Александр Архангельский - Страшные фОшЫсты и жуткие жЫды
В-третьих, уже сейчас вертикальная система дает очевидные сбои; на седьмом году неуклонных успехов, когда миллиардеры множатся как грибы, мы не в состоянии решить простую рыночную проблему регулирования сельхозрынка. Цены – на хлеб и молоко – растут, пока их в приказном порядке не подмораживают. И снова устами Зубкова несем ахинею про масонский заговор производителей, который надо карать по всей строгости закона. Сговор, несомненно, есть; но как ему не быть, если созданы условия для сговора? Созданы не производителями, а неработающей моделью управления, в которой только один человек может упреждать кризисы, раздавая божественные команды. А все остальные ждут, пока скомандуют. Или не скомандуют. Потому что на всех одного не хватит. Если так пойдет, и мыло пропадет с прилавков; придется отправить на мыло футбольных судей. Если вдруг кому-то проиграем в следующих играх.
В-четвертых, силовая составляющая власти уже сейчас устами несчастного Черкесова пытается пробормотать идею единоличного контроля за насилием. Со всеми вытекающими последствиями. Путин упорно сохраняет сдержки и противовесы, которые компенсируют отсутствие общественного контроля за силовиками; корпорация при этом трещит по швам и видит выход в обновлении сталинского принципа лично карающей власти. Ты царь – ты и казни. А то мы не сможем удержать страну, как баранью тушу на чекистском крюке. Что же будет после окончательного оформления новой модели, в которой все по определению замкнуто на одного-единственного человека?
Одни (кто любит) уверяют, что этот человек – не подведет. Другие (кто напротив) всячески пугают. Но ведь проблема не в отдельном человеке. Проблема в системе. Которая располагает – или нет. Вполне возможно, что проскочим. Что не соблазнимся. Что удержим. И все же гарантий никто нам не даст. Стабильность снова в зоне турбулентности. Просьба пристегнуть ремни.
Как мать говорю, как женщина
На неделе между 22 и 28 октября. – Подписано соглашение о замораживании цен на социально значимые продукты. – Путина слезно просят остаться.
Четыре художественных академика написали письмо. Академик Церетели. Академик Салахов. Академик Чаркин. И примкнувший к ним Никита Михалков. Тоже в некотором смысле академик. От имени 65 000 «художников, живописцев, скульпторов, графиков, мастеров декоративно-прикладного, театрально-декорационного, народного искусства» они обращаются к президенту с просьбой остаться на следующий срок.
Интернет полон ядовитых комментариев; веселые обслуживатели власти пытаются превратить неловкость в хохму, сочиняют песенки на мотив гурченковских «Пяти минут»: «Третий срок, третий срок! Обнимитесь те, кто в ссоре»…
А что же именно нас в этом письме смущает?
Сама по себе мысль о возможности/необходимости сохранения действующего президента вопреки конституционной норме? Но в конце концов, люди имеют полное право выбрать между конституцией и политической целесообразностью; если более 75 процентов современников поддержат подписантов и примут на себя полную историческую ответственность за неизбежные катастрофические следствия такого решения, норма будет внутренне отменена. Останется лишь закрепить внутреннюю отмену внешним вердиктом. И ждать результата. Который не замедлит. Со всеми прелестями неуверенной в себе деспотии, компенсирующей эту неуверенность тотальными методами управления. Как было сказано в предсмертной записке Афанасия Фета, который собирался покончить с собой, но не успел, поскольку умер на пути к ножу: Осознанно иду к неизбежному.
Может быть, смущает странное братание патриотичного Никиты Михалкова с Зурабом Церетели, чье чугунолитейное производство к традициям отечественной культуры не имеет ни малейшего отношения? А имеет отношение исключительно к деньгам? Но в конце концов, Михалков всегда умел так полюбить любую власть, что ради этой вечной любви не зазорно пожертвовать боярской брезгливостью и вступить во временный союз с кем угодно. Что же до вопроса про деньги, то его лучше вслух не задавать; характерен апокриф насчет фотографии, якобы висящей в кабинете у Никиты Сергеевича: в обнимку с любимым вождем и размашистой надписью: «За все в жизни нужно платить, Никита!» Такие апокрифы случайно не рождаются; в них сгущается общее представление о данном человеке, о его жизненных принципах.
