Виктор Кожемяко - Время борьбы
– Да, уж тут было не до олимпийского спокойствия. «Сезон политического бандитизма» – так назвал я тогда одну из своих статей в «Правде», и этому бандитизму надо было решительно, активно противостоять.
Семигина я узнал, работая в Координационном совете НПСР. Уже там пришлось очень серьезно выяснять с ним отношения. А 6 марта 2003 года на пленуме ЦК меня избрали членом Президиума Центрального Комитета, и это ещё больше повысило мою ответственность за сохранение партии, её идейного и организационного единства.
– Хочу остановиться как раз на вашей работе в Президиуме ЦК и вообще на его деятельности как коллективного органа. Одно из обвинений семигинско-потаповских фракционеров в адрес руководства партии состояло в том, что никакой коллективности руководства на самом деле нет, что Зюганов «приватизировал» партию, всё решает единолично и т. п. Что можете сказать на сей счет?
– К реальности это отношения не имеет. Если говорить о Президиуме ЦК, где я уже три года, то у нас в ходе обсуждения того или иного вопроса нередко возникают разногласия, происходит острая дискуссия, и мнение коллективное складывается из сопоставления разных мнений и точек зрения.
– А если не складывается?
– Тогда переносим принятие решения на другой раз. Идет дополнительная работа по изучению проблемы.
– Значит, вы не считаете, что Зюганов «давит» и навязывает своё, игнорируя товарищей?
– Нет, конечно. На пленумах Центрального Комитета вы и сами имеете возможность его стиль наблюдать. Президиум тоже работает как подлинно коллегиальный орган.
– А могли бы привести пример своего личного вклада в работу Президиума? Какой-то факт, когда ваше предложение было принято, реализовано и в результате у вас осталось чувство удовлетворения...
– Ну, например, по моему предложению Президиум принял в сентябре 2003 года важное, как я считаю, постановление «Об основных принципах отношений КПРФ с союзниками и попутчиками». Продиктована была эта моя идея уроками, полученными в НПСР. Горькими уроками, которые дорого нам обошлись. Потому идею Президиум поддержал. А затем мы с Валентином Степановичем Романовым работали над проектом постановления, в него вносились уточнения, изменения, дополнения. В итоге этот документ, на мой взгляд, сыграл свою роль в преодолении кризиса, который изо всех сил старались создать для нашей партии её противники.
– А теперь о том, как видится вам сегодня состояние науки в нашей стране и её будущее.
– Если сказать в общем, то состояние сверхплачевное, и это, по-моему, всем известно. Конкретно могу проиллюстрировать кое-что опять на примере моего Октябрьского района – района науки. Здесь президиум Академии наук, десятки академических институтов, но, кроме того, была мощная прикладная наука. Например, в области станкостроения. Здесь находился ЭНИМС – Экспериментальный научно-исследовательский институт металлорежущих станков. Он разрабатывал станки, которые потом внедрялись в производство на знаменитых станкостроительных заводах «Красный пролетарий» и имени Серго Орджоникидзе, находившихся здесь же. То есть в Октябрьском районе существовала в комплексе вся система – от науки отраслевой до производства. Замечу: очень конкурентоспособного производства!
А что мы видим сейчас? На месте завода имени Серго Орджоникидзе – торговый центр. Завод «Красный пролетарий» тоже прекратил свое существование на этой территории.
– И что на его месте?
– Какой-то бизнес-центр... Ну и, конечно, наука стала не нужна. Институт приватизировали, и он деградировал. Оставался еще какое-то время завод «Станкоконструкция», который был базовым при институте, но теперь прикрывают и его. Наш депутат-коммунист в Московской городской думе Сергей Никитин обратился по этому поводу с запросом к Лужкову. Однако боюсь, что уже поздно. Вот были бы коммунисты раньше в Мосгордуме и было бы их большинство – может, удалось бы спасти отрасль, где во многом мы лидировали.
К сожалению, таких примеров, как я привел, – десятки.
– Хорошо, что хоть Академия наук пока сохранилась...
– Но переживает очень тяжелое время. И вынуждена постоянно ощущать над собой секиру опасных «инициатив» правительства.
Главное, на мой взгляд, состоит в том, что власть не способна (да и не хочет!) поставить масштабные задачи перед Академией, и наука для этой власти – просто обуза. Не случайно же такое финансирование, при котором все расходы на науку скукожились у нас до 0,3 процента валового внутреннего продукта, тогда как в европейских странах ниже двух процентов эти расходы не бывают.
