Елена Полюшкина - Моя душа состоялась. Дневник Алены
Неплохой допинг для будущих свершений. Меня надо иногда так «лупить». Но все-таки неравный разговор: во-первых, мне не давали сказать, перебивали, во-вторых, какой может быть спор, если человек абсолютно не понимает моей образности, совсем, обзывает любую, по моему мнению, простенькую метафору изыском. Это разные языки. Обидно, конечно, что пока так мало людей способно назвать своим то, что я делаю. Но я верю, что настанет это время. Возможно, я действительно изменюсь, стану писать по-другому. Кто знает. Я почти уверена, что придет большая легкость и светлость в мои стихи. Но и то, что пишу сейчас, достойно называться поэзией с большой буквы, а не снисходительного похлопывания по плечу. Когда я уходила из редакции, сказала: «Только время даст право называться судьбой». Только оно докажет или опровергнет мою значимость, мое ощущение огромности того, что во мне уже есть, что мне дано, огромности творческого потенциала.
Я меняю смыслы, меняю местами логические положения, обрываю мысль и часто без видимой связи с предыдущей строчкой говорю о совсем другом не от недостатка мастерства и воображения, не от неумения выразить, а от слишком многого в себе, от величины и важности переполняющих меня звуков и красок, предчувствий и отгадок. Не от скудости, а от щедрости. Логика не мысли, но взаимосвязанности чувств и ассоциаций. Пока все это не умещается, быть может, в гармоничность и понятий, и внешних форм (в основном для них, привыкших к классическим формам). Но я же живу, это приходит само.
Но в чем не могу себя упрекнуть, так это в фальши. Красиво? Да, конечно. Но это тоже жизнь. Пусть только моя. Она Вам чужая? Я не в силах ничего изменить. Это Ваши проблемы. Это вычурность? Для меня нет. Это мое видение, мои боль и счастье. Я красиво мыслю? Может быть, это пройдет или останется в чем-то – не знаю, но я – сформировавшаяся поэтическая индивидуальность. Можете не читать. Но за моей поэзией будущее, я знаю.
Простите, все Боги Вселенной, мою нескромность, даже откровенную наглость. Но Вы сами внушили мне эту глобальную уверенность. Я верю в Вас. Это помогает мне быть самой собой и уважать мое творчество, каким бы его ни считали другие.
Я устала от всего: от неудовлетворенности собой как профессионального поэта и театроведа, от бытовых неурядиц в личной жизни, от неопределенности извечной своей жизни, от отсутствия материального благополучия. Хотя последнее наименее значимо.
И все-таки я благодарна судьбе и богам за это счастье быть своей на земле и на небе. И в своем собственном сердце.
Не понимаю, отчего эта легкость страдания. Но бывает и ужасно. Я плачу, плачу, кажусь себе бесконечно одинокой.
Я должна сама придумать и воплотить в реальность свою судьбу. У меня не остается другого выхода. Только сама. С благословения Богов.
7.02. Вот и снова я в Москве. Вихри времени увлекают меня за собой. Две недели жизни в Казани выбили меня из московского ритма. Казалось – никуда я не уезжала. Всегда вот так текла жизнь, ненавязчиво, мягко. Хорошо даже было. Только постоянное напоминание о моей единственной любви мучило. Я ходила по улицам, смотрела на давно знакомые дома и не могла отделаться от ощущения, что чувствую его взгляд, что он тоже проходил здесь, что все вокруг принадлежит ему. И мне.
Неудачные попытки отыскать его след тоже здорово вывели меня из себя. Но в целом я довольна поездкой. Я встретилась с домом, мамой, родными, друзьями. Это очень много для меня.
Завтра в универ. Кажется, я совсем отдалилась от всех этих дел. Не хочется возвращаться и хочется в то же время. Наверное, это счастье. У меня есть своя жизнь.
Все переполняющее меня ежедневно и огромно, и ничтожно. Я с увлечением покупаю косметику, сумочки, смотрю глупые мыльные оперы – и я пишу стихи, езжу в редакции, страдаю и такую глубину ощущаю в себе, что страшно.
Я бесконечно благодарна городу моих солнечных дней, что он принял меня. Вот и сегодня утро ослепительно улыбнулось и поцеловало город в лоб. Москва встретила меня солнечным морозным очарованием. Моя вечная весна, «фиалковые заросли строчек непрошеных».
Много разного хочется. Очень много и в разных областях. В меня не умещается размах этих замыслов и надежд, и я не в силах писать связно.
Как-то ко мне относятся Боги сейчас?
И слышу тут же их голоса. Они рядом. Значит, можно оставаться в своем будоражащем и беспутном настроении.
