Павел Карабущенко - Элитология Платона
Если бы Поппер действительно хотел бы критиковать элитологию Платона, то он тогда должен был бы сосредоточить все свое внимание на дискредитации «символа пещеры», опровержении системы элитарного образования и доктрины сверхчеловека, а не ограничиваться критикой его политической философии. Всю социальную философию Платона необходимо поэтому рассматривать не через призму теории тоталитаризма ХХ века, а через призму теории аристократизма IV в. до н. э., при этом акцентируя свое внимание на антропологической части этой элитологической концепции.
Далее. Надлежит помнить, что элитолог элитологу рознь. Есть элитологи-элитаристы, такие, как В.Парета, Г.Моска, Р.Михельс, а есть элитологи-элитисты, такие, как Н.Бердяев, Х.Ортега-и-Гассет, К.Мангейм, т. е. те, кто занимались элитологией, не будучи сторонниками идеологии господствующей политической элиты. Платона следует отнести все же к элитологам-элитистам, хоть он и был ярым приверженцем идеологии аристократизма, но это была идеология не правящей элиты, а, так сказать, элиты идеального типа. В большинстве своем, Платон элитолог-ученый, а не элитолог-политик. Напомним, что к реальной политике в своих родных Афинах он даже и не помышлял приближаться. Достаточно было с него правления афинских олигархов и сицилийской эпопеи. Поппер вообще забывает, что Платон — сторонник не олигархии, а аристократии. В Афинах господствовала же демократия, при которой этот полис и потерял свою былую значимость. Поэтому уход Платона в науку есть его ответ на те негативы, которыми страдала современная ему демократия. Напомним, что в такой же вточности позиции был еще один элитолог античности аристократ Гераклит Эфесский. Судьба Платона буквально повторяет его жизнь. То, что Платон рабовладелец, так это печать всей эпохи, в которой он жил. Но рабство для него больше всего этическая и интеллектуальная категория, чем политическая программа. Рабство — это невежество и крайняя низость (Политик,309а). Гораздо сложнее обстоит дело с рабовладением, ибо «вопрос о рабах труден во всех отношениях» (Законы,776с). Рабы — это особая «природа людей», душа которых лишена всякого здравого смысла (Там же,776е). Если Платон тоталитарен лишь потому, что был рабовладельцем, то какова тогда вся античная должна быть демократия? Обвинять на этом основании всю Античность в тоталитаризме, все равно что винить современную эпоху в табакокурении. Попперу не нравится в Платоне именно то, что тот предупреждает своих современников в угрозе восстания масс и разрушении всей античной культуры. Открытое общество Поппера — это господство среднего человека и диктат его ценностей тем, кто в культурном плане выше: аристократичней. Платон антагонист именно массовой культуры, Поппер — враг культуры элитарной. Массовая культура, по Платону, понижает человеческое достоинство, толкает его в противоположную сторону от совершенства. Элитарная культура для Поппера — запреты и привилегии избранного рафинированного меньшинства, замкнутого в своей страте. Говорить о достоинствах и недостатках этих двух позиций, значит, подымать огромный пласт социокультурных проблем и уводит нас в отдельное специальное исследование. Местами Поппер выглядит просто поверхностно, неубедительно и даже делетантски простовато. Его чары «открытого общества» не столь основательны как чары аристократизма Платона. Если платоновское общество и можно обвинить в утопическом тоталитаризме и аристократизме, то попперовское открытое общество больно фиктивной демократией и империализмом. Вся теория этого общества построена у Поппера на критике. Собственно говоря, книга «Открытое общество и его враги» в большей мере посвещена описанию не самого этого общества, а рассматривает исключительно творчество его врагов. Попперовский «критицизм» идеологически иррационален и сам подлежит такой же тщательной критике. Если Поппер повнимательней читал бы Платона, то у него не возникло столько вопросов относительно его социальной философии. Но он так же, как и Гитлер, был поверхностно знаком с элитологическими теориями Античности, что, с одной стороны, наложило свой негативный отпечаток на их позиции по данному вопросу, а, с другой, сделало их соучастниками по лискредитации платоновской элитологии. В своих премах критики Платона Поппер имеет куда больше сходств с оголтелой идеологией Гитлера, чем «выявленное им идейное родство» первого нациста и древнего грека.
