.
Самая главная черта его характера, вызывающая зависть у нас, детей, это его трудоспособность. Я даже не могу назвать это трудолюбием. Думаю, что отец и не объяснил бы смысл этого слова. Ведь слово «дыханиелюбие» — глупость, а отец всю жизнь работает, как дышит.
Естественно.
Для него нет работы, которую бы ему зазорно было делать, — лишь бы она была кому-то нужна. Никто никогда не чистил нам уборную, никого мы не нанимали ни для каких работ по двору и дому. На работу его звать не надо — он придет сам.
У меня это вызывает крайнюю зависть. Все-таки мне порой хочется отдохнуть, хочется поваляться с книжкой на диване. Отец тоже любит читать, но, по-моему, где-то внутри у него зиждется мысль, что отдых — это просто потерянное для работы время. По нашему — братьев — единодушному мнению, нам, тогда 40-50-летним мужчинам, практически невозможно было соревноваться в физической работе с отцом, который старше нас на 30 лет. Ему тяжело, он сереет лицом, начинает задыхаться, у него замедляются движения, но если эту работу нужно сделать сегодня, то она сегодня и будет сделана, даже если мы видим массу причин, почему ее нужно перенести на завтра.
* * *Вот я приехал в отпуск, и мы решили попилить засохшие яблони и груши на дрова. От монотонного движения двуручной пилы через час начинает ныть рука, начинаешь чередовать руки, через полтора часа отваливаются плечи, начинаешь просить перекура.
— Кури, кури, — соглашается отец и берется за топор колоть чурбаки.
— Па, ну что же ты меня позоришь! Ну посиди отдохни, я потом все переколю.
— Да я так отдыхаю. Пилой горизонтально двигаешь, а топором вертикально, вот и отдыхаешь. (И еще подначивает. Когда я от усталости начинаю тянуть пилу не на всю длину, говорит: «Ты до конца тяни, я же деньги за всю пилу платил, а не только за ее середину».) Когда у нас с женой вдали от дома, в Казахстане, родился сын, мы попали в трудное положение. И я, и она — самые младшие в своих семьях. У нас не было даже минимального опыта обращения с маленькими детьми. А тут настала осень, на только что взятом под дачу участке земли уродился богатый урожай овощей, — голова кругом шла. И я попросил родителей, тогда уже пенсионеров, приехать помочь. Конечно, из экономии они сели на поезд и через 4 дня пути были у нас. Мы за несколько месяцев смогли с женой хоть в кино сходить. Отец упрекнул меня в отсутствии туалета на моем садовом участке, а в степи — это первое строение, которое строится на даче. И, конечно, взялся его немедленно выкопать. Земля же на даче была целинная: под 20 см очень твердого чернозема лежал плотный, как камень, слой глины. Мы договорились назавтра копать вдвоем, а поскольку я работал, то вечером. Но как же-станет отец меня ждать! В обед позвонила жена и сказала, что отец, оббегав утром весь город и сделав необходимые покупки, ходил, ходил по квартире, а потом, не выдержав, уехал на дачу. Дачау меня в 20 минутах хода от работы, и когда я прямо с завода побежал туда, уже было поздно. Отец копошился на дне глубочайшей, метра три, ямы строгой прямоугольной формы.
— Па, ты что, нефть ищешь или бомбоубежище строишь? Ведь если я даже всех дачников буду сюда приглашать оправляться, то она и через 10 лет не заполнится!
— Я узнал, что у вас глубина промерзания 2 метра, а подвала у тебя нет и картошку тебе хранить негде. Так мы часть картошки сюда сложим, все равно тебе зимой туалет здесь не нужен, а весной ты ее откопаешь и яму потом используешь уже по назначению.
В последнее время мы с братьями уже побаивались в присутствии отца упоминать о какой-либо работе, поскольку, узнав о наличии работы, он немедленно обдумает, как ее сделать самым дешевым (а следовательно, — самым тяжелым для себя) путем и тут же за нее примется.
* * *Наше поколение бредит отдыхом, в этом деле мы уже перешли грань маразма, получается, что вся цель нашей жизни — отдохнуть. Хотя ведь если задуматься — то от чего отдыхать? Что такое отдых? Как-то на каникулах я был в студенческом стройотряде и, заработав немного лишних денег, мы с ребятами махнули в Крым и там дней 10 позагорали. После Крыма я поехал в село к бабушке и дедушке. Поужинали, старики с нетерпением ждут от меня любых новостей — что делал, где был и т. д. Говорю, что строил дома под Новомосковском, что чертов прораб нас обманул при расчете и прочее. Это старики понимают, это обычное дело. Потом рассказываю, отдыхал в Крыму. Что такое «отдыхал» им, в общем, понятно, но почему в Крыму и как именно? Ну, как отдыхают — лежал в плавках на горячем песке под солнцем, загорал. И вижу в глазах стариков жалость ко мне, как к придурку.
Начинаю понимать, в чем дело. Представьте себя на их месте — все лето в поле под ярчайшим солнцем и на жаре. Все всегда одеты, а у женщин даже лица закутаны белыми платками — чтобы не обгореть. Представьте, что вы им предложите после работы в поле «отдохнуть» таким образом — лечь голым на земле под солнцем. Что они о вас подумают?
