Удо Ульфкотте - Продажные журналисты. Любая правда за ваши деньги
Теперь мы ознакомились с пропагандистскими мерами, принятыми для обеспечения введения евро. Для этого был запущен гигантский механизм. Ему противостояли немногие умные люди, пытавшиеся бороться с этим механизмом, аппаратом государственной пропаганды и его услужливыми пособниками. За этими умными людьми шпионили, над ними издевались, с ними старались разделаться. С некоторыми из них обращались как с противниками диктаторского режима какой-нибудь страны третьего мира.
Немощь демократии
Политическую деятельницу Лизель Гартенштайн (СДПГ) никто и никогда не подозревал в правом радикализме или популизме. Этой даме 1928 года рождения пришлось много чего пережить. Ее главная заслуга заключается в том, что она никогда не входила в число политиков-приспособленцев. Когда другие соблюдают фракционную дисциплину и думают лишь об интересах своей партии, она говорит то, что думает. С точки зрения Германского бундестага Лизель Гартенштайн всегда была довольно неудобной женщиной. В 1998 году она осмелилась публично бросить обвинение бундестагу и представленным в нем политикам. Госпожа Хартенштайн заявила, что в бундестаге никогда не было откровенной и публичной дискуссии о предназначении немецкой марки. Что критикам евро с помощью «спирали молчания» затыкали рты. Что введение евро политическими средствами «не было виртуозным произведением демократии»58.
Аналогичного мнения придерживалась и возглавлявшая в прошлом Алленсбахский институт по изучению общественного мнения Элизабет Нёлле-Нойман. В 1997 году она указала на то, что лишь 21 процент опрошенных граждан ФРГ непременно желал введения евро (таков был результат опросов, проводившихся по принципу установления мнения среднестатистического гражданина). Однако допущены к публикации были лишь результаты опроса так называемых представителей элиты страны. Это были руководящие кадры мира политики, бизнеса и СМИ. В 1995 году 61 процент этих представителей элиты высказались за введение евро. В 1997 году их число даже возросло до 87 процентов. Голос же молчаливого – так сказать, отстраненного, лишенного права голоса – большинства населения в глазах представителей политических и медийных кругов веса не имел. И вот что особенно важно. Немецкоязычные СМИ как будто «проспали» процесс введения евро и начали освещать его лишь тогда, когда оно стало свершившимся фактом. Лишь когда, с международно-правовой точки зрения, уже не было пути назад, некоторым СМИ стало ясно, что же, собственно говоря, произошло. Брюссельский корреспондент ВДР Рольф-Дитер Краузе заявил, что до Маастрихтской встречи на высшем уровне журналисты, дескать, «долго спали». Что немецкие СМИ были слишком заняты воссоединением Германии и его последствиями. По поводу тогдашнего поведения своих коллег-журналистов Краузе заявил: «Мы так относимся к этой теме, что огульно зачисляем всех высказывающих сомнения в разумности перехода на евро в стан националистов и загоняем их в угол. (…). Манфред Бруннер в свое время считался либералом, а теперь его причисляют к правому лагерю. Но его загнали туда лишь потому, что он осмелился открыто усомниться в целесообразности введения евро»59.
А по данным Акселя Бунца, тогдашнего руководителя представительства Германии при Комиссии ЕС, политики в 1990-е годы также не желали, чтобы СМИ – а уж тем более население – обсуждали тему евро. Эта тема была объявлена запретной. Бунц заявил: «Население сознательно не привлекалось к дискуссии, потому что его мнение не имело значения». А баварский депутат от Партии «зеленых» Геральд Хефнер сообщает, что эффект «спирали молчания» в отношении темы евро в его политическом окружении был крайне велик. Он вспоминает: «Люди, в том числе и депутаты, боялись открыто выражать свои сомнения. Критическое отношение к евро, а зачастую простой вопрос, в чем смысл перехода на новую валюту, неизменно считались проявлениями национализма, шовинизма, тупости, отсталости, несовременности, антиевропеизма, враждебности к Европе». Разве можно в таком случае говорить о демократии? Если даже политики боятся попросить предоставить им информацию по важнейшей теме нескольких десятилетий? Если им не разрешается даже задать лишний вопрос, поскольку это могут счесть «проявлением национализма?»
