А. Соколов - Анатомия предательства: "Суперкрот" ЦРУ в КГБ
Конечно, возникает тот же прежний вопрос: зачем Калугин скрывает сообщения Ларка по Голицыну и искажает данные по Носенко? Вероятно прежде всего потому, что информация Ларка в этой части была правдивая и из нее видно о “сдаче” ЦРУ предателей Комитету госбезопасности. Даже Голицын, которому полностью доверял и которого очень ценил Энглтон, был выдан “Советам” в угоду целям ЦРУ и подставлен, как наверняка предполагали в этом ведомстве, под явную смерть. Когда идет крупная игра разведок, такая “мелочевка” как предатели неизбежно приносятся в жертву. Таков удел этой категории отступников, которых в США в наши дни целая колония.
Весьма интересным представляется мнение знаменитого руководителя разведки ГДР Маркуса Вольфа, высказанное им в книге воспоминаний “Игра на чужом поле” в связи с делом Эймса. С Вольфом летом 1990 года встречался как уполномоченный директора ЦРУ Уильяма Уэбстера бывший начальник управления контрразведки этого ведомства и в 70-х резидент в Москве Гарднер Хэтэуэй. По его словам, в службе действует “крот”, по вине которого с 1985 года было потеряно около тридцати пяти агентов, в том числе в Бонне и в аппарате КГБ. Он надеялся на помощь Вольфа, но, естественно, ее не получил. Вот впечатление, которое создалось у профессионала высокого класса от бесед с Хэтэуэем:
— Хэтэуэй был так хорошо информирован о структуре советского аппарата, особенно его внешней контрразведки, что я заподозрил в нем высокопоставленного сотрудника американской контрразведки.
Он осторожно упомянул имена известных предателей из Советского Союза — Пеньковского, Гордиевского и Попова. Американец высоко оценивал моего коллегу, начальника внешней контрразведки генерала Киреева, вместе с которым я планировал не одну операцию против ЦРУ. Мой собеседник, похоже, знал о некоторых из них.
Конечно, информированность контрразведчика ЦРУ бралась не из воздуха!
Перед тем как поставить последнюю точку в книге и завершить повествование, хотелось бы все-таки попытаться понять, есть ли у таких людей как Калугин хоть какие-то ощущения своей родной земли, чувства корневых связей с местом, где они родились, непреодолимое желание общения с такими же, как ты людьми и просто — есть ли у них гордость, и честь человека земли русской? Какие истоки предательства у этого государственного преступника, кидающего грязь и так в многострадальную Россию, за мзду прибавляющего черные страницы к ее истории, в конце концов выбрасываемого прочь своими новыми хозяевами? Иными словами — о его людской совести и отношениях с Родиной.
Личность предателя и истоки измены
Должен признаться, что самой неприятной в написании главой оказалась именно эта — о психологической сущности Калугина. Неоднократно размышлял, надо ли и, если да, то, как характеризовать его личность, как понять, почему он пошел на измену в двадцать четыре года, в самом начале желанной, по его словам, с юношеских лет работы в советской разведке, в свой первый выезд за границу, когда, казалось бы, в жизни открывалась блестящая перспектива… Почему совершил самый большой людской грех — тайно, во лжи предал родину, родителей, семью и, в конце концов, “государеву” службу? Лишь одно сейчас можно утверждать бесспорно — “идеологических” мотивов у него тогда не было и оснований для их появления не существовало.
Говорить о каких-то его достоинствах, будь то личностные или профессиональные, просто не получается — слова с трудом вяжутся между собой, писать только плохое — неприятная банальность. Думать, что пошел на вербовку, находясь в сложной искусно созданной американской контрразведкой ситуации — идти против правды. Колебался, мучался в нерешительности, терзался и совестился — слишком циничной и изощренной была его карьера в КГБ и даже на пенсии в “диссидентстве”. Множество “почему” возникало постоянно. Быть может посмотреть по-другому: что все-таки самое главное в жизни не для него, а для тех людей, которые не совершают подобного ни при каких, даже самых жесточайших обстоятельствах, не говоря уже о добровольности предательства? Мне представляется, что жизненная опора каждого человека, и особенно россиянина — это его Родина, земля, где живут родители, где он родился, вырос, где могилы близких, город, лес или поле, то есть твое родное, без чего жизнь становится пустой и сам ты чужим и ненужным. Об этом редко говорится, это чувствуется, особенно на далекой чужбине. Родное — это как бы святое, и отнять его даже силой невозможно. Предатель же отдает его добровольно и без боя, ему оно не нужно или он не понимает, что вершит над собой? Наверное, когда не понимает, то он — в трудной ситуации и не может ее сломать, не хватает воли, твердости и обычной храбрости. Здесь можно было бы о чем-то говорить. У Калугина таких обстоятельств не возникало. К сожалению, приходится полагать, что он отдал свое родное, как ему ненужное.
