А. Соколов - Анатомия предательства: "Суперкрот" ЦРУ в КГБ
В своей книге Калугин подчеркивает, что он Уокера никогда не видел и находился якобы в этот вечер в помещении резидентуры с Соломатиным. Они вместе оценивали документы, которые принес Уокер. “Мы никогда не встречали такие документы, они слегка напоминали те, которые передавал солдат из АНБ (Липка — А.С.). Сравнив терминологию и гриф секретности, мы пришли к выводу, что документы истинные”, — пишет он. Но Калугина в этот вечер ни в посольстве, ни в резидентуре я не видел. Скорее всего, ему стало известно об Уокере от Соломатина на следующий день, ибо затем в течение нескольких месяцев он обрабатывал его материалы.
Калугин приводит еще ряд деталей, якобы имевших место в тот вечер. В частности, что офицер безопасности Букашев после прихода Уокера позвонил по защищенной линии в резидентуру Соломатину и попросил, чтобы он послал кого-либо из сотрудников с хорошим английским языком для беседы с ним. Работник вроде был направлен и провел беседу. Но в действительности подобной телефонной линии в то время в посольстве не было по соображениям безопасности и ни о каком работнике речи не шло. Вербовочную беседу с Уокером проводили Букашев и я. Букашев владел английским вполне достаточно, чтобы решить те вопросы, которые стояли перед ним — он постоянно принимал посетителей и вполне справлялся со своими задачами. Справился с беседой и в этот раз. Кроме того, в добавление ко всему Калугин пишет, что на Уокера “надели огромное пальто и шляпу, кинули на пол машины между двумя крупными работниками КГБ”. Об “огромном пальто и шляпе” он переписал слово в слово ставшей уже историографией выдумку другого предателя, тоже Олега, но по фамилии Гордиевский, из книги “КГБ”. Сам же добавил: “бросили на пол машины”. Все — вымысел! Цель просматривается вполне определенно — напугать американского читателя книги таким обращением с посетителями в подобных ситуациях уже в российском посольстве, чтобы хоть как-то предотвратить их приход с секретами. Это подтверждается и теми словами, которыми он описывает свое “печальное” впечатление от якобы увиденного им где-то за границей телеинтервью Уокера:
— Я был поражен разрушенной из-за шпионажа против США жизнью Уокера. Тем, что он остаток своих дней проведет в тюрьме, как изгой общества. Итог всех разведывательных игр, в которых Уокер тоже был простой пешкой, — тюрьма и унижение.
Но вот как Калугин оценивает роль Уокера в своей и других карьере:
— Для всех, кто был связан с делом Уокера, оно явилось большой удачей и послужило потрясающим толчком в нашей карьере. Соломатин получил орден Красного Знамени и был назначен заместителем начальника разведки. Юрий Линьков, первый оперативный работник Уокера, был награжден орденом Ленина, второму, работавшему с ним, Горовому присвоено звание Героя Советского Союза. Что касается меня, то я получил престижный орден Красной Звезды. И мое участие в работе с Уокером безусловно явилось значительным фактором в том, что в 1974 году я стал самым молодым генералом в послевоенной истории КГБ.
Не было бы Уокера — не было бы и “самого молодого генерала КГБ”. И для агента ЦРУ Калугина Уокер стал подарком судьбы. Амбиции Калугина, размышлявшего перед телевизором о его судьбе, стали настолько велики, что он даже не смог подумать о том, что обязан этому человеку всей своей удачливой, но построенной опять на обмане, карьерой в КГБ. Не только ордена оказались незаслуженными, но и генеральское звание получил за составление “выжимок” для Центра из материалов Уокера, выдавая эту совсем не генеральскую работу за высокие оперативные результаты. Бывает и так!
Не могу не обратить внимания на факты неправдивого изложения вербовки Уокера, которые позволяют себе некоторые российские писатели-мемуаристы. Отмечу лишь один из них. В частности, Михаил Любимов в книге “Шпионы, которых я люблю и ненавижу” пишет: “Вербовка — это главное, но еще главнее чиновничьи интриги: в результате многолетней работы с Уокером пять человек получили Героев Советского Союза, не говоря уже о горах боевых орденов, ключевая же фигура, его вербовщик Соломатин, получил, как говорится, фиг с маслом”. Но Соломатин получил за Уокера максимально из того, что можно было получить — должность заместителя начальника разведки, звание генерал-майора и высокий боевой орден “Красного Знамени” — совсем не “фиг с маслом”.
