Анатолий Абрашкин - Русь - Арийская колыбель. От Волги до Трои и Святой Земли
Старцу пришлось все выложить начистоту. Он напомнил Менелаю о том, что, отправляясь из Египта, он не принес жертвы Зевсу и другим богам, и возвестил, что до тех пор не увидит он возлюбленных ближних, пока не возвратится в Египет и не совершит там обещанной богам гекатомбы. Так и поступил многоопытный муж Менелай, после чего благополучно доплыл до родного Аргоса. В нашей интерпретации событий плавание Менелая по странам Средиземноморья следует соотносить со вторым походом «народов моря». Можно сколько угодно удивляться и недоумевать, но Гомер ясно говорит о двух посещениях Атридом страны Нила. Это две атаки «народов моря» 1194 и 1191 гг. до н. э. Гомер не забывает добавить, что
Равный бессмертным Протей, египтянин, изведавший моря
Все глубины и царя Посейдона державе подвластный…
Из этих строк мы можем заключить, во–первых, что какая–то часть побережья Египта была в то время подвластна «народам моря» (державе Посейдона), а во–вторых, что Менелай был связан какими–то союзническими обязательствами с «народами моря» и действовал подчас в ущерб своим личным интересам.
Учитывая, что с момента взятия Трои до возвращения на родину, по признанию Менелая, прошло восемь лет, мы заключаем, что Троя пала в 1199 г. до н. э. Сведем теперь воедино все наши изыскания по части датировки событий и восстановления последовательности событий эпохи Троянской войны:
1232 г. до н. э. — первый поход «народов моря»;
в период между 1232 г. до н. э. и 1219 г. до н. э. — нападение северобалканских племен на Грецию;
1219–1199 гг. до н. э. — Троянская война;
1194–1191 гг. до н. э. — второй поход «народов моря».
Напомним еще раз, что эти датировки «жестко» привязаны к датам походов «народов моря». Если, к примеру историки обнаружат вдруг, что необходимо ориентироваться на несколько иные даты (а существуют три различных датировки походов «народов моря»), то все даты должны будут сдвинуться на одно и то же время.
Внимательный читатель, однако, вправе задать вопрос — а как предложенная нами дата Троянской войны соотносится с временем пожара в Трое, который происходил, по Блегену, в середине XIII в. до н. э. Здесь мы должны успокоить читателя. Археологи не любят говорить «простым смертным», с какой точностью «работает» их метод датировки. Наивно думать, что разброс в определении дат составляет в ту или иную сторону 10–20 лет, он больше. Хорошо, когда с помощью метода радиоактивной датировки удается правильно вычислить половину века. Но далее на это вычисление исследователь «навешивает» еще множество соображений (как правило, более важных для историка!), не имеющих уже никакого отношения к самому методу Вот почему ученые говорят «датировка по Блегену», понимая при этом, что она весьма условна.
Но вернемся к рассказу о судьбе Атридов. Если Ме- нелай, вернувшись на родину, в здравии встретил старость, то его брата дома поджидала беда. Вот как выглядит история возвращения в Аргос Агамемнона в изложении Эсхила. Когда царь Агамемнон отправился в поход на Трою, Эгисф, после долговременного изгнания, возвратился в Аргос и объявил, что признает главенство могучего Атрида, готов с ним примириться и подчиниться его власти. Всем аргивянам казалось, что это примирение близких родичей должно положить конец старинной кровавой вражде между двумя ветвями рода Пелопидов. Так думал и сам Агамемнон и, став во главе ахейской рати, спокойно выступил в поход. Но в то время, как герои Эллады бились под стенами Трои, сын Фиеста готовил почву для захвата трона Агамемнона. Эгисф сблизился с женой царя — Клитемнестрой — и, завладев ее сердцем, стал хозяйничать в доме Агамемнона и повелевать народом, как будто был законным царем страны. Оба они — Эгисф и Клитемнестра — надеялись, что Агамемнон не возвратится из–под Трои. А если, вопреки их ожиданиям, и удалось бы ему возвратиться в родные Микены живым, они готовы были любым способом низвергнуть законного царя, даже путем убийства.
Перед отъездом Агамемнон обещал Клитемнестре, что как только падет Троя, он немедленно даст знать об этом в Аргосе. И он выполнил свое обещание. Гонцы, отправленные из Трои, разводили костры на вершинах всех гор, лежащих по пути от Иды до Аргоса. Эти огни служили знаком победы над Илионом и скорого возвращения ахейского войска к родным берегам. Каждую ночь посылала Клитемнестра одного из своих служителей на башню. Всю ночь этот сторож бодрствовал и зорко глядел вдаль, не покажется ли где условный огонь. Много лет нес он свою тяжелую службу. Но вот однажды на утренней заре он увидел долгожданное пламя костра и поспешил с радостной вестью к своей повелительнице.