Вот буквально сегодня слышу по телевизору, что в Германии правительство выделяет еще 6 миллиардов евро на высокие технологии. Дополнительно! Стало быть, там находят задачи для науки – при капитализме, но находят. А у нас никаких задач нет.
– Дожили, что называется.
– Я думаю, только общественное мнение не позволяет нынешней власти сразу, в одночасье, угробить всю нашу науку, которая ей, власти, абсолютно не нужна. Ну и умирает наука медленной смертью, потому что нет ни финансирования, ни реальных запросов.
– Можно в каких-то цифрах это показать?
– По-моему, самые показательные цифры – это возраст ученых. В Академии средний возраст доктора наук – почти 62 года, кандидата – более 50. Возьмем в нашем институте хотя бы отдел, где я работаю. Из десяти человек только один моложе меня, а мне 54 года. Средний возраст научных сотрудников – около 70 лет. И если они уйдут, им нет замены. Авторитет российской науки держится сейчас на пенсионерах.
– Молодежь в науку не идет?
– Идет очень мало. Это не престижно, не оплачиваемо, бесперспективно – вот как молодые смотрят. Да оно и понятно. Когда я за рубежом говорю, что у нас зарплата профессора вдвое меньше, чем средняя по Москве, там не верят. Но это же факт!
Вот я сейчас возглавляю общественное движение «За возрождение отечественной науки»...
– Нельзя ли конкретизировать задачи этого движения?
– Основная задача – вернуть науке её авторитет. А для начала – выработать чёткие предложения.
– Власти?
– Скорее, обществу. Потому что от нынешней власти, как я уже сказал, ничего хорошего ждать не приходится. Это люди, поставленные для того, чтобы играть роль декорации, прикрывающей дальнейшее разрушение. Если раньше они, тот же министр Фурсенко, действовали более откровенно, то теперь вынуждены менять риторику. Ведь люди смотрят и думают: что же происходит? Наука во всем мире нужна, востребована, а у нас... Вот сверху и пускают в ход показушную фразеологию, создавая видимость, будто о чем-то заботятся и что-то хотят делать.
– Обещают зарплату ученым повысить...
– Даже если в какой-то степени выполнят обещание, этого недостаточно. Советский и зарубежный опыт говорят о необходимости зафиксировать на государственном уровне высокий статус ученого, как минимум, приравняв его к статусу государственного чиновника высокого ранга. Обеспечить ученым постоянную занятость, определенную независимость от администрации, достойную пенсию. Создать государственный орган с широкими полномочиями, отвечающий за формирование и реализацию приоритетных проектов, основанных на достижениях науки. Этот орган должен распоряжаться «бюджетом развития», ставить задачи перед руководством РАН и других академий, непосредственно взаимодействовать с научно-исследовательскими институтами.
– Борис Сергеевич, при том огромном объеме партийных, общественных дел, которыми вы в последние годы заняты, остается ли время для собственной научной работы? Как всё это совмещаете?
– Конечно, совмещать нелегко, но так интереснее. Стараюсь создавать себе какие-то периоды, когда сосредоточиваюсь на проблемах научных. Например, была у меня не так давно двухмесячная командировка, и там удалось решить задачу, поставленную почти шестьдесят лет назад.
Или ещё. Занялся финансовой математикой, то есть решил разобраться, что такое рынок с точки зрения математики. Это не совсем мой профиль – больше относится к теории вероятностей, а я в основном занимаюсь математическим анализом, геометрией. Но привлек известных ученых, и они сильно продвинулись в этой области – можно сказать, вышли на передовые мировые позиции.
Однако попытки предложить власти результаты нашей работы успеха не имели. Хотя результаты эти могли бы принести немалую пользу обществу. Скажем, пенсионная реформа приходит у нас фактически к банкротству. Между тем расчётом пенсионных схем занимаются во всем мире специалисты-математики. Мы таких специалистов подготовили. К сожалению, многие из них уже уехали за границу. По нашей просьбе еще десять лет назад президент Академии наук Ю. С. Осипов обратился в правительство. Никакого эффекта! Почему? Да потому, что не нужен им объективный анализ, не нужны независимые эксперты.