Почему так подробно, касаясь даже незначительных деталей, я рассказываю о вербовке Уокера? К этому меня побудили случайные обстоятельства, возникшие после опубликования моей статьи в российской газете “Новости разведки и контрразведки” под названием “Как вербовали Джона Уокера” (№ 21, ноябрь 1997 г.). Ее я приурочил к 30-летнему юбилею вербовки советской разведкой этого выдающегося агента и одновременно в целях опровержения небылиц, витающих вокруг самого процесса вербовки. В статье, в частности, было сказано, что автор книги “Семья шпионов” писатель Пит Эрли некорректно использует интервью Соломатина, данное ему 23 апреля 1995 года, опубликованное в приложении к газете “Washington Post Маgazine” и помещенное в русском издании книги в 1997 году. Отвечая на вопросы Эрли, Соломатин якобы сказал: “…я плюнул на все правила и инструкции и в течение двух часов беседовал с Уокером один на один”. Зная, что Соломатин не беседовал с Уокером, по своей наивности я расценил эти слова как “некорректная фантазия” самого Эрли. Однако дело приняло неожиданный оборот и я оказался виноватым перед американским писателем.
Как выяснилось из моего разговора по телефону с Соломатиным где-то в феврале 1998 года, уже после опубликования статьи, он в действительности утверждает, что беседовал с Уокером и ему “нужно было посмотреть в его глаза, чтобы убедиться, что он не подстава”. Я отметил, что все понимают его “руководящую и направляющую” роль в этом деле, но еще, кроме меня, здравствуют работники, которые подтверждают сказанное в статье о действиях участников вербовки, и которые также хорошо помнят, что с Уокером он не разговаривал и его не видел, так как все время находился в помещении резидентуры. Не буду здесь рассказывать о предпринятых Соломатиным “защитных” шагах и пусть они останутся на его совести, но, вскоре стало очевидно, что он отстаивает, к сожалению, свое кривое видение. Вновь в газете “Новости разведки и контрразведки” Соломатин в статье “Дело Олдрича Эймса: американская версия” пишет: “…Джон Уокер, которого я завербовал в Вашингтоне в 1967 году, нанес куда больший ущерб безопасности США, чем Эймс”. Но этим откровениям уже не поверил даже Эрли. Оказалось, что статья в газете одновременно являлась послесловием к книге Эрли об Эймсе “Признания шпиона”, изданной в России в 1998 году, и слово в слово там помещена, за исключением единственной фразы: “…которого я завербовал в Вашингтоне в 1967 году”. Американский писатель не стал поддерживать не- состоявшийся миф. Можно добавить ко всему сказанному, что Соломатин, будучи резидентом в Вашингтоне, “в поле” ни одного раза не выходил. Правда в разведке — материя тонкая, но порвать ее трудно!
Единоначалие в разведке — принцип основополагающий, но допускающий до принятия решения глубокое обсуждение оперативных вопросов. Решение принимает резидент и от него зависит вынесение вердикта о вербовке, тем более иностранцев-инициативников. Соломатин всегда шел на оправданный риск, который в данных случаях для успеха был просто необходим, и брал на себя всю ответственность за подчас непредсказуемый исход мероприятия. Вспоминаю один случай с приходом в посольство еще до появления Уокера сотрудника американских спецслужб, назову его “Барс”. Он срочно нуждался в деньгах, но сделал ошибку и материалов с собой не принес. Требовалось определить его честность. Оперативный работник линии КР Константин Зотов высказал Соломатину свою положительную оценку и получил “добро” на несколько встреч. Резидент пошел на риск. Запросили разрешение Центра на вербовку и выдачу требуемой суммы денег. Запоздалый ответ поступил отрицательный. Очень нужный агент, наверняка потенциально ценный, не состоялся. Пару лет спустя резидентура пыталась разыскать Барса, но, как выяснилось, разведывательные возможности его оказались к тому времени малопривлекательными. Немногие резиденты шли на риск так смело.
9 февраля 1984 года умер Андропов. Калугин пишет: “Наиболее важным было то, что после смерти Андропова я потерял все надежды на моего покровителя в восстановлении моей карьеры. К середине 1984 года мне стало понятно, что света в конце тоннеля не видно”. И вот здесь может скрываться дата выдачи Уокера американцам. Уокера арестовали 20 мая 1985 года, то есть пятнадцать месяцев после февраля 1984 года. Из них, примерно, семь-восемь месяцев уходит на разработку ФБР лица, на которое поступает информация о шпионаже. Можно предположить, что Калугин передал американцам известные ему данные по Уокеру через односторонний тайник где-то в конце лета или осенью 1984 года, когда все надежды на возвращение в Москву окончательно исчезли. Почему он не передал их раньше? Он сам отвечает на этот вопрос: “Уокер был огромной добычей и я, и Соломатин знали, что если мы плохо сработаем, то это будет конец не только для одного из самых величайших агентов “холодной войны”. Это также будет концом нашей карьеры”. Действительно, об Уокере знали единицы и предателя можно было бы без особого труда вычислить.