В 2007 году Йенс Петер Пауль защитил во Франкфуртском университете имени Гёте посвященную данной теме докторскую диссертацию, озаглавленную «Евро: баланс неудачной коммуникации» (Euro: Bilanz einer gescheiterten Kommunikation). Он разослал 1086 депутатам бундестага, Европейского парламента и парламентов федеральных земель Германии анкету, в которой, между прочим, содержался вопрос, не был ли евро введен «сверху» – иными словами, навязан гражданам. 78 процентов опрошенных депутатов полностью или частично согласились с тем, что евро был именно навязан «сверху»60.
В своей диссертации Йенс Петер Пауль также цитирует тогдашнего президента одного из земельных банков, которого перед заключением валютного союза спросили в кулуарной беседе, будет ли введение евро означать для немцев девальвацию. Согласно диссертации, директор земельного банка «сказал, что, по его мнению, деньги обесценятся на 15–20 процентов, но что он будет это отрицать в случае, если его процитируют»61. Следовательно, дезинформация населения о якобы столь замечательном евро была заранее запрограммирована. Разве это еще демократия?
В докторской диссертации Пауля далее утверждается, что у журналистов, не придерживавшихся заданного «сверху» курса, возникали проблемы: «Среди брюссельских журналистов, которые, естественно, раньше всех других и в наибольшем объеме получали информацию о планах, принимаемых на уровне ЕС, уже с 80-х годов существовала договоренность, позволявшая критически высказываться по поводу Европейского валютного союза лишь в узких пределах. Кто выходил за эти пределы, тому давали понять, что, по мнению других, он занимает не свое место, и по меньшей мере дезориентирован»62. Одним из тех, кому это ощутимо дали понять, был Винфред Мюнстер, брюссельский корреспондент «Зюддойче цайтунг». Об оказываемом на него давлении он пишет так: «За несколько недель до Маастрихтского саммита (германский посол в Брюсселе) Дитрих фон Кьяв обозвал меня “крысой”. Он стоял передо мной и говорил: “Если вы будете продолжать писать в том же духе, вы погубите германскую экономику, поскольку тогда не будет заключен валютный союз”. Нес прочую чушь в том же роде. Сразу же давление на меня колоссально возросло. Некоторые чиновники нашего представительства в Брюсселе вдруг перестали со мной разговаривать. Так же поступили и некоторые из моих коллег. Это было особенно неприятно. В том, что я сторонник единой Европы, не могло быть никаких сомнений. Для меня вся эта история принесла так много разочарований как раз потому, что заключение валютного союза не означало прогресса в деле интеграции. Тем не менее я (…) в течение нескольких недель оказался зачисленным в правый лагерь»63. Тогдашний федеральный канцлер Коль на одной из встреч с журналистами отвел журналиста Мюнстера в сторонку и велел ему не критиковать евро в редакции. Коль упрекнул его лично в том, что он может «отравить» атмосферу. Да и тогдашний министр иностранных дел Германии Кинкель сказал Мюнстеру при других обстоятельствах, что тому не следует больше писать о евро в столь «деструктивном» тоне64.
Йенс Петер Пауль приходит в конце своей докторской диссертации к следующему выводу относительно немецких СМИ: «Журналисты следовали по стопам других представителей немецкой элиты, которые (…) перешли на курс сторонников введения евро. (…) Евро остался проектом элиты. (…) В конечном итоге можно констатировать, что двусторонние попытки наладить диалог завершились фиаско. Редко когда власть и народ оказались в столь малой степени способны понять друг друга»65.
Все это, конечно, не имеет больше никакого отношения к принципам демократии и ее основным признакам. То, о чем вы прочитали в данной главе, скорее напоминает диктатуру мракобесов и власть режимов далекого прошлого. Однако это всего лишь беглый взгляд на то, что творится за кулисами.
Телекомпании АРД и ЦДФ ежегодно получают от граждан, платящих принудительный сбор на СМИ, более 7,5 миллиарда евро. Невероятно большие деньги, которые они получают потому, что выполняют официальное поручение – снабжать свою аудиторию информацией, необходимой для политического и общественного дискурса, в условиях демократии. Когда все больше газет кормят своих читателей монотонной кашей, состоящей из аналогичных новостей, когда плюрализм мнений драматически сокращается, когда закрывается все больше редакций и увольняется все больше журналистов, так что почти не остается времени для самостоятельных журналистских расследований, – неизмеримо возрастает значение полученного от государства поручения, возложенного на публично-правовые телекомпании. Но именно это поручение они больше не выполняют. Наоборот, они дают себя купить и занимаются пропагандой.