Смущает даже не стилистика послания, его откровенная торопливость на грани с халтурной небрежностью. Ну да, написано все это левой ногой и перед отправкою в печать никем вообще не вычитано; подписи поставили не глядя. Иначе как объяснить издевательский синтаксис первого же пассажа? Авторы послания хотят сказать Избраннику: мы обращаемся к Тебе, Великий, от имени 65 000 мастеров (далее по списку), чтобы ты правил без ограничений срока; а говорят: «Российская академия художеств еще раз обращается к Вам с просьбой, чтобы Вы остались на своем посту на следующий срок, выражая мнение всего художественного сообщества России». Получается, что Избранник будет править, «выражая мнение художественного сообщества». Хорошенькое сулят ему президентство…
А далее следуют повторы и тавтологии, которые, видимо, призваны указать на душевное волнение авторов. «Для нас жизненно важно, что и после 2008 года Вы продолжите осуществлять свою выверенную и благотворную политику, что позволит сохранить позитивное направление государственной политики». Осуществление политики позволит сохранить направление политики. Русского языка я очень даже чувствую. И все-таки даже на это можно закрыть глаза. Ну торопились люди, боялись не поспеть к сроку – третьему, четвертому, пятому; с кем не бывает.
Смущают не сами по себе чересчур узнаваемые обороты: «проводимая вами мудрая государственная политика», «талант государственного деятеля», опять «политическая мудрость»… Куда хуже другое. То, что в конце письма поставлена приписка: «От имени всех представителей творческих профессий в России». И значит, мы не можем, не имеем права сказать: это проблема 65 000 мастеров декоративно-прикладного искусства, как им реагировать на обращение; согласны они с тем, что за них расписались, или нет. Расписались за нас; отмолчаться не удастся; нужно либо дезавуировать заявление, сделанное от нашего имени вопреки нашей воле, либо внутренне к нему присоединиться. И потом уже не обижаться на то, что нас опять «посчитали».
Самое страшное в том моменте истории, который мы переживаем, – это даже не соблазн третьего срока, взлома Конституции и последующего ужесточения режима; самое страшное – что нас втягивают в массовую безответственность. Она же безответность. На поверхности информационного потока, заполненного дистиллированными нечистотами, остается все меньше непотопляемых авторитетов, имеющих возможность прилюдно высказываться – во всеуслышание; они не стесняются в действиях и, глубоко презирая свой собственный народ, отказывая ему в самой возможности осмысленного выбора и действия, публично инсценируют «Бориса Годунова». Помните сцену на Девичьем поле? Когда толпа бухается на колени и шепчется: «О чем там плачут? / А как нам знать? То ведают бояре, / Не нам чета»; баба бросает ребенка оземь, чтобы тот плакал погромче, а ее соседи мажут глаза слюнею и луком; под общее рыдание раздается коллективный возглас: «Венец за ним! он царь! он согласился!/ Борис наш царь! да здравствует Борис!»
Еще раз: проблемы, с которыми мы столкнемся – не сразу, но очень скоро, – если схема внеконституционного третьего срока реализуется, ни в какое сравнение не идут с теми проблемами, которые обнаружились уже сейчас. Произошла не просто неряшливая узурпация общего мнения; все куда опаснее: нас приучают к другому способу общественного мышления и публичного высказывания. Все отсылки к советскому опыту в данном случае ошибочны; это опыт азиатских деспотий, окружающих нас по всему каспийскому периметру. Это стилистика (пока не практика) туркменбашизма. Несколько лет назад три или четыре российских поэта обратились к Туркменбаши с просьбой поддержать их перевод «Рухнаме» и антологии туркменской поэзии, дать денег. Стиль был примерно такой же; неряшливый, витиеватый, лизоблюдский. Поэтов заклеймили презрением; они оправдывались: ну мы же пишем чужому дикарю, у них такие нравы, по-другому они не поймут, а деньги очень нужны, не сердитесь. Теперь такие стилистические обертоны становятся возможны внутри России; власть еще не решила для себя, в каком направлении ей мутировать – или развиваться; художники подсказывают – в каком. Они готовят отечеству дурную судьбу; будем надеяться, отечество само разберется, какую судьбу для себя выбрать.
Два тупика двойного счета
На неделе между 29 октября и 4 ноября. – В Тбилиси проходят массовые выступления оппозиции против режима Саакашвили.