И что, что, что случиться скоро или не очень? Я теряю всякое представление о смыслах и нормах. И в то же время уверенней и тверже моя жизнь. Какая необратимая странность!
Я должна добиться материального благополучия, чтобы в этом отношении не было препятствий. И тысячу раз понимаю, что не покорю его своим безупречным внешним видом, нужно что-то большее. Благословение Судьбы? Я, наверное, надоела ей своим бесконечным любовным лепетом. Но ломать себя – не получается. Живу творчеством, изнемогаю от безнадежности и необратимости любви. Сколько это протянется? Сколько угодно Богу.
Все снова то же? Я вроде как дома. Ловлю себя на мысли, что мне уже уютно и привычно здесь. Неужели может когда-нибудь кончится мой московский рай? Возможно, из этой квартиры я уеду, но будут же другие. Будут же.
Налаженная и сумбурная одновременно, взрослая и не по-взрослому легкомысленная жизнь.
Как теперь сложится она? Что ждет, и чего ждать? Повторы вряд ли возможны. Первая весна в Москве на законных правах. Господи, хоть какую-то весточку о предстоящих цветах радуги, хоть намек, хоть оттенок от будущей палитры дат и событий.
8.02. Первый поход в универ – и занятие по худ. критике. В. М. очень мил. И М. смягчилась. Будто не было этих ужасных обидных слов, никто никого не отчитывал, и все течет своим ходом.
Завтра начинается показ спектаклей Фоменковского курса. М. завела с В. М. разговор про меня, про работу на «Обезьянок». Опять сказала, что нужно показать. В. М. попросил принести в пятницу. Если снова начнется тянучка с обещаниями и забываниями, гадко. Я снова говорила о своей любви к театру, желании писать о нем и навязчивой идее познакомиться с ними, т. к. сама подойти, с улицы и сказать: вот она, я, – боюсь, не решаюсь. М. на это ответила, что с моей внешностью можно подходить к кому угодно. Но это слишком лестно, она преувеличивает. Но я благодарна ей за то, что она запомнила мою работу и поняла, почувствовала, что именно мне нужно.
Я ведь действительно не удовлетворена своим положением, как в группе, так и в профессии. Мне хочется осуществиться вниманием других. Мне непременно нужен отклик, желательно, приятный. Конечно, хочется нравиться.
«Сосулька» сегодня читала работу на фильм Бергмана «Земляничная поляна». Замахнулась. Работа слабенькая, описательная, рационалистическая, что заметили все. Откровенно не адекватно замыслу и силе этого фильма. Да что о ней говорить, мне всегда было ясно с ней.
A. устроилась на работу в «Учительскую газету» театральным рецензентом. Я почему-то так рада за нее. Она будет в специальном разделе давать небольшие комментарии к спектаклям, небольшие аннотации. Неплохая практика. Завтра будет газета с первой ее «писаниной». Принесет. Без экзальтации, без безумств. Сплошное без – (образие). Образы моих сомнений. Посмотрим, что будет дальше, «колесо истории пущено».
Я чувствую приближение судьбы. (Все это на пониженных тонах, значительно.) Мне не хватает, как всегда, терпения. Я хочу сразу и многого. Вот А. понемножку, а устроилась. Пусть это пока не так блистательно. Но уже что-то. Я совсем, впрочем, не завидую. Я снова спокойна за себя.
B. вернулась из Англии. Рассказывает о посещении театров. Все кажутся теми же, что и раньше. Только я себе кажусь совсем другой, новой. Несколько непривычно в изменившемся самочувствии. Но и приятно.
Перечитала рецензию на «Город мышей». Странное раздваивающееся состояние. Вроде все то же, а мне уже не хватает чего-то. Может, действительно, лучше не заниматься не своим делом? И тут же желание писать. Я снова сомневаюсь в себе, и уверена в себе. И не понимаю, что происходит. Неужели все-таки я ошиблась, спрашиваю себя на новом этапе, при новых восприятии и представлениях о нормах. Мне ведь не нужно: кое-как написала что-то – и сойдет. Мне необходимо: если писать, то знать, что это в самом деле достойно быть названным творчеством. Не меньше. Подражать кому-то тоже не способна. К чему? Высокий профессионализм заслуженных критиков убеждает. Надо тоньше разбираться в себе, что и пытаюсь делать.
У меня нет такой же твердой позиции, что в поэзии, потому что в отношении критики я не уверена на все 100 %. Нет еще стойкости, да и самих понятий о лучшем, о только моем и правоте выбранного мной пути.
Тем не менее, настроение бодренькое. Даже успокоившееся. И как всегда бывает в такие моменты, мысль ленива, и писать не хочется.