Народ Аргоса, узнав о возвращении войска, возликовал. Царица, холодная и гордая, тоже старалась принять радостный вид, но из немногих слов, которыми обменялась она со старейшинами народа, видно было, что на уме у нее что–то недоброе. Некоторое время спустя собравшиеся увидели войско Агамемнона. Впереди шли вооруженные воины, украшенные зелеными ветвями. За ними следовали мулы, навьюченные богатой добычей, колесницы с пленными троянками и в конце всего шествия — роскошно изукрашенная царская колесница, запряженная белыми конями. На ней восседал царь Агамемнон, одетый в пурпурную мантию, с золотым скипетром в руках и венцом победы на челе. Возле царя помещалась пленная дочь царя Приама, вещая дева Кассандра. Народ приветствовал победителей радостными криками. Когда царская колесница подъехала ко дворцу, и Агамемнон готов уже был войти в ворота своего жилища, Клитемнестра, сопровождаемая толпой пышно одетых служительниц, поспешно вышла навстречу супругу и произнесла: «Приветствую тебя, отраду и оплот семьи, якорь спасения всего аргосского народа!» Сказав так, она приказала служанкам устлать пурпурными тканями весь путь от колесницы до ворот дворца, дабы прах земли не касался ног ее супруга, славного разрушителя илионс- ких твердынь. Агамемнон не захотел принять почести, приличной только бессмертным, однако Клитемнестра льстивыми словами уговорила его, и он согласился. Но чтобы не навлечь на себя гнева богов, царь снял обувь и босыми ногами пошел к дверям своего жилища. Его супруга следовала за ним и громко благодарила богов за счастливое возвращение мужа. Переступая через порог дома, она вдруг остановилась и воскликнула: «Теперь, о Зевс, исполни мою мольбу, помоги и соверши задуманное мною!»
Народ все еще толпился перед царским дворцом. Молча стояли впереди старейшины, унылые и томимые предчувствием неведомой, но близкой беды. Вдруг из дворца вышла Клитемнестра и поспешно приблизилась к колеснице, на которой находилась Кассандра. Подойдя к пленнице, царица сурово заговорила с ней и велела идти во внутренние покои дворца. Но вещая дева осталась неподвижной, словно и не слыхала приказания царицы. Тогда озлобилась Клитемнестра и, пригрозив Кассандре, поспешно удалилась во дворец. С глубоким участием подошли тогда к вещей деве народные старцы, и лишь только приблизились они, прозорливая троянка быстро поднялась с места и, содрогаясь, пророчески проговорила: «Горе, горе! О, Аполлон, о губитель, какую гибель уготовил ты мне! Род, ненавистный богам, преступный, запятнанный кровью! Сколько злодеяний совершено тобою; плачут младенцы, завидя убийственный нож; жарятся на костре их тела и предлагаются в пищу отцу! Что замыслила она, безумная, что совершает! Вот поднимает она руку на супруга своего и повелителя, вот разит его — падает он, исходит кровью! Горе мне бедной: ждет меня гибель, и я приму смерть от той же руки!» Так восклицала вещая дева, и в ужасе внимали ей старцы. Советовали они ей спастись бегством, но Кассандра отвергла их совет, сбросила с себя покрывало, сорвала с головы священный венец, изломала жезл, данный ей Аполлоном, и пошла к дверям дворца, за которыми ожидала ее гибель.
Объятый страхом, в молчании стоял народ перед домом царя Агамемнона. Внезапно послышались из дворца крики и стоны. Чуя сердцем беду, народные старейшины обнажили мечи и хотели броситься на помощь царю, но в это самое мгновение в дверях дворца показалась Клитемнестра. Лицо ее и одежды запятнаны были кровью; на плече она держала окровавленный меч, за ней несли тела Агамемнона и Кассандры. В бане, подготовленной для воротившегося из дальнего пути царя, Клитемнестра поразила его мечом, а вслед за тем умертвила и Кассандру. Старейшины, возмущенные злодеянием, стали осыпать царицу упреками; она же, с презрением глядя на них, говорила о своем деянии как о праведной мести: «Он, возвратясь домой, испил чашу, им же наполненную. Вот лежит он убитый моей рукою, — злодей, отнявший у меня дочь; чтобы смягчить фракийские ветры, он не пожалел дочери (Ифигении. — А. А), отдал ее на заклание». В ужасе отступили от царицы старейшины. Мало–помалу и сама она смутилась, самоуверенность исчезла, и она уже не оправдывала своего дела местью за смерть дочери, а приписывала его действию злого демона, власть которого издавна тяготела над родом Пелопидов.