Некоторые исследователи и интерпретаторы творчества Поппера утверждают, что «философию Поппера можно либо принять и развивать, либо отвергать, но в последнем случае следует представить альтернативный, «фальсифицирующий» вариант». Сами эти апологеты этого, разумеется, не собираются делать. [382] С нашей точки зрения, такой «альтернативой» является современное понимание платонизма (постплатонизм), как философии избранности, как одной из форм элитологии. Этот суперплатонизм — самая удачная альтернатива попперизму, альтернатива, с которой этот миф ХХ века ничего поделать не может. Постплатонизм показывает всю импотенцию социальной философии Поппера в самом конце ХХ столетия.
Было бы наивно ожидать после всего этого даже самых дежурных извинений со стороны «попперистов» за клеветнические измышления своего лидера в адрес старика Платона. Успокаивает лишь то, что оба они уже в ином мире и имеют возможность, наконец-то, решить свой спор о «друзьях и врагах открытого общества»… весна — лето 1997 года, Астрахань
Заключение
Элитология Платона — одна из самых загадочных и мало еще изученных тем его философского наследия. Первый опыт по анализу этой проблемы, может лишь поставить вопрос о степени ее актуальности, но не ответить на все интересующие исследователя вопросы. Многое еще предстоит сделать и нет уверенности в том, что когда-нибудь этот вопрос раз и навсегда будет закрыт в философии вообще. Ясно лишь одно, перед нами начало большого и весьма трудного пути познания явления, которое выступает определяющим в общественном и индивидуальном сознании истории всего человечества. Элитология, как самостоятельная общественная научная дисциплина, еще ждет своего часа и настоящее исследование — исследование ее исторических истоков, исследование ее такой, какой она была две с половиной тысяч лет назад в умах наших далеких гениальных предков, аристократии духа эпохи зарождения самой европейской цивилизации — может помочь обрести ей свое Я.
Основной задачей данной работы являлась попытка проследить, как, при каких обстоятельствах и в какой форме в сознании самого гениального грека всех времен и народов, происходило зарождение и становление идеи избранности. Хотя мы так и не ответили на вопрос «был ли у Платона окончательный вариант элитологического учения или мы имеем дело всего лишь с различного рода отдельными высказываниями, не имеющими внутреннего концептуального единства», но стало ясно одно, что он осознанно шел на разработку самой этой темы, искал пути ее теоретического обоснования и даже практического применения. Платоном было собрано и проанализировано немало ценного материала, отражающего историю развития античного представления об избранности в предшествующий ему период. И в этом качестве, в качестве элитолога-исследователя, он весьма преуспел и создал хорошую теоретическую базу для построения собственной элитологической системы. Являясь аристократом по рождению, он стал аристократом по духу, совместив в себе и родовое предание и философское миропонимание, что удавалось практически осуществить крайне редко. В этом есть исторический подвиг Платона. Его «жизненная драма», о которой писал Вл. Соловьев и «трагическая судьба его объективного идеализма», о которой говорит А.Ф.Лосев, могут являться лишь следствием этого счастливого стечения обстоятельств его жизни. Все трудности жизни Платона можно выразить одной грибоедовской фразой: «горе от ума»! Ум Платона был действительно велик не только для его Афин, но и для всей Эллады в целом. Трудно жить среди людей, которые находятся ступенью ниже гения и не осознают при этом своего «ничтожества». Всю жизнь Платон пытался объяснить своим современникам этот фатальный разрыв их действительности. Поняли ли они его? Поняли, но не все, а лишь те, кто, как и сам Платон, проник в мир его высокой философии. Платона поняла лишь элита духа, для которой он и писал всю свою жизнь. Писать для масс было и бесполезно, и небезопасно. Демос жил для совершенно иного. Ему философия была не нужна, как ненужной она остается и сегодня для 99 % человечества.
Для чего тогда вообще нужна элитология? Будить совесть элиты? Но если демос не будет знать о бытии элиты с научной точки зрения, то со временем элита превратится в касту вырождающихся индивидов, находящихся в тени своих великих предков. Поэтому элитология нужна как для самой элиты, так и для демоса. Самое важное, на наш взгляд, наблюдение, сделанное элитологами за последнее время, было то, что элитология вырвалась из объятий политики и повернулась лицом к антропологии. И в этом ей помог все тот же Платон, элитология которого незаслуженно ограничивалась его исследованиями одной лишь социальной философии. Если мы примем во внимание, что наравне с социальной элитологией, изучением которой активно занимаются политология и социология, существует еще и антропологическая элитология, открытая для философии, этики, культурологии и психологии, то станет очевидно, что эти две элитологии должны быть составными частями единой элитологической науки. И элитология Платона яркое тому доказательство.