Идеология, строй, политика, система, личности в государстве и все подобные “переменные величины” здесь ни причем. Они для политиканствующих предателей — лишь отговорки, самозащита, оправдание, игры и обман, в большинстве случаев своего рода средства заработать деньги, вид бизнеса. Некоторые приемлют все это, не веря, дают возможность верить другим, но все отлично понимают, что обманувший раз, обманет и в другой. Предавшие и продавшиеся за “тридцать серебряников” всегда презираемы им. Нет людского оправдания, их терпят лишь по нужде спецслужбы.
В итоге — нравственная пустота, тьма, чужой прах в чужой земле порастает чужой незнакомой травой…
Пытался я было найти в книге Калугина и высказываниях сегодняшних дней хоть одно хорошее слово или достойную фразу о его родине России. Увы, к большому сожалению, увидел там лишь плохие слова, обиды и жгучий страх…
Скупо, несколькими штрихами рассказывает Калугин о своих детских, юношеских и студенческих годах. Откровенно говорит, что рос преданным поборником коммунистической идеологии и советской системы государства — увлекался патриотическими книгами Аркадия Гайдара, был активным комсомольцем, готовил себя к работе в системе госбезопасности, усиленно изучая английский язык. Нет упоминания о друзьях тех лет. Все люди, встречавшиеся ему в зрелом возрасте, и даже те, которые способствовали его карьере, обмазаны грязью. Вполне понятно — друзей у предателей не бывает, они опасны, могут узнать лишнее. Не случайно поместил в книге давних лет фотографию близкого ему человека — жены Людмилы, сидящей в поле с закрытыми глазами: мол, согласна ничего не видеть…
Опасаясь невольных повторов, не привожу его многочисленные высказывания о “мечтах по Америке”, “красоте и свободе” тамошней жизни, о беспредельном мраке в России, ее убогости и ничтожности. Удивляться этому после всего узнанного о Калугине не приходится, другого ожидать просто-таки невозможно. Складывается незамысловатый сюжет, что ростки тяготения к богатой и красивой жизни за границей зародились у него в школьные годы, когда изучая язык по глушившимся передачам лондонской Би-би-си и с необъяснимым для этого возраста упорством читая английские книжки, мечтал он стать дипломатом или разведчиком. Говорит, как учил английский именно для этого и овладел иностранным языком после окончания средней школы настолько, что мог уже тогда “стать дипломатом”. Но слишком скучной представлялась ему дипломатическая работа, и он избрал путь разведчика. Со слов Калугина, его отец, узнав о желании сына посвятить себя органам госбезопасности, категорически возражал и настойчиво пытался убедить отпрыска не совершать “глупость”. Но Олег Калугин, вполне обоснованно, не хотел быть похожим на своего отца, мрачного сотрудника органов госбезопасности, потому что тот был тюремным охранником, имел “низшее” образование и средний достаток, жил с семьей долгое время в коммунальной квартире. Затем в 1952 году отец все-таки обратился с просьбой к своему начальству о зачислении Калугина-младшего слушателем в ленинградский Институт иностранных языков МГБ СССР.
Наконец-то осуществилась мечта юношеских лет, и он с первых же дней и с прежним упорством продолжил штудировать английский и другие дисциплины. Институт закончил с дипломом отличника. Впереди разведывательная школа, а затем год в Нью-Йорке. Вот здесь и сработала создавшаяся ранее в подсознание смысловая установка идеала жизни — много денег, комфорт, заграница. Реалии богатой Америки превзошли мечту и подавили остатки имевшейся гражданской позиции. Появилась возможность мечту воплотить в жизнь, предложив свои услуги за деньги богатому противнику. Все казалось быстро достижимым, тем более с его помощью, и он без принуждения пошел на измену. Но близкое превратилось в далекое, потребовались тридцать пять лет страха и огромный риск, балансирование на грани дефолта, между жизнью и смертью, чтобы мечта стала былью. В 1994 году, хотя и со слишком большим опозданием, он ее наконец-то поймал.
